Защита от дурака - Владислав Задорожный

Мать архитектор. О своей профессии:

— Мы свободны придумывать, что угодно, полет нашей фантазии ничем не ограничен. Воистину, у меня самая творческая на свете профессия.

— Но, мама, ведь ты не смеешь нарушить правильную красоту Агло своими фантазиями? Это — живой гимн прямым углам и линиям — и вдруг полет, творчество!

— Не бойся, сынок. Защита позаботилась о незыблемости канонов. У меня и впрямь богатейшая фантазия, свободная, но движется она по прямым, накатанным дорогам и сворачивает только туда, куда тычут указатели. Я совершенно свободна в рамках от сих до сих.

Отец учит меня пользоваться ласкателем. Защита препятствует смотреть ласкатель больше двух часов в попытку. Однако многие, по словам отца, приладились включать ласкатель по очереди — и в нашей семье, где четверо, можно увеличить время просмотра до восьми часов. Я немедленно выключил ласкатель — мы смотрели его уже третий час — и посоветовал еще раз отцу: как следует провериться на Г/А.

Кстати, спрашиваю отца, почему в зданиях нет окон. Потому что так легче красить?

— И поэтому тоже. Кондиционеры создают атмосферу еще лучше, чем на улице.

— А постоянный расход электричества?

Отец явно не хочет отвечать. Потом, понизив голос, хотя никого, кроме матери:

— Насчет электричества ты верно угадал. Правда в том, что окон нет, потому что из них можно выбрасываться.

— Но, отец, ведь все так счастливы! Кому же вздумается?

— Ну да, конечно, разумеется, вне сомнения… Мы счастливы… очень… и все же, иногда, как задумаешься… как вдумаешься… не то, что в окно… а так… кх-кх… ты меня, старого олуха, не слушай…

— Отец, ты порой такое морозишь! Я советую тебе провериться. Хочешь, я сам отведу тебя в пирамиду?

— Спасибо, Бажан. Я подумаю.

Странно. Он посмотрел на меня, как Лохматый, когда я его палкой по носу огрел.

Я основательно располагаюсь в туалете. Но на этот раз мне почему-то неловко. Словно не наедине с собой. Вздор.

И все-таки… Глазами по стенам. — О!

Чей-то зрачок в щелочке. — Ой!

— Бажан, не пугайся, это я, отец.

— Что ты делаешь?

— Смотрю, как бы ты чего не натворил.

— А что я могу натворить?

— Не знаю… мало ли…

— Ты и за матерью наблюдаешь? И за Зайчи?

— По необходимости… по необходимости…

Я постарался сообразить. А ведь он прав. Защита умеет воспитывать в агломератах бдительность.

— Отец, ты не прав в одном, — говорю, — поскольку ты подсматриваешь на законном основании, то тебе незачем таиться. Надо сделать тут прозрачную стену.

— Ну, ты уж совсем максималист…

Мы с отцом на улицу утром. В подъезде помоями, мочей. Стены — ну и ну. Лифт щербатый. Вот она — Защита! Перед до блеска, зад — наплевать. Как хитро! Как здорово! Вот так Его и проведем: перед надраим до блеска, а зад — дрянь, его никто не видит.

По фасаду коробка ползет и пых-пых краской — опрятно.

Десятки, сотни шиман туда-сюда. И из подземного, под нашим домом.

— Разве мы пешком? — удивляюсь.

— На шимане, но сперва надо дойти до гаража.

— Моя шимана на стоянке рядом.

— Нет, кучер отогнал ее в наш гараж ночью.

— Но ведь гараж — вот он, под домом.

— Э-э, нет. Это гараж тех, кто живет в доме над гаражом, где моя машина, — поясняет отец. — Кварталов десять отсюда. Часа полтора ходу.

— Почему так?

— Зато я получаю дневную норму движения. Такое хитроумное расположение гаражей предусмотрено Защитой. Оно стимулирует прогулки пешком. Еще одно проявление заботы о нашем здоровье.

Я подивился мудрости Защиты. Отец громко сплюнул.

Он отвел меня в Гроздь — огромный квартал лиловой и оранжевой служб. Там мне дали тест — сорок тысяч вопросов. Сказали, как только отвечу, автомат враз проверит — и меня примут на работу. Я сказал, что хочу быть лиловым. Мне говорят: это не скоро. А если всерьез хочешь, то на вот тест — пятьсот тысяч вопросов. Как ответишь — так сразу, если автомату понравится, примем.

Я засел дома и стал строчить ответы на сорок тысяч. Я грамотный, но непривычный. Букву-то к букве трудно лепить. Морока.

Так прошли попытка за попыткой. От букв в глазах рябило.

Какой-то вечер раскат, словно бы грома. — Ты всегда обосновываешь свои утверждения? — Внезапно отец.

— Стараюсь.

— А ты… — Лавинища вопросов. Мать испуганно слушает. Тоже чего-то спрашивает. На сорок тысяч я начал потихоньку отвечать. Родителям не терпится: не Он ли я. Потом отец показывает мне книжку «Как определить — не Дурак ли ваш ребенок?». Вопросы оттуда. Они и не заметили, как я на вторую попытку в Агло купил книжку «Как удостовериться, что ни один из ваших родственников — не Дурак?» и уже успел задать им сотню вопросов, между прочим. А они стали мне вопросы нарочито. Я принудил зачитать все, они застыдились, но я нарочно на все ответил и посрамил. Ах, если бы Его было так легко найти! Увы. Если бы я был уверен, что я — Он, то с радостью побежал бы на Г/А. Избавить планету от такого несчастья — вот подвиг! Увы, я слишком умен, явно умен, намного умнее других. Уж не может и быть, чтобы я был Им.

Первая попытка на работе! Накануне выдали в запечатанном конверте результаты моего теста на сорок тысяч вопросов. Я результат знать не имею права — мне так сказали.

Дую в Околесицу. И как только кучер находит нужный адрес — кругом так одинаково! Иду. Густой ряд символов деревьев. Под ногами ковер символической травы.

Внутрь. Ну и просторы. Машины, машины — ряды, громады, сверкают, грохочут, мелькают, мельтешат. Пауки. Агломератов наперечет. К одному:

— Дяденька, где тут начальник производства?

— А, этот подонок? Зачем он вам? Спросите меня — уж я-то отвечу лучше любого обормота.

Я шарахаюсь. К другому. Тот:

— Прямо направо, упрешься в каморку — там это дрянцо и сидит.

Подхожу — ну и ну. Кругом чисто, светло, просторно, а тут грязная дверь покосилась, открываю — полутемки, мусор на полу, тесно, душно. Стол. На сломанном стуле агломерат — утонул в бумагах. Разбитая люстра. Тьфу!

— Вы начальник производства? — спрашиваю.

— Новенький? Справка есть?

Я ему конверт. Вскрыл. Голубой листок. Посмотрел — нахмурился. «Эге…», — говорит и на меня. Я заробел — чего там в голубом листке? А он снова так, со смыслом: «Эге…».

— Ладно, определяю тебя к Пойдемке. Он тебя сразу раскусит.

Вышли. По коридорам. Работники — навстречу. Толкнули начальника, пошли дальше.

Большущий зал. Конвейер — обогреватели собирает. Роботов уйма. Агломератов полно. Начальник к одному — сидит в кресле и дремлет.

— Здравствуйте, — говорит начальник.

Ноль внимания.

— Здравствуйте.

Тот поднимает голову.

— Чего, гвоздь в галактику, надо? Наставником? А пошел ты в Пустицу! Сон только мне перебил!

Начальник весь изогнулся и елейно:

— Я вас умоляю. Он вам мешать не будет.

Тот, наконец. Начальник ушел.

Наставник оглядел и удобнее устроился в кресле.

— Во что играешь?

— Как?

— Какие игры предпочитаешь?

Он перечислил несколько названий. Я силился понять.

— Ну, ты даешь. А чем же ты собираешься заниматься на работе?

— Работать. Приносить пользу обществу.

Он вытаращился и даже вылез из кресла. Я дрожу от страха.

— Ты из Аграрки, что ли? — наконец говорит он. — Ясное, гвоздь в галактику, дело — деревенщина, твою в Пустицу. Ты, гвоздь в галактику, запомни, трескучий сторож, что, гвоздь в галактику, работать — вздор. Придет Дурак, трескучий сторож, и все, твою в Пустицу, испоганит. Зачем трудиться? Зачем надрываться? Потеть, мозги бекренить! А, может, Он стоит за Дверью, только и ждет, как бы испортить то, что я сделал! Псих ты, что ли, работать? Вот изловим Его, тогда другое Дело, другой поворот.

Сели мы. Стали учиться в бегунка: кто больше уловок против Дурака помнит — в алфавитном порядке.

— А почему вы так с начальником? — спрашиваю.

— Не знаешь, деревенщина? У нас начальники, чем бы ни командовали, самая дрянь и есть. Ведь ты прикинь: если начальника уважать, то он выкобениваться начнет, возомнит о себе; если начальникам какие-то привилегии давать, так все станут стремиться выбиться повыше, карьеризм начнется — и Дурак в этой сумятице проскочит на руководящее место. Поэтому Защита не дает руководителям никаких привилегий. Наоборот. Чем выше начальник, тем меньше к нему уважения. Самое большое начальство — так, ветошка, и в лицо-то плюнуть противно. Кому в таких условиях захочется в начальники? Дураку — никогда. Только такому агломерату, который ради дела готов на все — даже быть всеобщим посмешищем, плевательницей. Ему главное — работа. Организовывать, выдавать на-гора, перевыполнять. К тому же наши начальники ничего не решают в одиночку — всегда кучей, всегда с испугом ошибиться. Грязная работа.