Мир Трех Лун - Гай Орловский

– Две луны еще ничего. У самых чувствительных, говорят, кожа чешется, когда вот так обе. Да еще важно, говорят, когда красная ближе, чем та, медная… Не знаю, я не чувствительный. Врут, наверное. Но вот когда три…

Я охнул:

– Что? Три луны?

Он чуть кивнул:

– Это бывает редко. Даже очень. Совсем редко. Хотя, конечно, когда на небе все три, лучше зарыться в нору, зажмуриться и переждать. Некоторые… ну, не выдерживают.

Я спросил с дрожью:

– Как?

– Не выдерживают, – повторил он. – С ними случается… разное. А еще иногда бывает такое, это уже совсем редко, когда на небе ни одной.

– Ого!

Он сказал наставительно:

– Вот тебе и «ого». Полная чернота, мы же к ней не привыкли. Все прячутся в дома и запираются, как и чем могут. В это время, сам понимаешь, совсем другая жизнь, другие законы, нам лучше не высовываться…

Я спросил довольно глупо:

– Почему?

– Иная Жизнь, – повторил он раздельно.

– А выйти посмотреть? – спросил я.

– Жизнь дороже, – ответил он равнодушно и протяжно зевнул. – Нужно только дождаться утра. Когда восходит солнце, мир снова наш. Целиком!.. В общем, спи, я сказал! А то утром вообще не поднимешься.

Услышав наши тихие разговоры, поближе перебрался Фицрой, не спится, смотрится бодрым, словно и не ломал камень, предложил Вуди зуб дракона, а когда тот с отвращением отказался, встрял в разговор и живо начал посвящать дурака-варвара в местные реалии.

Солнце обычно светит большое оранжевое, и все под ним живут и радуются. Иногда появляется и белое, но оно мелкое, по небу проносится как скачущий конь, пользы от него мало, как и вреда, а вот совсем редко и тоже ненадолго показывается зеленое… оно поменьше, но злое, от него всякие болезни. К счастью, шустрое, из-за края земли почти выпрыгивает, как трусливый заяц, быстро проносится по небу и надолго прячется на другой стороне, чтобы через несколько недель выпрыгнуть снова.

Чаще всего оно появляется в то время, когда светит оранжевое, и тогда зеленое не вредит, а если и вредит, то совсем мало. Оранжевое ему не дает слишком уж пакостить.

Но бывает очень редко, когда оранжевое опускается за край земли, а зеленое только-только вылезает, и тогда за несколько минут оно успевает натворить всяких дел.

Потому на это время все прячутся. Поговаривают, при королевском дворе маги составили таблицы, по ним видно, когда и на какое время вылезет зеленое, но их предсказания часто оказываются неверными, а уж простой народ и вовсе не может ухватить эти законы.

Еще известно, что чародеи изготавливают некие талисманы, защищающие от зеленого солнца, но они стоят дорого, и приобретают их только очень богатые люди. К тому же эти талисманы, чтобы защитить хозяев, впитывают всю злобу зеленого солнца и постепенно сами стареют и рассыпаются…

Я слушал краем уха, но не столько самого Фицроя, как шорох со стороны укладывающихся спать каторжников. Когда все затихло, а на смену пришел разноголосый храп, тихохонько поднялся.

Вуди завозился, просыпаясь, а Фицрой, что улегся вблизи, тут же привстал на локте, блестя в темноте живыми любопытными глазами.

– Вы чего? По бабам?.. Я с вами!

– Луной любуюсь, – сообщил я. – Я любитель лунного света. У нас культ луны.

– Какой из них? – спросил он.

– Не знаю, – буркнул я. – В лесу ни одной не видно. Спи.

– Про культ луны не слышал, – сказал он шепотом, – а вот про Фикариса… Это культ, понимаю! По триста девственниц за ночь на алтаре в полноценных женщин!.. У вас как насчет девственниц?

– Никак, – отрезал я. – Кому они нужны?

– Вот-вот, – сказал он с удовлетворением, – а говоришь, варвар!..

Я осмотрел плиты, хотя и днем насмотрелся, но днем только на своем участке, а тут походил и поприкидывал, откуда легче начать.

Потом весь день Мэтью просто отказывался, некогда, а без него нельзя, наконец поддался на уговоры, если окажусь прав, то ему что-то да перепадет сверху, потому на третью ночь тайком выползли к намеченной еще раньше огромной плите, которой не видно конца-краю.

Мэтью прочертил ровную линию, где должна образоваться трещина, а я наметил точки, где сверлить. Вдвоем с Вуди и под приглядом любопытствующего Фицроя чуть ли не всю ночь сверлили, вбивали колышки и поливали водой.

Ничего не случилось, Мэтью хмурился. Не выспавшись, на следующий день не выдали дневной нормы, а колышки за день снова высохли.

На следующую ночь мы начали поливать их сразу же после отбоя, и снова ничего, хотя истратили всю воду и теперь мучились от жажды.

Утром, как всегда, прогремел гонг, все начали подниматься, я обреченно двинулся к своему месту, ноги подкашиваются, во рту сухо, язык царапает небо и десну.

Мэтью сказал люто:

– Доигрался?.. Теперь сдохнешь, никто тебе свою воду не отдаст…

За его спиной сухо и мощно треснуло. Он обернулся. От безразмерной мраморной плиты отвалился огромный кусок и чуть просел под собственной тяжестью.

– Ну вот, – прохрипел я, – видишь…

Ноги мои подломились, никто не поддержал, я завалился навзничь и здорово приложился головой о камень. Когда пришел в себя, башка раскалывалась, лоб горячий, как сковородка на огне, еще немного – начнутся спазмы, тошнота и рвота, так дает знать о себе нарастающее обезвоживание, а потом и вовсе склеишь ласты.

Голоса доносятся как будто со всех сторон, даже сверху и снизу, потом я ощутил у своих губ прохладное горлышко баклажки, полилась вода.

Я поспешно раздвинул полопавшиеся губы и начал хватать ими, непослушными как две деревяшки, струю. Потом сунули мне в руки, я уже сам поднес ко рту и пил, пил, пил, наслаждаясь живительной прохладой.

Сильная рука похлопала по моему плечу. Я с трудом поднял голову. Мэтью стоит напротив солнца, вокруг его фигуры и особенно головы яркие протуберанцы, а лицо кажется черным.

– Ну что, – сказал он гудящим, как пчелы в улье, голосом, – отдохни да продолжим?

Я прохрипел:

– Сейчас встану… Погоди.

Он снова хлопнул меня по плечу:

– Не спеши. Все равно успеем выполнить норму. А больше и не надо.

Неделю мы откалывали плиты по моему методу, сперва только мы с Вуди и Мэтью, потом Фицрой, затем и остальные. Мэтью хмурился, свирепо шипел на всех, чтобы не зарывались, такое надо держать в тайне, а то когда сверху увидят и все поймут, заставят выдавать мрамора наверх втрое больше.

Однажды веревка лопнула, тяжелая глыба мрамора рухнула с большой высоты. Внизу успели отбежать, но от удара о камни плита раскололась на десятки частей, один осколок догнал не успевшего отбежать и врубился острым концом в спину.

Несчастный рухнул, спина окрасилась кровью, а когда обломок выдернули, из раны так обильно хлынула кровь, что даже я понял, это не жилец.

– Небрежность, – сказал я невесело, – и лень…

Мэтью нахмурился:

– Ты чего? Просто веревка перетерлась. Вечных не бывает.

– Почему не пустить через тали? – спросил я. – Служила бы в сто раз дольше. А то и в тысячу. Или хотя бы простейший блок…

Он насторожился.

– Это что еще такое?

– Это же так просто, – сказал я. – Я ж говорю, даже простейший блок сбережет веревку. А двойной еще и даст выигрыш в силе…

– Это как?

– Ну как домкрат, – сказал я, – когда даже ребенок может поднять телегу… Ах да, вы и про домкрат не слышали? В общем, для тали нужен всего лишь блок. Хотя бы один.

Мэтью подумал, велел строго:

– Стой здесь. Никуда не уходи.

– Ладно, – ответил я послушно. – А надсмотрщик…

– Я сам с ним договорюсь.

Глава 5

Я видел, как переговорил с надсмотрщиком, тот хмурился, качал головой, но все-таки махнул рукой, и Мэтью ушел к тому месту, где спускается кабина.

Я видел, как он покричал наверх, корзину спустили, в ней два воина, нелишняя предосторожность, Мэтью крепок, переговорили, и все трое поднялись наверх.

Мои надежды, что поднимут и меня, не оправдались. Зато, когда корзина спустилась снова, двое с виду мастеровых вытащили из нее кучу веревок, ремней и пару толстых обрубков дерева.

Мэтью тоже явился и внимательно слушал мои объяснения, что и как делать, но, как мне показалось, так ничего и не понял, однако я держусь уверенно, и он, похмыкав, ушел на некоторое время, зато спустился сам Мегард.

Вмешиваться в процесс не стал, хотя тоже ничего не понимал, а когда я закончил и объяснил, как нужно пользоваться, похлопал меня по плечу и сказал, что если все так, как я говорю, то мне будут некоторые облегчения.

Еще четыре дня прошли в том же ломании камня, когда уже почти все переняли более технологичный способ добычи мрамора. Надсмотрщик оказался не дурак, наверх ничего не сообщал, камня наверх выдаем ровно столько, сколько положено, а ему меньше работы, меньше крика и беготни с плетью, когда обязательно нужно выбить нужное количество глыб.

Я начал продумывать, как совершить побег, но однажды сверху в корзине спустился крупный воин в медной кирасе, подложка, как и штаны, из толстой кожи, что-то рыкнул, к нему торопливо поспешил Мэтью и низко поклонился.