Юродивый Иоанн. Том I - Дионисиос Макрис

— Как же так, отче? Ведь Вы и юродивый Иоанн были единственными, кто входил в наш дом, — возразила мне Мария. — Блаженный, когда я его спросила об этом, ответил: «Пресвятая Богородица все это делает. Поскольку ты бедная, Она прислала тебе этот конверт на расходы по погребению». Я ему не поверила и подумала, что это Вы подложили деньги, но хотели скрыть свой добрый поступок.

— Нет, дорогое мое чадо! Я бы тебе прямо сказал об этом, — ответил я тогда Марии.

Все присутствующие были очень растроганы, услышав о таких удивительных случаях.

Кир-Анастасис открыл письмо и попросил подойти одного юношу, по имени Константин, и стать рядом с ним. Многие годы все жители квартала считали Константина «отбросом общества». Однако за последние два года в нем произошли большие перемены, и теперь он собрался жениться на студентке Екатерине, но столкнулся с несогласием ее родителей. Конечно же, они имели все основания противиться их браку, поскольку Константин длительное время был пленен сетями мерзкого порока гомосексуализма…

ИСПОВЕДЬ КОНСТАНТИНА

Константин с заметной нерешительностью подошел к кир-Анастасису. Проходя, он заметил, с каким любопытством все устремили на него свои взгляды. На удивленных лицах присутствующих он увидел выражение недоумения. Он и сам недоумевал, почему из всех находящихся в храме кир-Анастасис пригласил именно его.

Вдруг словно какая-то необычная сила подтолкнула его, и он, украдкой посмотрев на свою возлюбленную Екатерину, попросил позволения сказать несколько слов. Но кир-Анастасис хотел сначала зачитать письмо и уже потом дать ему слово. Тогда отец Василий попросил: «Анастасий, позволь ему сказать».

Константин с трудом заговорил:

— Я считаю себя самым худшим существом, которое когда-либо было на земле. Также я знаю, что и вы из-за моего прежнего греховного образа жизни воспринимаете меня, как опасную «заразу общества». Вы абсолютно правы. Я сам заслужил такое отношение к себе, потому что своим поведением я нанес вред не только себе, но и ближним моим, то есть вам и всем тем, кого я улавливал в сети греха.

Эту возможность, предоставленную мне кир-Анастасисом, я воспринимаю как самый благоприятный случай для того, чтобы у каждого из вас лично попросить прощения. Я недостоин, конечно же, вашего прощения, поскольку доставил вам столько страданий, что даже трудно себе и представить. Ведь я навредил не только друзьям и знакомым, родителям и родственникам, но и нашему кварталу, району, всему нашему городу, своим образом жизни внося грязь разврата в вашу каждодневную жизнь.

Конец моему стремительному падению положил юродивый Иоанн. Его молитвы вырвали меня из когтей не одного демона, а целого их легиона, гнездившегося во мне.

Я был трансвеститом[19] почти десять лет.

Тогда я думал, что смысл существования заключается в наслаждении. Одевался я вызывающе. К людям относился с крайним презрением и ненавистью. Я относился к себе так, будто был сосудом для наслаждения, который, как я думал, нужно каждый день наполнять до края. И настолько был погружен в эту адскую трясину, что человеческий ум и представить себе не может.

Поскольку люди справедливо воспринимали меня отбросом общества, менять место проживания стало для меня обычным делом. Я имел нездоровое и даже маниакальное стремление следовать всему, что отличается от правил общественного приличия и евангельских идеалов и ценностей. И моими наилучшими способами защиты от нападок окружающих были озлобленность, ожесточение и оскорбления. Тогда я считал свой порок человеческим правом и имел совершенно ложное представление, будто это нечто абсолютно естественное и что сегодня так принято. Ведь в наше время даже в высших эшелонах власти некоторые чиновники продвигают гомосексуализм как якобы достойную уважения «особенность».

В Афинах не осталось ни одного полицейского участка, где бы меня не знали. Не было ни одного суда, в котором бы я не проходил то как обвиняемый за оскорбление и попрание добрых нравов, то как свидетель с обвиняемой стороны. А порой вместе со своими дружками мы становились инициаторами дел против полицейских, которые разоблачали наши грязные поступки, пытаясь этим хоть как-то досадить им, а самим избежать заслуженного наказания. У меня было, как я теперь понимаю, ложное ощущение, что я своей безнравственной деятельностью оказываю обществу некую добрую услугу путем неприметного навязывания людям положительного отношения к гомосексуализму. Преследуемый всеми, я добрался и до вашего квартала и пришел к доброй бедной старушке, госпоже Хрисуле, чтобы снять у нее однокомнатную квартиру. Там я впервые и встретил юродивого Иоанна, который в тот момент принес хлеб этой не имевшей средств на существование бабушке.

Все напряженно и сочувственно внимали тому, как Константин открывал свое израненное грехом сердце:

— Госпожа Хрисула, в отличие от других, сдающих квартиры людей, не требовала от меня большой суммы. Просто сказала, что 30000 драхм, за аренду — единственный источник ее дохода, позволяющий более-менее сводить концы с концами. Она попросила не задерживать с квартплатой, ведь ей нужно вовремя оплачивать за электроэнергию, воду и канализацию, а также покупать необходимое для жизни.

— Ах, добрый мой Константин! Это Бог послал тебя мне! Уже целых три месяца квартира не сдается, и я существую лишь благодаря помощи пекаря, кир-Апостолиса, и бакалейщика, кир-Пантелиса, которые присылают мне хлеб и продукты через вот этого юродивого, — сказала она, указывая на Иоанна.

— Да что вы? Я никогда не посылал тебе хлеб, госпожа Хрисула, ведь я даже и не знал о твоем тяжелом материальном положении, — удивленно возразил кир-Апостолис, обернувшись к старушке.

— И я тоже никогда не посылал тебе продукты, — добавил кир-Пантелис.

— Но ведь мне так говорил юродивый Иоанн! — ответила им с удивлением госпожа Хрисула.

После этого небольшого, но приятного для всех уточнения, Константин продолжил:

— Юродивый Иоанн никогда никому не рассказывал о своих делах. Вам, дорогая госпожа Хрисула, он приносил пищу, а мне он подарил Самого Бога! — сказал Константин.

При этих словах его глаза наполнились слезами. Вместе с ним плакали все.

Глубоко вздохнув, он продолжил:

— Через три дня я переселился в квартиру госпожи Хрисулы. Иоанн помог мне перевезти вещи. При этом, когда перевозчик попытался сделать язвительный намек на некоторые особенности в моем поведении и в стиле речи, блаженный тут же резко остановил его, заметив, что человек, постоянно живущий в прелюбодеянии и жестоко обращающийся с двумя своими детьми, не имеет права кому-либо делать замечания. Перевозчик тут же смущенно замолчал. Я сначала подумал, что они знакомы друг с другом, но очень удивился, когда перевозчик, уходя, обернулся к Иоанну, растерянно спросил:

— Ты кто: маг, провидец, чародей?!

— Да, Георгий, я очарован любовью Христовой, — ответил блаженный и стал убеждать Георгия прекратить огорчать своими грехами Господа, Который, несмотря на его поведение, исцелил от очень серьезной болезни его дочь Феодору. Виновато опустив голову, перевозчик удалился. Этот человек сидит вон там рядом со своей женой. Он может подтвердить мои слова. Меня очень поразил произошедший между ними диалог, который тогда показался мне более, чем странным.

Вечером того же дня я по своему обычаю оделся в женские одежды и пошел на известное место встреч подобных мне трансвеститов на проспекте Сингру. Представьте себе мое удивление, когда я увидел, что с противоположной стороны улицы на меня смотрит юродивый Иоанн! В моей голове промелькнула мысль: «Неужели он тоже хочет завести любовное знакомство? Но как же он меня нашел? Вероятно, Иоанн следил за мной, и теперь он расскажет об этом госпоже Хрисуле. Ох! Опять придется искать себе другое жилище».

Когда я размышлял обо всем этом, ко мне подошел вероятный «клиент». Вдруг юродивый вскочил со своего места, как пружина, и закричал:

— У него СПИД! Он больной! Он и вас заразит! Уходите! Уходите!..

Я очень удивился такому, абсолютно необъяснимому, поведению человека, с которым мы даже не были как следует знакомы. Конечно же, «клиент» ушел. Меня охватило такое негодование, что я даже не мог владеть собой и набросился на Иоанна со всякими оскорблениями.

И так продолжалось почти месяц.

До сих пор не могу понять, как он находил места наших беззаконных встреч. А в один из вечеров я его избил, причем очень сильно…

Представьте себе мое удивление, когда, каждый вечер возвращаясь домой, я находил у себя под дверью конверт с почти в два раза большей суммой, чем обычно «зарабатывал» с помощью своего грязного ремесла. На конверте была надпись: