Клеймо Солнца (СИ) - Пауль Анна

Мелисса подходит к ограде и калитке, ведущей в следующую часть сада, открывает её и жестом приглашает меня пройти дальше.

— Прогуляемся? — её улыбка становится шире, и на щеках появляются милые ямочки.

С удивлением осознаю, что в гостях у садовников последний раз я была много лет назад. К тому же, не помешает отвлечься. Поэтому я признаюсь:

— Буду только рада.

Мы движемся по дорожкам между секторами, выложенными отполированными камешками. В некоторых частях растут травянистые культуры, в других — более обширных — высажены кусты смородины, малины и клубники. Они тоже цветут, но захватывают моё внимание лишь на мгновение: потом в отдалении я замечаю крупный лиловый цветок на банановом дереве, а затем перевожу взгляд на особое растение. У дерева пирамидальная крона, чёрно-бурая кора и цветки с мясистыми лепестками, зелёными с красными пятнами.

Я заметно расслабляюсь, и теперь моё воображение с лёгкостью рисует круглый плод, покрытый толстой бордово-фиолетовой кожурой, под которой находится несколько сегментов ароматной белой мякоти. Я почти чувствую на языке сладость с приятной кислинкой, отлично утоляющей жажду в знойный полдень.

— Мангустин, — произносит Мелисса, проследив за моим тоскливым взглядом. — Сегодня вечером будет парочку, успей попробовать, — подсказывает садовница, хитро улыбаясь. — А чуть позже насладимся настоящим урожаем. Рамбутана и карамболы в этот раз тоже будет много.

Я на мгновение смотрю на растения, которые назвала девушка, но взгляд вновь возвращается к соблазнительному плоду.

Спустя несколько минут Мелисса двигается дальше, а я следую за ней.

— Прежде условия в разных уголках планеты отличались, — вдруг говорит девушка. — В некоторых не росли деревья и цветы, которые часто встречались в других, — продолжает она, и я припоминаю, что бабушка однажды рассказывала мне нечто подобное, но Мелисса добавляет кое-что, чего я прежде не слышала: — Климат во многом определяет характер растительности, хотя та, в свою очередь, тоже воздействовала на климатические условия. Правда, лишь в некоторой степени. Без растений невозможны процессы почвообразования и существование животного мира.

Я завороженно слушаю девушку, лишь смутно понимая смысл некоторых слов, ведь обычно возделыванием земли занимаются только садовники, а я общаюсь с ними редко.

Словно разговаривая сама с собой, Мелисса продолжает задумчиво рассказывать.

— Раньше растения, свойственные тропическим лесам, не встречались в степи умеренной зоны или северных хвойных лесах. Раньше вообще всё было иначе! — добавляет она вдруг с энтузиазмом, свойственным Ноне, когда та вспоминает о прошлом, и неприятное предчувствие вдруг отрезвляет меня.

В следующую секунду девушка замолкает и смотрит таким взглядом, будто только сейчас меня узнаёт. В её взгляде проскальзывает настороженность и даже страх (или мне только кажется?), а потом она поспешно улыбается, но, кажется, как будто натянуто.

— Сегодня это стало возможным, — её улыбка становится более искренней, и я начинаю думать, что, возможно, мне просто показалось… — У нас же хвойные соседствуют с лиственными деревьями, в гуще леса растут могучие дубы — вязы и кедры, а на берегу океана — пальмы, мы можем выращивать любые растения, овощи, фрукты, ягоды и крупы. Всё благодаря тому, что теперь круглый год погода тёплая.

Я согласно киваю: иногда наступают пасмурные дни, поднимается ветер, может начаться гроза, а дождь порой кажется невыносимо холодным, однако у нас не бывает снега — белоснежного покрывала, блестящего в лучах Солнцах, что мы видим на вершинах южных гор. Я мечтала бы однажды увидеть снег ближе, но в Дикие земли мы не ходим, и тем более, не поднимаемся в горы.

— Иногда — правда, редко — нам приходится исцелять растения, — на лице Мелиссы вновь возникает застенчивая улыбка. — Но это не так тяжело, как в случае с животными.

— Ты пробовала исцелять животных? — с искренним интересом спрашиваю я, и девушка кивает.

— Да, одной ласточке никак не удавалось полететь, — вновь улыбка, но скорее печальная. — Что-то было с крылом. Помочь получилось не сразу, но ведь это сущая мелочь по сравнению с тем, что выпадало на твою долю.

Она с любопытством смотрит на меня, и я понимаю, что мне одной только робкой улыбкой не обойтись. Но и развивать тему не хочется: стоит вспомнить о целительстве, как я начинаю думать о том, куда направлюсь после этого разговора, а эти мысли вновь заставляют моё сердце ускоряться.

— А как вы добиваетесь того, что сады и огороды часто приносят урожай?

Если Мелисса и замечает, как нелепо я пытаюсь поменять тему, то во всяком случае не подаёт виду.

— Раз в несколько месяцев — не так-то часто для большого поселения, — мягко поправляет меня девушка, а потом отвечает на вопрос: — Наши инсигнии светятся особым светом, который влияет на рост. Если нужно больше времени, то есть другое решение. Мы используем специальные лампы, которые устанавливаем рядом с растениями. Хочешь увидеть?

Энергосберегающие лампы…

Нона говорила это слово, но совсем в другом контексте. Вспомнив о нём, я недовольно морщусь, и Мелисса неправильно понимает меня.

— Тебе наверняка нужно идти, да и не очень интересно, наверное, — сбивчиво говорит девушка, а я спешу её заверить:

— Нет! Что ты! Очень интересно! Я просто не представляю, почему до сих пор не интересовалась, как всё это работает. — В глазах Мелиссы отражается сомнение, но только до того момента, как я добавляю: — Ведь наши занятия так похожи, — и девушка расплывается в широкой искренней улыбке.

Мы останавливаемся перед следующей калиткой. За ограждением — овощные грядки. Я могу определить только некоторые культуры: мои любимые помидоры, морковь, перец… Но видов овощей гораздо больше.

Мелисса открывает дверцу, и мы проходим дальше.

— Видишь их? — она указывает на лампы, которые установлены возле некоторых секторов.

«Неужели Нона говорила о таких же?» — мелькает в моей голове тревожная мысль, и чтобы от неё избавиться, я спрашиваю:

— Как это работает?

— Растения поглощают значительную часть спектра солнечного света, — объясняет Мелисса, наклоняясь к грядкам, нежно поглаживая стебли растений и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, присматриваясь к листьям и цветкам. — Но наилучший фотосинтез наблюдается при облучении красным и синим. Именно эта область наиболее сильно поглощается хлорофиллом. В солнечном свете больше половины видимого спектра — зелёная составляющая.

Девушка поднимается, достаёт из корзинки, которая стоит возле каждого сектора, мотыжку, совок и полольник и с воодушевлением принимается за работу. Её руки утопают в зелени, и я, как ни вытягиваю шею, не вижу, что за таинство там происходит.

— Красный помогает корневой системе, цветению и созреванию плодов, влияет на светолюбивость или теневыносливость, — рассказывает Мелисса, не отвлекаясь от своего дела. — Но, если использовать только красный свет, растения будут высокими и тонкими.

Девушка поднимается и осматривает грядку с разных сторон, придирчиво оценивая собственную работу.

— Синий увеличивает зелёную массу, скорость роста и размер листьев, — говорит она, поднимая на меня взгляд. — Однако если синего слишком много, растения будут короткими и коренастыми, с толстыми стеблями и тёмно-зелёными листьями. Цвести они будут очень плохо. Кстати, о цветах, — Мелисса складывает принадлежности обратно в корзинку, а взамен берёт короткий нож. — Соберём букет для ценакула, пускай поставят на столы к ужину.

Мы подходим к клумбе в центре дворика, на которой растут самые разные цветы. Я не слишком в них разбираюсь, поэтому могла бы назвать только белые с фиолетовыми краями эустомы, цинии, словно сотканные из тёмного бархата, и изящные каллы светлых оттенков.

— От цветка к человеку. От человека — к земле, — произносит Мелисса, осторожно срезая цветы. — От пылинки к Вселенной. Благодарю за твой дар и верую в скорое Исцеление.