Разведывательно-диверсионная группа. «Мулла» и «Бай» - Андрей Негривода

…Так вот!

В Афган попадали только «салабоны», после полугодичных «учебок». И назвать по неосторожности его «духом» было крайней неосторожностью, которая могла вылиться во всё, что угодно! Обижались мальчишки! Крепко обижались! И не только потому, что они уже успели «перейти» в иной «статус»! А ещё и потому, что там, за Речкой, «духи» были только одни — душманы, афганские моджахеды. И назвать так же солдата считалось сродни тому, если бы его обозвали фашистом!.. Обидно!..

Там же и тогда же в ноябре 1981 г

…23 ноября, ближе к вечеру, на кабульском аэродроме приземлился «транспортник» «Ан-12», прилетевший сюда из Чирчика… Из зияющей дыры открывшейся рампы, словно это была рваная рана в самой заднице самолёта, на бетон аэродрома под командой какого-то ухаря-прапорщика спустилось около двух десятков юных мальчишек в новенькой форме… На аэродроме, как всегда, стоял гул, на который они, ещё к нему не привыкшие, озирались и втягивали головы в воротники бушлатов… Было уже довольно холодно. В конце ноября в этих местах уже частенько выпадает снег, но в этом году снега пока не было. Зато был мелкий, как пыль, холодный дождь. Да даже и не дождь как таковой, а противная мерзкая морось, висевшая сизой пеленой над Кабулом…

Им только сейчас, всего-то пару часов назад изнывавшим от тридцатиградусной жары в Чирчике, как-то вдруг стало холодно, зябко и до боли захотелось добраться до какой-нибудь захудалой печки, тёплого тандыра, в котором пеклись свежие лепёшки, или хотя бы развести костёр! Прямо здесь, не отходя далеко от самолёта!..

— Ну что, вьюноши, нахохлились как воробьи? — проговорил улыбавшийся белозубой улыбкой прапорщик. — Летели на юг, а тут холоднее, чем дома?

— В горах никогда не бывает жарко, товарищ прапорщик! — раздался голос из строя, откуда-то с левого фланга.

Прапорщик прошёлся вдоль строя в ту сторону и спросил:

— Кто это сказал?

— Младший сержант Эргашалиев! — последовал ответ.

— А-а-а, это ты, Мулла… А я-то уж подумал на секунду, что в нашем взводе объявился ещё один мудрец-философ, кроме тебя… За этим гулом даже собственный голос не узнаешь, мать его так!..

— Это плохо, когда человек не слышит самого себя… Тогда его сердце закрыто и для чужих слов, товарищ прапорщик…

— Ладно, младший сержант! — прапорщик махнул рукой. — Не время сегодня выслушивать твои мудрости от «дедушки Саттара». Пора отправляться в роту, товарищи «свежее пополнение»…

— Для того чтобы выслушать мудрые мысли старых аксакалов, время должно быть всегда!.. Мудр не только тот, кто умеет мудро говорить, но ещё и тот, кто умеет смиренно выслушать мудрую мысль другого…

— Взво-од! Р-равняйсь! См-мир-рно!!! На пра-во-о!!! Левое плечо вперёд ш-шаго-ом м-ма-арш!..

Нет, не было у прапорщика сегодня времени выслушивать «мудрости» Муллы, как он это делал на протяжении последних шести месяцев, не было…

А жаль, потому что ещё ни разу этот паренёк, Абдулло Эргашалиев, не сказал чего-то такого, что потом не подтвердилось бы или было бы глупым…

Странным он был этот щуплый парень…

Когда полгода назад майор Сергеев привёз его в числе остальных призывников в свой батальон, он, если честно, сдержав своё обещание где-то на задворках своего разума, всё-таки сожалел, что взял его в эту элитную часть… Да, 467-й учебный полк пользовался правом «первостепенного отбора», то есть его офицеры-«покупатели» на призывных пунктах ТуркВО и САВО могли отбирать в свою часть самых лучших, и они именно так и делали! Потому что именно из этого полка шло молодое пополнение в отряды специального назначения ГРУ… В тот же самый «Мусульманский батальон», например, или в отдельную «Кабульскую роту»…

Вот и думал Сергеев:

«А чем таким на самом деле, какими такими выдающимися качествами обладает этот таджичонок? На кой хрен он мне нужен?»…

Его сомнения закончились ровно на следующий день. На следующий же день, после прибытия Абдулло в эту «учебку»!..

…Их, призывников, разместили в степи, в палаточном городке, и представили командира. Старшину учебной роты прапорщика Авдеева. Вернее, он сам представился, и сделал это примерно так:

— Значит так, малыши-карандаши! Я прапорщик Авдеев — старшина роты! А кто такой старшина? Старшина — это и мама, и папа, и царь, и Бог! Старшина — это тот, кто будет в течение ближайшего полугодия вытирать вам ваши сопливые носы и пытаться сделать из вас хоть что-то, что потом может пригодиться в спецназе военной разведки! Вы меня хорошо якши,[4] детишки?..

На следующий день, после подъёма, «ротный папа» Авдеев выгнал их на самый первый армейский кросс на 3 километра… Вот тогда-то всё и случилось…

К «финишу» новобранцы добегали тяжело…

Ну просто никто из них и никогда, если, конечно, специально не занимался лёгкой атлетикой, столько не бегал — жара на Востоке суетливых не любит, она их просто убивает, а поэтому здесь все и всегда передвигались размеренно и не спеша… Даже какой-то из арабских мудрецов сказал когда-то: «Поспешай не торопясь!..»

А ещё на эту же тему есть анекдот…

Как-то один бедуин, когда ехал на своём верблюде, пересекая Сахару, повстречал несущегося на бешеной скорости мотоциклиста, участника гонки «Париж — Дакар». Тот обдал его песком и пылью и промчался дальше… Через сутки бедуин доехал до большого лагеря спортсменов, нашёл этого мотогонщика, да и спрашивает: «Слушай, уважаемый! Зачем так гонишь своего коня? В пустыне так нельзя! В жару, под солнцем, верблюд или конь должен идти медленно, не расходуя понапрасну влагу из своего тела!» На что мотоциклист отвечает: «А у меня уникальный конь! Железный! И когда он бежит с такой скоростью, то ни мне, ни ему не жарко — ветром обдувает! Даже иногда холодно может быть!»… Бедуин, не говоря ни слова, хлестнул плёткой верблюда по бокам и помчался куда-то в пустыню… А через сутки мотоциклист, продолжая свой путь по трассе гонки, вдруг увидел этого же бедуина, который сидел на своём дохлом верблюде и о чём-то думал. Он остановился и спросил, в чём дело, почему сдох его такой крепкий ещё, молодой верблюд. Бедуин посмотрел грустно на мотоциклиста и ответил: «Замёрз, скотина!»…

Вот так-то!..

А тут их заставили пробежать без остановки целых три километра!..

Все они, все без исключения, повалились после этого кросса на землю и, как рыбы, выброшенные из воды на берег, пытались запихнуть в свои лёгкие раскалённый воздух, который теперь почему-то превратился в колючего ежа…

Это была степь… Может, и не совсем дикая, потому что это, в общем-то, был армейский полигон, но то, что это была никем и никогда не тронутая целина, было бесспорно… На которой то тут, то там, изредка встречались следы танковых гусениц — сюда выезжали потренироваться в стрельбе и вождении курсанты Чирчикского танкового училища… А им, уставшим до изнеможения после этого марш-броска, ещё нужно было возвращаться отсюда в казармы, чтобы успеть к самому первому в жизни армейскому завтраку…

Взвод новобранцев валялся на пыльной, покрытой изредка седыми кисточками ковыля земле, и пытались отдышаться, а прапорщик Авдеев, возвышался над ними, словно Голиаф, вдыхая полной грудью прохладный пока ещё воздух:

— Ну что, девчонки!!! Притомились!!! Ха-ха-ха-ха-ха!!! — заржал он диким куланом. — А нам ещё назад возвращаться! Так что… Пять минут на отдых, берите свои дряблые малолетние задницы в руки и пробежимся обратно! Тут уже ерунда осталось — половину уже сделали! Ха-ха-ха-ха-ха!!!

Он присел на какой-то бугорок, откинулся на спину, опершись на руки, и тут же резко вскинулся:

— А-а!!!

Что произошло, из всех присутствующих понял только Абдулло, заметив намётанным глазом змеелова уползающее тело в «песчаном камуфляже», да ещё сам Авдеев, которого и укусили, из-за его же неосторожности.

Прапорщик вытаращил глаза и попытался что-то сказать, сжимая левое предплечье, а потом потянулся к ножу, который весел у него на поясе…

— Не надо! — резко и внушительно сказал Абдулло и подошёл к «раненому». — Не надо резать! Это эфа! Я тебе помогу, прапорщик!

Он посмотрел на голое мощное предплечье прапорщика, а потом приложился к нему своим ртом, высасывая из двух крохотных, но обильно кровоточащих ранок змеиный яд…

ЭФА ПЕСЧАНАЯ(Echis carinatus).

Небольшая змея, обычно 50–60 см длиной, изредка достигает размеров 70–80 см. Самцы в среднем немного крупнее самок. Глаза у эфы большие и высоко расположенные, так что любая часть головы образует заметный прогиб. Голова покрыта мелкими ребристыми чешуйками, на чешуе туловища также выступают резкие ребрышки. По бокам тела проходят 4–5 рядов более мелких и узких чешуек, направленных косо вниз и снабженных зубчатыми ребрышками. Эти чешуйки служат «музыкальным инструментом», издающим своеобразное сухое шипение, и используются эфой для «изготовления» своеобразного отпугивающего звука. Свернувшись в полукольцо, змея трется одним боком тела о другой, пилообразные чешуйки скребутся друг о друга, издавая громкое непрерывное шуршание. Звук этот сходен больше всего с шипением воды, пролитой на раскаленную плиту. Потревоженная эфа может непрерывно «шипеть» таким образом в течение 1–2 минут. Это «шипение» применяется змеей для отпугивания врагов, аналогично голосовому шипению большинства змей или сухому стрекотанию погремушки у гремучих змей…