Перспективы развития социума - Сергей Шавель

Вместе с тем, несмотря на столь богатое и детальное членение, кантовская классификация воображений не свободна от противоречий и спорных моментов, некоторые из которых дискутируются до сегодняшних дней. Прежде всего это касается учения об априорных формах познания. Заявив, что человек обладает априорным, т. е. доопытным знанием, и отказав последнему в каких-либо опосредованиях опытом, Кант не попытался ответить на вопрос о происхождении таких знаний. Ведь, казалось бы, наблюдения за маленькими детьми показывают, что они осваивают окружающий мир путем проб и ошибок, позже на вербальной стадии – приобретают знания от родителей, учителей и т. д. Наука того времени не могла даже поставить проблему априоризмов. Кант, собственно, решал философскую (гносеологическую) дилемму: сознание человека при его рождении представляет собой tabula rasa, т. е. чистую доску или же оно содержит какие-то врожденные идеи (знания). Поскольку оба эти варианта несостоятельны, то Кант предложил в своей терминологии третью позицию. Согласно ей, априоризмы – это не знания в их семантической определенности, а формы знания, т. е. организационные схемы, функциональные структуры и когнитивные принципы, благодаря которым только и возможно правильное человеческое познание.

Априоризмы многократно изгонялись из науки и философии, но они вновь и вновь возвращаются. Так, лауреат Нобелевской премии, биолог К. Лоренц говорит о них как о «великом и фундаментальном открытии Канта»: человеческое мышление и восприятие обладают определенными функциональными структурами до всякого индивидуального опыта»[36]. Сегодня можно поставить и тот вопрос, от которого уклонился Кант: «Откуда же взялись эти структуры?» Для биолога-эволюциониста ответ очевиден: они унаследованы от предков, исторически выработались в процессе адаптивной эволюции как биологического вида. «В то время как традиционная философия, – отмечает В. Г. Борзенков, – рассматривала в качестве субъекта познания исключительно зрелого образованного европейца, эволюционный подход предполагает поиск генетической обусловленности этих способностей, их дифференциации, актуализации в процессе онтогенеза, филогенетических корней и т. д.»[37].

Из современных разработок, близких к кантовской доктрине априоризма, приведем в качестве примеров три следующие: а) теорию архетипов Карла Юнга (1875–1961), б) учение о лингвистических универсалиях («Генеративная лингвистика») Ноэма Хомского (родился в 1928 г.), и в) Концепцию опережающего отражения П. К. Анохина (1918–1974).

Согласно теории Юнга, архетипы (буквально «первичные образы, модели») – это наследуемая часть психики, образцы, предрасполагающие людей воспринимать, переживать и реагировать на события определенным образом. Архетипы, как «врожденные идеи или воспоминания»[38] презентируют содержание коллективного бессознательного. Как известно, последний термин, а также оригинальное толкование Юнгом либидо – не как только сексуальной энергии, а как творческой жизненной потенции личностного роста, – стали «яблоком раздора» между 3. Фрейдом и К. Юнгом. «Коллективное бессознательное, – по словам Л. Хьелла и Д. Зиглера, – представляет собой хранилище латентных следов памяти человечества… В нем отражены мысли и чувства общие для всех человеческих существ и являющиеся результатом нашего общего эмоционального прошлого»[39]. Как говорил сам Юнг, «в памяти есть область, в которой хранится опыт предшествующих поколений», образованный совокупностью архетипов. По этому поводу психолог В. Н. Колесников резонно заметил: «Но мы привыкли думать, что вспомнить можно только то, что сам видел, но забыл»[40]. Не случайно авторы известного словаря отметили: «Юнговское понятие архетипов сформулировано в традиции платонизма, согласно которому идеи присутствуют в разуме богов и служат моделями всех сущностей человеческого космоса. Понятию архетипа предшествовали также априорные категории восприятия Канта и прототипы Шопенгауэра»[41]. Символом наиболее важного архетипа «Самости» (единства и целостности личности) является, по Юнгу, мандала-санскритское название «магического круга», т. е. сложной фигуры с квадратом в круге или круга в квадрате. Другие архетипы, такие как Персона, Тень, Мудрец, Анима (женское начало в мужчине), Анимус (мужское – в женщине) и т. д., имеют свою символику, соответствующую их предназначению. Для нас важно отметить, что теория архетипов приобрела большую популярность и влияние на интеллектуальную общественность не столько характером априоризма (врожденности и наследования) в ней, сколько идеями духовной связи человечества, единства и преемственности поколений. Эти идеи впервые были выдвинуты философией «русского космизма» в таких категориях, как «соборность», «общее дело», позже – «ноосферность» и др. К сожалению, западная мысль, работающая и сегодня в основном в рамках «методологического индивидуализма», не восприняла их, а революционные потрясения в начале XX века сделали невозможным творческое развитие данного направления и на Родине. Юнг и его последователи не упоминают о российских предшественниках в широком социогуманитарном плане, сосредоточиваясь на психологической стороне архетипов и других категорий. Юнг, как известно, избежал обвинений в поддержке нацизма и был реабилитирован, что продлило его творческую жизнь еще на 16 лет. Но сегодня возрастает потребность в анализе социологических и философских аспектов поставленных им проблем, особенно в связи с глобализацией и повышением конфликтности современного мира. Крайне важно также раскрыть объективную связь теории архетипов и других тем аналитической психологии Юнга с логикой мысли русского космизма. Эту задачу, по-видимому, наиболее успешно могут решить отечественные исследователи.

Заслуживает внимания идея лингвистических универсалий, выдвинутая американским социолингвистом Н. Хомским. Сравнив четыре тысячи языков народов мира, он обнаружил, с одной стороны, их существенные отличия друг от друга звуками и символами, с другой – сходство по синтаксису, т. е. способу сочетания слов в предложении, а значит, по форме мысли. С его точки зрения это обусловлено «глубинными структурами», в основе которых лежат укорененные в человеческой психике и мозге «врожденные настройки». Они то и определяют правила («схема универсальной грамматики») образования «наполненных значениями предложений и объясняют переводимость одних языков на другие»[42].

В этом, далеко не беспредметном, споре нетрудно заметить расхождения, источником которых являются разные понимания природы знания. При сугубо рационалистической трактовке знания (позитивизм) как логически правильного дедуктивного вывода или индуктивного обобщения чувственных и/или экспериментальных данных врожденным оно быть не может. Более того, все вне- и доопытные сведения, не укладывающиеся в рациональную схему, к знанию не причисляются. Тем самым из совокупного тезауруса исключаются здравый смысл, интуиция, суждения вкуса (И. Кант), метафизические трансцендентные и ценностные умозаключения. Но если к знанию относят любые когнитивные формы (мнения, убеждения, верования и т. д.), которые способствуют правильной ориентации в мире и оптимизации решений в ситуации выбора, то ответ не столь очевиден.

Под опережающим отражением понимаются некоторые когнитивные акты относительно объектов (явлений), которые актуально не присутствуют в познавательном поле (в сфере чувственного восприятия), хотя могут быть представлены в нем виртуально. Факты такого отражения широко известны по наблюдениям над животными. А. М. Коршунов писал: «Опережающее отражение у животных связано либо с врожденными программами – инстинктами, либо с программами, приобретаемыми в ходе индивидуальной жизнедеятельности, – пожизненно формирующимися функциональными системами»[43].

У человека опережающее отражение проявляется в формах целеполага-ния, воображения, проектирования, инновационной деятельности, вообще во всем и везде, где требуется не просто репродукция, производство по шаблонам, а творческий подход. Однако, несмотря на повседневную представленность феноменов опережающего отражения, его природа длительное время оставалась невыясненной, а категориальный статус – неопределенным. Выдающийся русский физиолог П. К. Анохин (1918–1974) раскрыл физиологический механизм опережающего отражения и показал, что оно является регулятором становления и развития любой функциональной системы.

Согласно традиционной модели, идущей от Декарта, рефлекторная деятельность является целенаправленной и адаптивной. Но возникает вопрос: как организм узнает о том, что желаемая цель достигнута? «Весь имеющийся в арсенале нашей нейрофизиологии материал, – писал П. К. Анохин, – не может дать нам ответа на этот вопрос… Нет никаких видимых с обычной точки зрения причин, почему одна из афферентаций стимулирует центральную нервную систему на дальнейшую мобилизацию рефлекторных приспособительных актов, а другая – наоборот, останавливает приспособительные действия»[44]. В поисках ответа были введены новые термины, приобретшие впоследствии общенаучное концептуальное и методологическое значение. Это «обратная афферентация», ставшая прообразом обратной связи в кибернетике (афферентация (лат. afferenc – приносящий) – возбуждение, передаваемое по нервным волокнам от иннервируемых тканей к центральной нервной системе); «акцептор действия» (от лат. acceptare – принимать, одобрять) – контрольный аппарат в нервной системе, основанный на сильном наследственном безусловном рефлексе и связанный с условным раздражителем; «опережающее отражение» – «заготовленный комплекс возбуждений», существующий в организме до того, как оформился сам рефлекторный акт. Организм узнает о достижении цели путем сравнения информации, поступающей по каналу обратной афферентаций с заготовленным комплексом возбуждений. В случае несовпадения возникает необходимость в дальнейшей мобилизации рефлекторных актов, т. е. продолжения действия. Заготовленный комплекс состоит из генетической программы и следов прошлого опыта. Это и есть физиологическая основа опережающего отражения, благодаря ему организм «знает» цель и, соответственно, стимулирует или останавливает рефлекторные действия. Кроме того, он заранее «умеет» дифференцировать раздражители (стимулы), четко выделяя те, которые соответствуют наследуемым безусловным рефлексам.