Красная королева - Генри Кристина

– Что? – спросил он, выпрямившись.

Падальщик оглянулся, заметил, как близко подошел к нему Тесак, и улетел прочь.

– Кубышка, – показала Алиса на труп.

Теперь, поняв, что это, Алиса различала обугленные очертания кроличьего уха, тонкие девичьи ребра и округлость почерневшего ботинка.

– Не так это должно было кончиться для них, не так. – Горе Алисы грозило выплеснуться наружу, разлиться по пустоши, накрыть трупы тех, кто хотел найти лучшую жизнь. – Они должны были обрести счастье среди зеленых полей.

«Все напрасно», – подумала Алиса. Их страдания, их побег. Внезапно она почувствовала, что ни у нее, ни у Тесака, в сущности, нет надежды.

– Мир пожирает нас, жует и проглатывает, – сказал Тесак, точно прочитав ее мысли. – Думаю, счастливый конец – это просто случайность.

– Но мы же все равно на него надеемся. – Алиса с грустью вглядывалась в то, что осталось от лиц девушек, которые тоже надеялись на счастливый конец.

«И прежде всего мы надеемся, что умрем не столь ужасной смертью».

Они зашагали дальше, оставив позади останки гигантского кролика и девушек. А как иначе? Алиса попыталась оставить позади и печаль, но та накрепко въелась в ее сердце.

К рассвету третьего дня Алису уже откровенно тошнило от пустыни, и тут уж не имело значения, была ли она создана природой или человеком. Было жарко и сухо, и солнце палило безжалостно. Увидь Алиса луч солнца в Старом городе, ее бы охватил неописуемый восторг, но теперь ей жутко хотелось, чтобы хотя бы одно облачко заслонило их от этого бесконечного света.

Каждый день они ложились спать, когда солнце стояло в зените и любое разумное существо пряталось от него. Длиннозубые «горностаи» их не беспокоили, хотя некоторые из них время от времени шли по следам Алисы и Тесака, с любопытством принюхиваясь.

И каждую ночь небо неизменно озаряла странная вспышка, хотя загоралась она всякий раз в разных местах. Чем дальше они продвигались на восток, тем больше свет смещался за их спины. Загадочные люди на летающих машинах больше не появлялись. Алиса гадала, были ли они причиной этого непонятного света или же, наоборот, искали его источник.

Взобравшись на холм, один из немногих, попавшихся им на пути, Алиса остановилась рядом с Тесаком.

Мужчина поднял руку, указывая на то, что, очевидно, считал галлюцинацией.

– Это что, взаправду? – спросил он.

Алиса заморгала, но галлюцинация никуда не делась.

С холма, на котором они стояли, открывался вид на небольшую долину. Где-то на полпути вниз по склону поле пепла резко обрывалось, словно остановленное невидимой стеной. Дальше были зеленая трава, и благоухающие сосны, и цепь холмов, тянущаяся к далеким, нахлобучившим снежные шапки горам.

Через маленькую долину вился серебристо-синий ручей, возле которого стояли рядами аккуратные, похожие на кукольные, домики. Из труб тянулся дымок, несущий запахи готовящегося завтрака.

– Ты это видишь? – спросил Тесак.

– Да, – с облегчением выдохнула Алиса.

Ей уже казалось, что они никогда больше не увидят воды, не заснут там, где нет пепла. Она и забыла, каково это – смотреть на мир, когда глаза не забивает песок, или дышать, не вдыхая при этом крохотные частицы пыли. Она страшно вымоталась и была слишком голодна, чтобы побежать вниз по склону – и наверняка бы, упав, расквасила нос, если бы попыталась, – но, спускаясь, она все же ускорила шаг – как сумела.

А Тесак вырвался вперед, как всегда словно и не замечая усталости и голода. Добравшись до ручья, он швырнул мешок на берег и, ринувшись в воду, окунулся в нее с головой и принялся плескаться, как радостный пес.

Алиса, безусловно, понимала, насколько она грязная, и ей было неловко, но в то же время она с опаской поглядывала на расположившуюся поблизости деревеньку. Ее обитателям может не понравиться, что два незнакомца плавают в их водоеме.

Она опустилась на колени и, окунув руку в ручей, поднесла ко рту пригоршню воды. Чистой, прохладной, восхитительно вкусной. Алиса никогда не пила ничего подобного, даже когда жила в Новом городе. В одном глотке словно бы собрались разом талый снег, сладкий мед, летние цветы и осенний ветер. А ей так хотелось пить. Лакать, хлюпать, захлебываться, окунув лицо в ручей, – и пить, пить, пить, пока не раздуется, как паук, насосавшийся соков множества мух.

Но Алиса знала, что так у нее лишь разболится живот, особенно после стольких дней без нормальной еды и питья. Так что она ограничилась несколькими осторожными глотками, только чтобы избавиться от жуткой сухости в горле. Потом она умыла лицо, руки и шею и плеснула немного воды на волосы, надеясь, что ее запах не оскорбит никого из обитателей деревни, которых им доведется встретить.

Впрочем, амбре, которое источал вылезший из ручья и плюхнувшийся на берег Тесак, никуда не исчезло, хотя он и окунулся целиком. От одежды его поднимался пар вместе с кислой вонью, наводя на мысли о собаке, только что искупавшейся в сточных водах, текущих вдоль тротуаров Старого города.

Какое-то время они просто лежали на солнце, наслаждаясь прикосновениями ветерка, гладящего их лица и волосы, теплыми запахами зелени и уютом черной земли, на которой все растет, а не гибнет. Потом Тесак сел, ноздри его раздулись, и секундой позже Алиса тоже уловила аромат.

– Хлеб, – выдохнула она благоговейно.

Она уже чувствовала на языке этот вкус: вкус хлеба, намазанного толстым слоем свежего сладкого масла и ягодным джемом, вкус, наполняющий все ноющие, зудящие пустоты под ребрами. А может, там будет еще и чай, или молоко, или мягкий сливочный сыр. Или даже торт.

Не осознавая, что делает, Алиса поднялась и пошла на запах хлеба. Тесак опять опередил ее на пару шагов; он шел, задрав нос, точно зверь на охоте, вынюхивающий добычу. Обнаружив узкую протоптанную тропинку, они двинулись по ней и добрались до окраины деревушки.

Все дома здесь были маленькими и ухоженными, с дочиста выметенными крылечками и прелестными цветами – голубыми, розовыми, желтыми, – растущими в подвешенных под окнами ящичках. Два ряда домов выстроились друг напротив друга вдоль главной дороги, ведущей к небольшой площади с фонтаном, из которого била такая же восхитительно чистая вода, как в ручье. Принадлежность каждого здания на площади легко можно было установить – и вовсе не по табличке, на которой значилось бы имя владельца и род его занятий, но по маленькой картинке на стене. Шляпка – для модистки, подкова – для кузнеца, буханка хлеба – для пекаря.

Эти значки лишь усиливали ощущение того, что деревенька какая-то не настоящая, и ощущение это подкреплялось отсутствием людей. У фонтана Тесак остановился, и Алиса заметила, что поза его изменилась. Он больше не был похож на принюхивающуюся собаку: Тесак уже достал свой топор и сжимал рукоять так крепко, что костяшки пальцев побелели.

Аромат свежего хлеба сделался тут сильнее, и немудрено, ведь пекарня находилась прямо напротив. Алиса тоже потянулась к своему ножу, решительно игнорируя урчание в животе.

– Это неправильно, – заявил Тесак. – Где все жители?

– А что, если нам заглянуть внутрь? – предложила Алиса. – Может, они просто опасаются незнакомцев. Они же одни здесь, в долине у самой пустыни. Новые люди, должно быть, появляются тут нечасто.

– Полагаю, – проворчал Тесак, – это означает, что ты опять хочешь, чтобы я убрал топор?

Алиса хихикнула, но этот смешок, как ни странно, снял напряжение. Она убрала нож.

– Разве встреча с немного подозрительными, но добросердечными деревенскими жителями для тебя не предпочтительнее необходимости прорубаться сквозь толпу врагов?

Тесак только крякнул – он не возражал бы против любого варианта. Задавшись вопросом, как он подавлял свои порывы, когда лежал в лечебнице, Алиса вдруг с удивлением поняла, что он вовсе и не подавлял их. Много ночей она засыпала под стук кулаков Тесака, мутузившего обитую войлоком стену, избивавшего ее так размеренно и целеустремленно, что Алиса была уверена: однажды она проснется и увидит его руку, выросшую из стены, точно древесный гриб.