Зловещие мертвецы (сборник) - Составитель не указан

Немного сбоку внутри угадывались угловатые очертания вешалки для шляп Мистер Кетчум переступил с ноги на ногу: заскрипели доски. Полицейский снова потянул шнурок.

– Может быть… судья очень болен? – вяло предположил мистер Кетчум.

Полицейские даже не посмотрели в его сторону. Снова неприятно напряглись мышцы ног и спины. Он оглянулся украдкой: если побежать, смогут ли они поймать его? Он с отвращением отбросил эту мысль.

«Заплатишь штраф и уедешь, – терпеливо повторил он себе. – Только и беспокойства: заплатишь штраф и уберешься».

Внутри дома послышался шорох. Непроизвольно вздрогнув, мистер Кетчум поднял голову. К двери приближалась высокая женщина.

Щелкнул замок. Стройную фигуру хозяйки дома облегало черное, до щиколоток, платье с белой овальной брошью у горла. Ее смуглое лицо бороздили похожие на нити морщины. Мистер Кетчум машинально сдернул с головы шляпу.

– Входите, – пригласила женщина. Мистер Кетчум шагнул в прихожую.

– Можете оставить шляпу здесь, – женщина указала на вешалку, напоминавшую обугленное костром дерево. Мистер Кетчум осторожно водрузил шляпу на один из почерневших сучьев и замер, глядя на огромный портрет у подножия лестницы. Он раскрыл рот, чтобы спросить, но женщина снова скомандовала:

– Сюда.

Они миновали прихожую. Мистер Кетчум не отрывал взгляда от портрета на стене.

– Кто эта женщина, – спросил он, – рядом с Захарией?

– Его жена, – ответил шеф полиции.

– Но ведь она…

Его голос неожиданно дрогнул, едва не оборвавшись вскриком. Потрясенный, он постарался скрыть свое замешательство, принявшись нарочито громко прокашливаться. Вот это поворот! Он чувствовал себя несколько при стыженным. Неужели… жена Захарии до сих пор жива?

Женщина распахнула очередную дверь.

– Подождите здесь, – проговорила она.

Толстяк ньюаркец шагнул вовнутрь и резко обернулся, услышав, как за спиной защелкнулся замок.

– Эй… – Он подошел к двери и ухватился за ручку. Она не поддавалась.

Мистер Кетчум нахмурился, стараясь не обращать внимания на частые, беспорядочные удары сердца.

– Эй, в чем дело? – Голос отразился от стен пугающе веселым эхом. Обернувшись назад, мистер Кетчум огляделся. Комната была пуста. Квадратная пустая комната…

Он снова повернулся к двери, шевеля губами, словно в поисках подходящих слов.

– Хорошо, – отрывисто прохрипел он, – это очень… – Он с силой налег на ручку. – Хорошо, это очень удачная шутка… – Гнев душил его. – Если только я…

Оскалив зубы, он вихрем обернулся на незнакомый звук.

Ничего не произошло. Комната по-прежнему была пуста. Он недоумевающе огляделся. Откуда доносится звук? Глухой, похожий на журчание льющейся воды.

– Эй, – машинально повторил он и снова налег на дверь. – Эй! – крик не вмещался в легких. – Перестаньте! Что вы там делаете?

Он переступил на ослабевших ногах. Звук усилился. Тыльной стороной ладони мистер Кетчум вытер лоб и обнаружил, что истекает потом. В комнате становилось жарко.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал он. – Удачная шутка, но…

Вместо слов его голос прервали глухие, безнадежные всхлипы. Пошатываясь, он обошед комнату и снова налег на дверь. Пальцы вытянутой руки коснулись стены; мистер Кетчум отдернул руку.

Стена полыхала жаром.

– У-у! – Он недоверчиво посмотрел на обожженные пальцы.

Невероятно! Это просто глупая шутка. Нелепая деревенская шалость. Игра великовозрастных идиотов.

– Окей, – закричал он. – Это забавно, очень забавно! А теперь выпустите меня отсюда, иначе у вас буду) крупные неприятности!

С поднятыми кулаками он бросился на дверь. Пнул ее.

Тем временем комната постепенно накалялась. Воздух обжигал не хуже раскаленной…

Мистер Кетчум застыл на месте. Нижняя челюсть бессильно отвисла…

Все эти вопросы, которые ему задавали. Плохо подогнанная униформа на полицейских и роскошный завтрак в тюрьме. Пустынные улицы и индейская смуглость обитателей города. Выражение их глаз, когда они смотрели на него. И эта женщина на картине, жена Захарии Ноя – индианка со сточенными до десен зубами. В памяти снова всплыло красочное полотнище, натянутое поперек пустой улицы:

Мистер Кетчум взвизгнул и с новой силой обрушился на дверь. Его грузное тело сотрясали рыдания, слезы сжимали горло.

– Выпустите! Выпустите меня! ВЫПУСТИТЕ… МЕНЯ!

Ужac положения заключался в том, что он просто не мог верить в реальность происходящего.

Джералд Керш

Люди без костей

Мы стояли в порту Пуэрто-Побре и грузили в трюм нашего «Святого Доджа» партию бананов, когда на палубе появился маленький, трясущийся как в лихорадке человек. Никто не пытался его остановить — даже босые солдаты, охранявшие порт, и те отворачивались и невозмутимо отходили в сторону. По-видимому, они искренне верили, что этот вполне безобидный. Богом оставленный сумасшедший может навести на них порчу.

Погрузка шла ночью. Беспрестанно шипели лигроиновые лампы, время от времени с треском вспыхивавшие и обдававшие нас снопом огня и горячих брызг. Из трюма гулко, как из порожней бочки, доносился рев бригадира: «Фрута! Фрута! ФРУТА!» Огромный бритоголовый негр отвечал ему таким же звериным рыком и бросал вниз гроздь за гроздью изумрудные связки бананов.

Стоя у борта и вдыхая свежий, бодрящий запах морской воды, я любовался прелестью южной ночи, нефритовой зеленью изысканных плодов и хваткими, пружинистыми движениями красно-коричневого тела. Внезапно хорошо налаженная работа застопорилась. Все пришли в замешательство. Из-под связки бананов выбежал мохнатый серый паук, сильно напугавший грузчиков, и, пока все в нерешительности стояли, не зная, что предпринять, какой-то никарагуанский мальчишка со смехом, ловко подпрыгнув, раздавил его голой пяткой. «Совсем не ядовитый», — сказал он, разглядывая свою жертву.

В это время ко мне подошел сумасшедший, до сих пор молчаливо слонявшийся по палубе. Бледное, изможденное лицо его было покрыто капельками пота Он доверчиво посмотрел на меня и спросил, в какую сторону мы отплываем.

Он говорил тихо, отчетливо выговаривая каждое слово, однако во взгляде его настораживала какая-то потерянность и опустошенность, и я, как можно незаметнее, постарался отодвинуться от его худых пляшущих рук, которые мне показались странно похожими на мохнатые лапы раздавленного паука.

— В Соединенные Штаты, Алабама, — ответил я.

— Возьмите меня с собой, — попросил он.