Дважды – не умирать - Александр Александров

Перед отбоем учебная рота вышла на вечернюю прогулку. Этот традиционный ритуал прохождения строем с исполнением песни, курсанты проделывали почти ежедневно. За исключением совсем уж плохой погоды или когда день выдавался таким тяжелым, что даже у сержантов не было сил и желания выходить перед сном на улицу.

Обычно подразделением командовал старший сержант Гуссейнов. Но тут он почему-то не пошел и вместо себя назначил сержанта Лаврова.

Одетая в шинели рота построилась на плацу. Ветер к ночи почти стих, но мороз еще больше усилился. Холодное звездное небо сияло над головой. Урманов снял рукавицу, быстро потер ладонью нос и уши. Это для профилактики, чтобы не обморозиться. Пока есть возможность… Потом, во время движения за подобную вольность можно и наряд вне очереди получить.

– Равняйсь! – грозно рявкнул Лавров. – Смир-но!

Курсанты замерли, как вкопанные.

– Шаго-о-ом… – повисла пауза. – Марш!

Одновременно по ледяному асфальту ударили десятки крепких солдатских подошв и над притихшим военным городком привычно разнеслось дробное и ритмичное: «Тр-р-р-рум! Тр-р-р-рум! Тр-р-р-рум!»

Сержант Лавров гордо расправил плечи, одернул под ремнем собравшуюся в складки шинель. Лицо его просияло от восторга. Толстые губы расплылись в улыбке. Должно быть, он сейчас представлял себе, как выглядит со стороны. Все-таки отделением командовать, это не то, что целой ротой. Тут и масштаб совсем другой, и самооценка – тоже…

– Что будем петь? – спросил Лавров, шагая чуть поодаль от роты.

– Давай «Виновата ли я» – неожиданно предложил ротный запевала младший сержант Тюрин.

– Ну-у-у-у… – Лавров слегка напрягся. – Давай что-нибудь другое. «Не плачь девчонка», например или «День победы».

– Надоело одно и то же, – возразил Тюрин. – Ну, чего ты, Вась? Все равно никого из начальства сейчас нету. Кто услышит?

– Не по уставу… – Лавров колебался.

– Да ладно, чего ты уперся? – вступился за Тюрина сержант Бадмаев. – Пусть поет, чего хочет… Верно, войска?

Курсанты одобрительно загудели. Все почувствовали некую вольницу и слегка расслабились. Захотелось немного подурачиться.

– А-а-а-а! – махнул рукой сержант Лавров. – Пойте, что хотите.

– Антошка, Антошка! Пойдем копать карто-о-ошку! – неожиданно затянул под строевой шаг Тюрин. – Антошка, Антошка! Пойдем копать карто-о-о-ошку!

– Тили-тили! – дружно подхватил многоголосый курсантский хор. – Трали-вали! Это мы не проходили, это нам не задавали!.. Тарам-пам-пам! Тарам-пам-пам!

Знакомая с детства песенка из мультика в исполнении роты здоровых вояк, да еще под аккомпанемент строевого шага выглядела довольно комично. У всех поднялось настроение. Даже мороз стал не таким жгучим.

– Антошка, Антошка! Сыграй нам на гармоо-о-о-ошке!Антошка, Антошка! Сыграй нам на гармоо-о-о-ошке!

Продолжал звонко затягивать запевала. И рота опять охотно его поддержала.

– Тили-тили! Трали-вали!Это мы не проходили,Это нам не задавали.Тарам-пам-пам!Тарам-пам-пам!

Неожиданно из-за угла ближайшего здания показался человек в серой папахе и длиннополой офицерской шинели. Под светом уличного фонаря блеснули золоченые генеральские погоны.

– Рота, стой! – осипшим враз голосом скомандовал сержант Лавров. – Смир-р-но-о-о!

Это был командир части генерал-майор Колесников. Как он тут оказался? От неожиданности все растерялись.

Сержант Лавров четким строевым шагом направился к нему и, приложив к козырьку ушанки вскинутую руку, бодро доложил:

– Товарищ полковник! Учебная рота проводит вечернюю прогулку. Старший – сержант Лавров.

Повисла долгая зловещая пауза. Лицо младшего сержанта Тюрина скривилось, как от зубной боли. Сержант Бадмаев напряженно прикусил губу. Сержант Левин покачал головой и ухмыльнулся.

– Ну, то, что ты меня полковником назвал, – строго произнес генерал, – это по большому счету ничего не меняет… А вот если я тебя ефрейтором назову, то так и оставлю!

Сержант Лавров неожиданно понял свою оплошность. Ему стало ужасно неловко… А генерал между тем продолжал:

Что это они у тебя поют? Что за детский сад, понимаешь?

Так точно, – невпопад вставил Лавров.

Что так точно?

Виноват…

На Лаврова невозможно было смотреть без сочувствия. Он как-то разом поник, ссутулился, плечи опали. Он даже как будто стал ниже ростом.

– В общем, так, сержант, – голос командира части был суров. – Если они у тебя через неделю нормально петь не научатся – пеняй на себя.

– Так точно.

– А сейчас кру-у-у-гом! В расположение бего-о-ом марш!

Курсанты дружно рванули к казарме. Позади, путаясь в полах шинели, понуро семенил сержант Лавров.

Глава 3

Сегодня впервые, за все время пребывания Урманова в учебке случилось маленькое чудо – отменили утреннюю физзарядку. Это было так неожиданно, что курсанты поначалу не могли поверить в свое счастье. А причина оказалась проста – снег… Его выпало за ночь столько, что весь строевой плац, обычно идеально чистый, наутро утопал в сугробах. Снегоочистительная машина и трактор с таким объемом работы справиться не могли. Поэтому было решено отменить физическую зарядку, а личный состав бросить на борьбу со снегом.

Старшина учебной роты прапорщик Гладченко выдал курсантам деревянные лопаты и большие железные скребки. Урманову и Гвоздеву достался скребок… Взявшись вдвоем за скобообразную круглую металлическую рукоятку, они на вытянутых руках толкали перед собой этот прямоугольный широкий скребок и как ножом от бульдозера сгребали лежащий на плацу снег. Позади оставалась чистая полоса. Дойдя до противоположной стороны плаца, они разворачивались, и устремлялись назад, двигая впереди себя все возрастающий снежный холм. А следом за ними, чуть в стороне, ступенчатой шеренгой шли другие курсанты со скребками. Картина была схожая с той, когда комбайны убирают пшеничное поле.

– Живей! Живей шевелись! – подгоняли курсантов командиры отделений. – Не проснулись еще?.. Бегом надо бегать!

Курсанты с лопатами по краям плаца собирали в кучи снег, доставленный скребками, а потом снегоуборочная машина втягивала эту сыпучую снежную массу в себя и выбрасывала через широкую изогнутую трубу в кузов подъезжающих машин. Работа кипела, курсанты бегали, как заводные, и вскоре плац уже был почти полностью очищен от снега. Старший сержант Гуссейнов объявил перекур.

Оставив тяжелый скребок, Урманов и Гвоздев подошли к ребятам из своего отделения. Было еще темно. Снегопад закончился. В свете уличных фонарей кружились редкие снежинки.

Урча моторами, на плац со стороны КПП выехали два больших армейских автомобиля и остановились неподалеку.

– К машине! – донеслась команда.

Из кузовов, обтянутых брезентом, на землю посыпались увешанные оружием бойцы, одетые в белые маскхалаты. Все, как один, – рослые, крепкие, уверенные в себе.

– Взвод захвата, – негромко прокомментировал Гвоздев.

Курсанты, молча, разглядывали их. Уважительно, с легкой завистью… Этот взвод был элитным подразделением части. Попасть туда мечтали многие. Но далеко не всем это удавалось – отбор был крайне строгий. Эти ребята занимались по особой программе, жили обособленно и даже питались по специальному рациону.

Судя по всему, взвод вернулся с ночных тактических занятий. Маскхалаты у всех были мокрые, кое у кого – порванные. Но на усталых суровых лицах сияли улыбки. Они, конечно, понимали, что в глазах этих молодых «салаг» выглядят настоящими крутыми парнями. И слегка рисовались…

«Я бы тоже так хотел», – подумал Урманов.

Он представил себя среди них. Сильного, знающего себе цену, с усталой улыбкой сурового воина. Небрежно сдвинувшего за спину автомат без приклада, поправляющего подсумки с запасными магазинами; легкий прищур, сигарета в зубах… Жаль, что в этот момент его не сможет увидеть любимая девушка. Но можно будет прислать фото.

– Эй! – окликнул его Гвоздев. – Хорош мечтать… Пошли работать, Бадмаев завет.

Время утреннего моциона – тридцать минут. Заправить койки, помыться, побриться, почистить зубы и вперед, на завтрак.

Одетые по форме «номер четыре» курсанты в колонну по одному выбегают на улицу. Форма «номер четыре» – это куртка, брюки, ремень и головной убор. Без верхней одежды… От казармы до столовой путь не близкий. Надо метров триста топать строем. Зимой это расстояние кажется намного больше. Холодно…

Один за другим курсанты выбегают из теплой казармы и привычно выстраиваются на плацу. Каждый безошибочно занимает свое место.

– Чего ты горбишься, курсант! – весело окликает одного из них заместитель командира взвода Гуссейнов.

– Так холодно же, товарищ старший сержант! – сверкнув золотой фиксой, улыбается в ответ боец.

– Но ты же северный человек, Мазаев!

– Так северный человек, это не тот, кто холода не боится, а тот, кто тепло любит, – отважно парирует боец.