Дела минувшие - Николай Свечин

– Но, Иван Александрович, почему же этот профессионалист не взял часы и два рубля деньгами?

– Могли спугнуть.

– Темно, вокруг голое поле, – принялся рассуждать сыщик. – Приближается стадо. Убийца слышит это, садится в телегу и улепетывает. Но стадо еще далеко, а обшарить карманы – дело нескольких секунд. Нет, тут что-то другое.

– Вы сыщики, а я эскулап. Сделаю вскрытие, скажу чуть больше.

– Например, что съел солдатик перед смертью, – попросил Алексей. – И еще: побыстрее бы вскрыть. Ловить-то лучше всего по горячим следам, а за сутки они остынут.

Законодательство Российской империи обязывало делать медико-полицейское вскрытие спустя сутки после обнаружения тела.

– Пусть Павел Афанасьевич даст мне письменное отношение, – велел Милотворский.

На том и порешили. Доктор повез тело убитого в морг Мартыновской больницы, а Лыков выпрыгнул на ходу и поспешил на Алексеевскую. В городском полицейском управлении скучал в одиночестве Благово. Он выслушал доклад помощника, быстро набросал письмо с просьбой ускорить вскрытие и отослал его курьером в больницу. Машина дознания закрутилась. Из Красных казарм вызвали всех свободных фельдфебелей Девятого полка и заставили опознать труп. Быстро выяснилось, что убитого звали Елпидифор Сомов. Он служил рядовым в седьмой роте и был прежде денщиком подпоручика Шенрока, покончившего с собой в новогоднюю ночь.

Узнав это, сыщики пошли к Каргеру. Полицмейстер выслушал их соображения с особым вниманием. Вести дознание в военной среде – занятие трудное, требующее такта. Военное командование считает, что армейский мир – святая святых. Офицеры с солдатами подобны особой касте непорочных рыцарей. И когда полиция сует в этот чистый мир свой нос (и обнаруживает, что там такой же скотный двор, как и везде), то военные сердятся. Не на себя, а на полицию. Иметь осведомление генералы запрещают. Главная военная доблесть в их глазах – это не выносить сор из избы… Потому сыскная и не любит дел, связанных с масалками[14].

– Был денщиком у офицера, который застрелился… – стал рассуждать Николай Густавович. – Ну и что? Какая тут связь? Самоубийство хоть и уголовное преступление, но наказывать за это обычно некого[15]

– Иногда – есть кого, – остановил начальство главный сыщик.

– Ну, если вынудить, довести до отчаяния, шантажировать, тогда есть место и для нас, – согласился Каргер. – Мы занимались смертью подпоручика Шенрока?

– Да, я поднял бумаги. Провели поверхностное дознание и положили дело в архив.

– То есть все было чисто? Что же настораживает вас теперь, Павел Афанасьевич?

– Спустя три месяца кто-то заманивает денщика самоубийцы на выпас. И убивает точным ударом ножа в сердце. При этом не берет ни деньги, ни часы. Как хотите, но в этом следует разобраться.

Тут появился курьер и вручил Благово протокол вскрытия.

– Так… Один раз и наповал – ну, это мы уже знаем… Содержимое желудка… Ел говядину с картошкой. Что ж это он – в Великий пост и говядину? Греховодник. И пил водку. Эх, Сомов, Сомов. И нам задал работы. Судя по трупному окоченению, смерть наступила между тремя и пятью часами утра. Где ты всю ночь шлялся?

Каргер хмуро размышлял. Разговор ему не нравился. Чтобы провести настоящее дознание, придется залезть воякам в самое нутро. А те ощерятся. Девятый Староингерманландский полк входит в Третью пехотную дивизию, начальник которой генерал-лейтенант Корево – ясновельможный пан с большой амбицией. Начальник Первой бригады, правда, русский – генерал-майор Назаров. Начать с него?

Так и решили. К Назарову поехали втроем, но Лыкова за малостью чина оставили в приемной. Однако уже через пять минут позвали к начальнику бригады. Тот крепко пожал сыщику руку и сказал с чувством:

– Слышал, слышал, как вы грудью государя защитили. А столичные телохранители не уберегли, да…

Титулярный советник понял, что разговор с военными сложится. По крайней мере здесь, с русским генералом.

– Зовите меня Николай Николаевич, – продолжил Назаров. – Что нужно от командования бригады?

– Характеристику на убитого солдата, – ответил Алексей. – Он же не на облаке сидел. Вокруг люди были, сослуживцы. Которые видели и слышали, как тот живет, с кем общается, где проводит свободное время. Пусть расскажут мне.

– Сделаем. Еще что?

– Николай Николаевич, самый трудный вопрос, – вступил в разговор Благово. – Есть ли связь между самоубийством в новогоднюю ночь подпоручика Шенрока и убийством рядового Сомова? Что там за история с долгом чести? В полку играли в карты на деньги?

Генерал нахмурился:

– А черт его знает… Ротный командир капитан Рутковский тоже поляк. И батальонер майор Костыро-Стоцкий. Тот нацелился в подполковники, ему важно, чтобы в батальоне все было шито-крыто. При любом шуме Костыро сразу бежит к начальнику дивизии и говорит: караул, беспорядки, так меня с чином прокатят. А генерал Корево вызывает меня и приказывает замять.

– Но полковой командир русский, он-то скажет правду?

– Эх, Павел Афанасьевич, – вздохнул генерал-майор. – И полковому командиру скандалы не нужны. Да, Нил Петрович Беклемишев – человек порядочный. И полк отличный, один из старейших в России. Вы знаете, что в нем в свое время служил сам Суворов? Александр Васильевич, генералиссимус! Девятый Староингерманландский пехотный полк покрыл себя воинской славой. Где только не воевал! При Петре Первом штурмовал Нарву, бился при Лесной и под Полтавой. Даже в Гангутском сражении принимал участие, как десант на галерах. С турками резался, с Наполеоном, подавлял оба польских восстания. В недавней войне переходил через Балканы. И такой полк, понятное дело, командование хочет оградить от неприятных историй.

– Значит, надо их замалчивать, эти истории? – срезал генерала статский советник. – Ждать, когда полыхнет так, что мало не покажется? И замять уже не выйдет… Николай Николаевич, если в полку играют так, что офицеры стреляются, то одним подпоручиком дело не ограничится. Вам нужен скандал на всю армию? Тогда гоните нас в шею и ждите беды. Но лучше дайте нам сейчас найти и устранить заразу.

Назаров помешивал рафинад в чайном стакане и размышлял. Потом поднял на полицейских сомневающийся взгляд:

– У них спайка, что я могу поделать?

– Пустить нас в полк своей властью. Вы же бригадный командир.

– А начальник дивизии? Как я его обойду?

Тут вмешался Каргер:

– Да запросто! Повод-то мелкий: зарезали солдата. А про то, что мы объединим дознание со случаем самоубийства, и говорить никому не будем. Главное – влезть в полк, а там… Ведь легко может оказаться, что связи между этими двумя происшествиями никакой нет и Павел Афанасьевич ошибается. Я лично, кстати сказать, так и думаю.

– Вот хорошо бы! – обрадовался Назаров.

– Полковой командир нам поможет?

– Беклемишев? Прикажу – поможет.

– Так прикажите. Что, лишь поляки могут между собой сговариваться? Давайте и мы, русские, сговоримся.

В Красные казармы полетел вестовой. В ожидании Беклемишева полицейские распивали чаи, а начальник бригады не переставал хвалить ингерманландцев. Наконец прибыл полковой командир. Алексей, как всегда, когда приходилось иметь дело с военными, заблаговременно повесил на мундир Знак отличия Военного ордена[16] и медаль за турецкую войну. Как и ожидалось, полковник при виде наград сразу улыбнулся:

– Где резались, титулярный советник? Меня Нилом Петровичем звать.

– В Рионском отряде, в Аджарии.

– Ох, трудно там пришлось… У меня товарищ в Кобулети от малярии помер.

– Будто вам на Балканах сладко было…

Разговор после такого вступления сразу наладился. Сыщики сжато рассказали полковнику, что смерть бывшего денщика самоубийцы им подозрительна. Азартные игры – бич армии. Сколько судеб они уже сломали. Лучше проверить все досконально, воспользовавшись гибелью солдата. Ежели есть в полку какая гниль – вскрыть ее и вычистить рану. А то будет хуже.

– Гниль есть, – сразу признал Нил Петрович. – Только как ее вычищать, ума не приложу. Идет зараза от командира Седьмой роты капитана Рутковского. То ли он сам банкомет, то ли на его квартире балуются, но – играют, стервецы. На деньги. А какие у офицера деньги? Жалованье подпоручика – сорок восемь рублей в месяц. Ну, столовых двадцать рублей. Едва хватает на еду и обмундировку. Откуда берутся средства на карточную игру, для меня загадка. Есть, конечно, дети богатых родителей. Тот же несчастный подпоручик Шенрок был сыном бывшего откупщика. Правда, папаша его слыл