Вода и пламень - Гарун Тазиев

Мы с палубы «Калипсо» дружным хором даем указание ялику:

– Вон, вон! Да нет, сзади! Левее… Еще! О, потрясающе!

Конечно, подобная ловля далека от спортивной охоты и не оставляет рыбе ни единого шанса на спасение, но в данном случае цель оправдывает средства. Нам нужно добыть малоизвестные экземпляры здешней фауны. Красное море очень глубокое и почти закрытое: оно соединено с Индийским океаном узким Баб-эль-Мандебским проливом, через который циркулируют лишь поверхностные слои. Вода в море ультрапрозрачна: оно окаймлено с обеих сторон песчаными пустынями, и ни одна река не загрязняет его своими наносами. Температура более высокая, чем в остальных морях: оно лежит в одном из самых горячих районов земного шара.

Ялик возвращается и вываливает на палубу «Калипсо» богатейший урожай. Тут и обычные рыбы – серые, голубоватые, серебристые, но гораздо больше рыб необычных – плоских, каплеобразных, вытянутых, дискообразных, необычайно ярко разукрашенных в карминные, синие, оранжевые, охряные, бархатисто-черные, хромовые, малахитовые цвета, одетых в киноварь и пурпур… На теле – мелкие точки и крупные пятна, зебревидные полосы. Вот маленькая зеленая рыбка, покрытая черными, голубыми и красными полосами, с полуоранжевым-полужелтым хвостом…

При виде этого зрелища Дюма теряет свою обычную флегматичность, а наш инженер Жан де Вутер забывает о своей уже ставшей на борту легендарной сдержанности. Весь экипаж столпился на палубе и ахает от восторга. Единственно, кто не реагирует на красоты диковинного улова, – это наши деловитые биологи Шербонье и Мерсье-Леви. Они сосредоточенно выуживают образцы, методично раскладывают их, фотографируют, после чего заключают в склянки или опускают в большой молочный бидон со спиртом…

Абу-Латт

В Джидду мы прибыли под вечер, не прибегнув к помощи лоцмана, а пройдя «слаломным» курсом а ля Кусто внушительный барьер параллельных рифов. Встреча была не очень приветливой… Споры с таможенниками, бесконечные переговоры с властями (Дюма успевает истощить весь запас арабских слов), запрещение сходить на берег до прохождения медосмотра (который должен состояться лишь на следующий день). Все эти придирки – результат того, что мы пренебрегли услугами лоцмана…

Джидда – это внешние врата святого города ислама, Мекки, коммерческий, консульский и дипломатический центр, единственный во всем Аравийском королевстве город, где позволено жить немусульманам. Столица Саудовской Аравии Эр-Рияд лежит в глубине пустынного континента.

Джидда – узкий порт среди царства песка и скал. Корабли бросают якорь далеко на рейде перед грядой окаймляющих рифов. Город разбит на невысоких холмах и своими минаретами, поднимающимися среди старинных многоэтажных домов, не обманывает надежд путешественников: это действительно ворота в легендарный Восток…

Увы! Когда мы наконец ступили на берег, сказочный флер «Тысячи и одной ночи» мгновенно исчез, уступив место бетонному «модерну», громадным американским автомобилям и вездесущей рекламе: сквозь вязь арабских букв явственно лезло в глаза «Пейте кока-колу!»… Среди этого уродливого наспех возведенного «модерна» старинные дома с частой деревянной решеткой на окнах, ажурной резьбой и тяжелыми обитыми гвоздями дверями выглядели смиренными свидетелями былого величия.

Аравия, священная земля ислама, всегда была закрыта для «неверных». Торговля с ними шла через прибрежные города – Янбо, Джидду, Эль-Кунфиду. Внутреннюю часть полуострова занимает бескрайняя выжженная солнцем пустыня, по которой рассыпаны оазисы и редкие колодцы. Растительность представлена пучками жесткой травы и верблюжьей колючкой. Кочевые племена пустыни до последнего времени сохраняли свой собственный уклад жизни.

После первой мировой войны здесь неподалеку от Персидского залива нашли нефть. Сейчас нефтеносные скважины, где добычу ведет американский концерн «Арамко», приносят королю Саудовской Аравии сотни миллионов долларов в год отчислений. Ничего удивительного нет поэтому, что вслед за автомобилями, холодильниками и транзисторами, консервами и подслащенными напитками все убожество коммерческих аванпостов Запада проникло в Аравию. До сего времени король оставался непреклонным, и «цивилизация» не продвинулась дальше отданной на растерзание Джидды. Как только кончается асфальт и начинаются пыльные закоулки старого города, исчезают и зазывные рекламные щиты. Дальше идет пустыня.

Мы совершили по ней короткую экскурсию на вездеходе, принадлежащем молодому симпатичному и увлеченному своим делом французскому консулу. Он повез нас по дороге на Медину прилегающей к морю долиной. Вскоре мы свернули на восток по сухому руслу реки. Оно тянулось добрых пятьдесят километров среди рыжих гранитных гор, выступавших из золотистого песка, потом начались головокружительные откосы черного базальта. Верста за верстой мы обгоняли тягучие караваны – извечные мирные вереницы терпеливых верблюдов. Иногда сбоку открывался оазис, похожий на зеленеющее чудо.

Так мы доехали до условной границы вокруг Мекки, которую строжайше запрещено преступать «неверным». По обе стороны новой мощеной дороги, связывающей Джидду со священным городом, выставлены большие щиты, где по-арабски и по-английски объявлено о запрете. В пустыне же никаких знаков, указывающих о приближении к святыне, нет. Но в глазах местных фанатиков это не оправдание. Консул Лоссак прекрасно осведомлен об этом, поэтому мы поворачиваем на юг, затем на запад… и все-таки въезжаем в опасную зону.

Мы получили на эту экскурсию официальное разрешение, данное Кусто министром иностранных дел. Капитан также просил допустить нас на двести километров в глубь территории, но не здесь, а дальше к югу, на уровне 20-й параллели. Мне очень хотелось осмотреть тянущуюся параллельно морю горную цепь, по всей видимости окаймляющую одну из больших трещин, входящих в систему грабена.[3]

Кусто получил разрешение и на это, поэтому я заранее радовался перспективе двухнедельной экспедиции для изучения неведомого доныне района. Легкость, с какой было дано согласие на обе просьбы, навела меня на мысль, что миллиарды долларов, потоком вливающиеся в эту богатую нефтью страну, несколько смягчили отношение к чужеземцам. Позже мне суждено было убедиться в своем заблуждении.

В восемь утра, подгоняемые свежим северо-западным бризом, мы шли на юг к большому скоплению рифов Фарасана. Эта банка шириной в двадцать лье протянулась больше чем на 500 километров почти от самой Джидды до Баб-эль-Мандеба.

На морской карте видны бесчисленные точки рифов, россыпи атоллов, собранные в семейства или разделенные глубокими проливами, подчас в сто, двести саженей, даже больше… Одних выдают буруны, другие предательски скрыты водой… Местами среди мельтешения цифр и крохотных кружочков вдруг зияет белое пятно, помеченное таинственными словами: «Очень опасно», «Опасные рифы, глубины непроходимы для судов» или «Замеры не проводились».