Исповедь несостоявшегося человека - Иван Бондаренко

Аню после той линейки я больше не видел. Говорили, что родственники забрали ее из интерната.

Я сам втоптал себя в грязь, стыдно было смотреть людям в глаза.

Много лет прошло с тех пор, а след, даже не след, рубец в душе остался и не проходит.

Говорят, время лечит. Меня не вылечило, видимо диагноз оказался неизлечимым.

Эта невыдуманная, трагическая, детская история, во многом, как мне кажется, определила мое дальнейшее отношение к жизни, к справедливости, к взаимопониманию, к гуманному отношению друг к другу, к добру и милосердию. Мир рухнул, и разрушил этот мир, к сожалению, я.

Не устаю повторять, что в жизни каждый в ответе за свои действия, и никакие обстоятельства, люди, ситуации не оправдывают тебя и твои неблаговидные поступки.

8

После окончания восьми классов с таким свидетельством о неполном среднем образовании, где за поведение «четыре», мне сказали: нет смысла пытаться поступать в техникум.

Зинаида Прокофьевна по своим учительским связям определила меня в общеобразовательную школу в этом же городке.

Не могу сейчас с уверенностью сказать (может, возраст, а может, эта постыдная для меня история), но я похоже сломался, потерял интерес к учебе, скатился по некоторым предметам на «тройки». Спорт в школе тоже как-то не сложился, уроки закончились – свободен.

В интернате каждую свободную минуту бежали на спортплощадку, а здесь – на съемную квартиру. На съемной квартире проживали еще мой одноклассник и его старший брат, который уже по-взрослому заглядывал в рюмочку и нас потихоньку приучал.

Если раньше я любил практически все предметы, то здесь стал как-то равнодушен. В девятом классе меня приняли в комсомол, но это уже была, скорее, формальность, чем зов души, «ее прекрасные порывы».

Интерес вызывало обществоведение, был такой предмет. Это смесь современной истории, трактующей события в мире с точки зрения марксизма-ленинизма.

Интерес предмет вызывал отчасти, из-за учительницы, Александры Ивановны. Она очень талантливо подавала даже малоинтересный материал, заставляла думать. Помимо того, что она прекрасно знала свой предмет, она была еще и умной, и мудрой женщиной. Как-то в нашу школу должна была приехать областная комиссия от образования, с инспекцией. В школе, естественно, аврал. Все суетятся: моют, чистят, повесили картины, постелили ковровые дорожки, откуда что только взялось.

Но мы, естественно, с присущим молодым людям максимализмом, давай роптать, дескать, показуху пытаемся устроить перед вышестоящим начальством. Нам наши аргументы казались очень убедительными. И мы были уверены, что Александре Ивановне нечем крыть наш праведный гнев по поводу показухи перед областным руководством. Мы, предвкушая нашу победу в этом принципиальном для нас споре, думали, как же все это объяснит наша учительница, которая знала ответы на все вопросы.

Она с невозмутимым видом, как бы между прочим, сказала:

«Никакая это не показуха, а нормальная реакция гостеприимных хозяев к приходу дорогих гостей. Разве дома у вас не так, когда вы ждете гостей? Вы и в доме приберетесь, и пирогов наготовите, и стол накроете. И это нормально, это по-человечески».

И нам, к нашему большому стыду, пришлось с ней согласиться. Она в своих доводах была достаточно убедительна.

Что касается ее предмета, то она так вдолбила нам в голову догмы и постулаты научного коммунизма, что прожитые годы не могли стереть из памяти неизменную победу социализма во всем мире.

С другой стороны, порочность загнивающего капитализма, эксплуатация трудового народа, разжигание войн, ну, в общем, все пороки человечества – это там. У нас, общество развитого социализма, где от всех по возможности и каждому по труду, а в перспективе каждому по потребности.

И вообще, это общество, где все живут по принципу, где каждый друг, товарищ и брат. Я уже тогда задавался вопросом, почему одна шестая земного шара – Советский Союз с братскими странами – живут по правильным законам, а пять шестых – нет. Неужели на земле столько глупых, не понимающих преимущество социалистического строя людей?

Не хотелось верить, что люди не понимают очевидного. И еще один парадокс. Если победа социализма неизбежна, как утверждали классики, зачем силой насаждать этот справедливый строй? Сам придет, коль скоро, по их учению, победа неизбежна.

Вообще, сейчас, с возрастом, я так понимаю, история – наука весьма субъективна, всяк трактует ее по-своему, в угоду, ну, скажем, политическому курсу лидеров той или иной страны. И яркий пример такой свободной переписи истории, – это нынешние лидеры и правители Украины. Договорились до такого абсурда, что ни в какие ворота не лезет.

К примеру, один «историк», из числа руководителей страны, договорился до того, что это СССР напал на Германию, чем поверг в шок не только мировую общественность, но и руководство той же Германии. Это чем же можно так обкуриться, чтобы делать подобные заявления?

Как-то сын, дискутируя со мной по поводу каких-то исторических событий, сказал:

«Про прошлое можно сказать много чего. И ведь не проверишь, ибо история самая субъективная наука, служащая для идеологического фарширования масс. Но люди, к сожалению, продолжают учиться на собственных ошибках, как бы бессознательно чувствуя, что единственный объективный исторический процесс – это их собственная жизнь».

С чем-то можно согласиться, с чем-то – нет, но что-то в этом есть. И наша история, к сожалению, тоже показательный пример (сейчас историю СССР трактуют и переписывают по-новому). И кто прав, кто виноват, нам трудно судить, приходиться верить в то, что нам говорят. Но в свое время мы искренне верили, что живем в самой прекрасной стране. Я еще думал: как хорошо, что я родился именно в этой стране, а не в какой-то там Америке, где так угнетают негров, эксплуатируют свой народ, где одни жируют на эксплуатации других.

Я, попав под очарование и влияние учителя истории Александры Ивановны, после окончания десяти классов поехал в областной центр, поступать в педагогический институт на исторический факультет. Не поступил, чему, кажется, даже отчасти обрадовался, потому что понимал: родители не потянут мою учебу материально. Да и не мог я уже в таком возрасте сидеть на шее у родителей.

Для поступления в институт и в случае поступления, на первое время родители с горем пополам собрали мне сто рублей.

После того, как я провалил поступление в институт, мне домой было стыдно возвращаться. И я решил уехать на Север, естественно, никого не поставив в известность.

С возрастом трудно судить, насколько это решение было правильным, но случилось то, что случилось, история не терпит сослагательного наклонения.

9

Уехать на Север собирались вдвоем с другом детства: вдвоем веселей. Но не сложилось.

Мне лет было немного, а друг был на год моложе меня, ему не было еще и восемнадцати. Думаю, его не отпустили родители. Пришлось ехать одному, причем неизвестно, куда.

К сожалению, не знал, что есть путевки на ударные комсомольские стройки, что можно как-то завербоваться или, выражаясь литературным языком, по организационному набору. Там при трудоустройстве существовали определенные льготы.

К примеру, оплачивали дорогу, выплачивали подъемные. То есть после оформления на работу вновь принятому работнику полагалось некое денежное пособие на первое время, а главное, работодатель гарантировал трудоустройство и жилье.

Жилье – это громко сказано, но койкой в общежитии или в вагончике на месторождении обеспечивали.

Но это если ты приезжал по организационному набору. Ну, и ряд других льгот, которые давали некое преимущество перед нами, приехавшими по собственной инициативе. Но я мог бы и не попасть по организационному набору, так как набор вели в основном специалистов. Я в их категорию не входил.

Где-то накануне, я прочел книгу «Седой Енисей». В ней очень красиво была описана природа, мощь сибирской реки Енисей, героический труд людей, покоряющих этот суровый край. И я решил ехать на Енисей. Как помнит уважаемый читатель, у меня было сто рублей, но теперь уже чуть меньше: поиздержался на экзаменах.

Я купил билет в купе до Красноярска. Все это я, естественно, изучал по карте. До этого нигде дальше своего областного центра я не был. Думал, вниз по Енисею где-то тормознуть и хорошо бы устроится на работу в какую-нибудь геологическую партию. Одним словом, чтобы побольше романтики, как я это понимал.

Так строил я свои планы, но реальная жизнь внесла свои коррективы.

На четвертый день пути по Транссибу мы доехали до Челябинска. Дорога уже порядком поднадоела. В купе пассажиры менялись: кто-то сходил, кто-то садился. В дороге люди быстро находят общий язык. Я потом, с возрастом, это понял. Люди говорят откровенно, порой изливают душу от мысли, что больше никогда не встретятся.

Мужчина, который подсел к нам в купе, быстро со всеми перезнакомился и, узнав о том, что я еду практически в никуда, сказал: