Бункер разбитых сердец - Кирилл Казанцев

– Да. Каждый день. Каждый час. Вы оба во мне занозой сидели. И ты, и Алешка. А вы? Ты вспоминала меня?

Теперь ее взгляд резко преобразился, снова став похожим на искренний детский.

– Я – очень! Ты даже не представляешь как! И как я ненавидела этого мерзкого Самойленко! Особенно тогда, когда узнала всю правду. Мне ведь Ленка все рассказала, – горячо и быстро заговорила Дарья, подавшись вперед и жестикулируя руками. – Я сначала вообще ей не поверила. Думала, выдумывает. А потом решила с матерью поговорить. А она не стала. Сказала, что не собирается со мной эту тему обсуждать. Вот тогда я поняла, что Салова не врет. Пап, ты сам мне скажи, как все у вас случилось? Я хочу… Я имею право знать правду из первых рук!

– Уст. Тут правильнее сказать «из первых уст», – поправил Михаил, чувствуя, что, как и Галина, совсем не желает говорить на эту больную тему. – Только давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Например, о тебе. Ты мне ничего не хочешь рассказать? Сама. Без моих наводящих вопросов.

– Нет. Пока. Пока мы не поговорим о тебе и маме, – твердо заявила Дарья. – Так что давай, рассказывай, как у вас все вышло.

– Это твое условие?

– Именно, – отрезала она и снова постучала пальчиком по столу.

Теперь Михаилу предстояло и тут не прогнуться. И если с Алексеем все обстояло проще и не требовалось идти на компромисс, то с дочкой было сложнее. Она, конечно, имеет право знать то, что хочет, от своих родителей, а не из чужих сплетен. Но и беспардонно вторгаться в их личную жизнь не должна. Тут у каждого своя территория. С другой стороны, они – родители, хотят услышать от нее признания. Правильно. Имеют пока безграничные полномочия. Но это как посмотреть. В конце-то концов, она также имеет право на свою территорию. Сейчас, разумеется, не времена Ивана Грозного, когда замуж в тринадцать лет выходили, но Дарья уже не совсем ребенок. И даже, возможно, будущая мать. И только она здесь решает, что ей делать. Роды или аборт. А Галина и он могут лишь выбрать для себя: помогать ей впоследствии или оставить на произвол судьбы. В общем, кошмар!

– Хорошо. Только давай договоримся, что условия я твои не принимаю. Из меня плохой рассказчик. Но если тебе важен такой разговор, я готов ответить на некоторые твои вопросы. Если они, разумеется, будут корректными, – обдумав ситуацию, ответил Родин. – Такое предложение тебя устраивает?

– Ладно. Давай попробуем, – насупив бровки, согласилась дочь. – Тогда вопрос первый: правда, что твой начальник… или как это там у вас называется? Короче, он предложил тебе воровать для него со склада какие-то вещи?

– Правда, – лаконично ответил Михаил, чувствуя, что мучительно захотелось курить. Встал. Подошел к старомодному окну, немного приоткрыл двойные форточки. – Даш, ты бы пересела на мое место, чтоб не продуло. Не возражаешь, я закурю? – но тут же спохватился: – Или… Тебе вредно, наверное. Я в подъезд выйду.

– Нет. Ничего страшного. Кури тут. Может, и мне дашь?

– Ты, надеюсь, шутишь?

– Шучу, – едва слышно шепнула она, опустив глаза.

Михаил достал пачку «Астры», с жадностью затянулся, пуская дым в щелку окна. Но холодный воздух погнал его обратно в кухню.

– А где же твой любимый портсигар? – заметила наблюдательная Дарья, так и не пересев за другой край стола.

– Выбросил, – не соврал Родин, ладонью отмахивая от нее дым. – А пепел куда стряхивать?

– Да в фиалки прямо, – указала она на цветочные горшки, стоящие на запыленном подоконнике. – Говорят, это для них хорошее удобрение.

Услышав, как обыденно она это произнесла, Михаил понял, что дочь не шутила по поводу курения. Только этого еще не хватало.

– И часто ты так удобряешь любимые цветы матери? – как бы между прочим пробросил он.

– Не-а. Редко. Не переживай, – полушутливо отделалась от его вопроса Даша. – А почему портсигар выбросил? Я не поняла. Ты же им так дорожил, насколько я помню.

– Перестал дорожить, – мимолетно вспомнил он образ своей первой любимой женщины, которая спустя многие годы оказалась его сослуживицей на «Зоринке». – Это второй вопрос?

– Нет. Это так – любопытство. А на чем я остановилась? Ах да! А правда, что за это твой начальник придумал про тебя дурацкую историю… Ну, вроде как ты с женой Самойленко роман крутил?

– Да.

– И он эту свою подлую придумку в ютьюбе вашей военной части выложил? Так?

– Так, – кивнул Родин, с удовольствием отмечая про себя, что девочка не лишена чувства юмора.

– И тебя за это замполит выгнал. Да?

– Нет, – отрицательно качнул он головой, выпуская дым ноздрями.

– Как нет?! – всполошилась Дарья, округлив глаза.

– Не выгнал, а не продлил контракт, – пояснил он, явно подшучивая над дочерью.

– А, ну какая разница? В общем, ты был изгнан из рая.

– Тогда мне именно так и казалось.

– А сейчас?

– Все в мире относительно, дочка, как сказал великий Эйнштейн. И был абсолютно прав, между прочим. Сейчас я даже рад, что так случилось. Конечно, не таким тернистым путем надо было все это пройти. Но, лишившись райского угла, наверное, сначала надо посмотреть и на ад.

– Ну, ты прямо Лев Толстой! – искренне похвалила Даша. – А говоришь, из тебя плохой рассказчик.

– Это – смотря о чем рассказывать. А тушить тоже в фиалках?

Даша встала, молча взяла из его руки окурок, подошла к раковине, подставила его под кран, из которого капала вода. Окурок шипнул, она бросила его в мусорное ведро и, не оборачиваясь, спросила:

– А у тебя правда с женой Самойленко ничего не было?

– Было.

Даша резко обернулась и посмотрела на отца так, словно он сейчас признался ей в гомосексуализме. Он понял, что в своих неуместных шутках, спасавших его от неприятных воспоминаний, перегнул палку и поспешил пояснить:

– У нас с ней были обыкновенные рабочие отношения. Я ей отчеты по складу сдавал.

– Фу, ну ты не Толстой. Ты – Михаил Задорнов, – облегченно улыбнулась дочь, возвращаясь на место. – Хочешь еще кофе?

– Нет, спасибо. Вопросы закончились?

– Это только начало, папочка, – ехидным голоском проворковало несносное дитя. – Сейчас мы подойдем к самому главному.

– Думаю, не стоит, – нахмурился Михаил, понимая, что теперь она захочет повести речь о Галине. И не ошибся.

– Еще как стоит. Ты вот мне скажи, о чем думала мать, когда так с тобой поступила? Это ведь она пошла от тебя на сторону. Да еще с кем?! С этим же Самойленко!

– Послушай, дочь, эти вопросы ко мне уже не относятся. Я прав? Лучше поговори об этом с ней самой. А еще лучше… Я тебе настоятельно рекомендую: вообще не трогай больше эту тему. Что было, то прошло, – шумно выдохнул Михаил, присаживаясь на табурет. – Давай поговорим теперь о настоящем и будущем. О’кей?

Казалось, девочка его не слышала. Она погрузилась в какие-то свои думы. Судя по выражению ее лица – горькие.

– До-ча, – тихо окликнул ее Михаил, – ты где?

– Пап, все это нечестно, – грустно произнесла она, глядя в пол.

– Что именно?

– Да все. Я хочу, чтобы вы встретились с мамой и нормально поговорили. Она должна перед тобой извиниться.

– За что? За то, что я ее не устроил в этой жизни? Или за то, что полюбила другого человека?

– При чем тут это?! – с возмущением посмотрела на него дочь. – Да за то, что именно она сделала с тобой!

– А что она со мной сделала? – возмутился, в свою очередь, Родин. – Я сам с собой так поступил. При чем тут мать? Я уже и Лешке это сказал. Не надо во всем винить Галину. Может, я был плохим мужем? Ты не допускаешь такой мысли?

– Зато ты был хорошим отцом! – тут же апеллировала Дарья. – А уж из этого Самойленко муж, как из говна пуля! Прости… вырвалось. Ты во всем был лучше. И есть!

Даше вскочила с места и заходила кругами по небольшой кухне, став похожей на маленького дикого зверька, что в зоопарке мечется по своей клетушке. Михаилу были приятны ее слова, но вызывал беспокойство этот чрезмерный темперамент. И он поспешил успокоить дочь:

– Дашутка, угомонись. Сядь, пожалуйста.

Она повиновалась и обиженно засопела.

– Я тебе вот что скажу, дочка: не надо переживать за нас с матерью. Мы взрослые люди…

– А я не за вас переживаю, а за тебя, – посмотрела она на него с явной жалостью. – Ты ведь даже не представляешь, сколько говн… гадостей мы от нее про тебя наслушались. И ведь верили. Вот что ужасно! Да мне за нас с Лешкой стыдно. В общем, так, папочка, вот придет мать, и я хочу, чтобы она при мне еще раз посмела повторить то, что про тебя несла! – заявила она тоном, не терпящим возражений.

И Михаилу стало совершенно очевидно, что отношения Дарьи с матерью не просто сложные, а критические. Немудрено, что дочь не хочет говорить с ней на свои интимные темы. И стало ему снова стыдно именно за себя. Будь на его месте другой, порадовался бы, вот, мол, она – справедливость! Но Родин не был из этого числа. Он стыдился того, что потерял достаточно времени, упустив возможность воспитывать собственных детей. Ему-то что? Сядет в поезд и уедет. А они? Как пауки в банке останутся? Алексей конфликтует с Дарьей, та – с матерью. А потом все вместе друг с другом. Короче, клубок воспаленных нервов. Это никуда не годится. Надо что-то делать, как-то мирить их, чтоб не травили себе жизнь. И делать придется ему, поскольку именно он является тут камнем преткновения, из-за которого разгораются страсти. К тому же в семье теперь не существует авторитета. Сплошная анархия, где каждый пытается перетянуть одеяло на себя, но ни один не способен удерживать власть, поскольку не авторитетен для другого. Дети желают найти справедливость. Понятно. Подростковый максимализм. Когда нет полутонов, а существует лишь черное и иногда белое. Необходимо учить их разбираться в оттенках жизни. В данном случае на собственном примере. Что ж, если уж обратились в его сторону, значит, настал момент брать на себя ответственность управления этой маленькой страной под названием «Бывшая семья». Хотя нет, не правильно он сейчас думает. Бывшей может быть жена, а дети всегда есть и останутся твоим настоящим. Но они сейчас напрямую зависят и от матери. От его «бывшей». Стало быть, придется и с ней, сцепив зубы, общаться. Конечно, не так, как сейчас предлагает дочь. Незачем выслушивать запоздалые обвинения или извинения. Решать нужно проблемы и задачи, актуальные на данном этапе. Пустой треп могут позволить себе депутаты Государственной думы, решающие проблемы всей империи. А тут вопрос сконцентрированный, не размытый…