Способы обольщения женщин (сборник) - Александр Образцов

На третьем этаже в однокомнатной из левого кармана такой неудачник. Жена ушла к маме с папой, ему тридцать. Тридцать лет, а у него четыре вертикальные морщины: на лбу и сбоку от скорбящего рта. Правда, бритый, чистенький, глаженый воротник. Но без работы. Уныло ходит, не решаясь вступить в жизнь. Жизнь не столько ледяная, сколько помойная. Бывают брезгливцы.

В марте в панельном доме холодней, чем снаружи. Неудачник Леонард вызвал лифт на борьбу за существование, тот гуднул, поперся вверх. Леонард хотел было уйти по черной лестнице, но дождался.

Ах! А там в облаке духов некая Анастасия, как оказалось в дальнейшем. На ней алый халат, отороченный черным газом, сабо и пуховая шаль. Едет за почтой.

Как писал Лермонтов: «Пусть скачет жених – не доскачет. Чеченская пуля верна». По ситуациям русская жизнь имеет три сюжета, не больше.

Леонард шагнул в лифт и тут же повернулся к ней спиной. Боялся оскорбить невольным взглядом сладострастия. Было что оскорблять: сто восемьдесят сантиметров самых спелых подробностей и скучающий серый раек. Знал бы, бежал по черной лестнице унылый, но стабильный.

Однако лифт повел себя почти разумно и так едко при этом! В дальнейшем обсуждалась вина Леонарда – якобы боднул плечом кнопки – это муж орал с первого этажа. Однако вряд ли. Скорее где-то замкнуло, автомат вырубился на долю секунды – и вот они висят вдвоем между вторым и третьим.

Она еще не понимает игры природы, а он-то чуткий! Он неудачник! Он осторожно кнопку давит, та не отвечает. Он вызов давит, и вызов молчит. Он осторожно поворачивается, они смотрят друг на друга, и он делает вот так головой: плохо дело.

– Ну-ка, дайте я, – говорит Анастасия и своими длинными пальцами без суставов играет на кнопках. Результат тот же. Она хмыкает. В этом движении воздуха через атласные ноздри всего лишь легкий гнев. Она возмущена тем, что в сентябре не улетела в Испанию. Мужик не пустил. Расслабляться ему нравится семь раз в неделю. А квартиру в центре с отдельным входом? А здешние запахи и звуки? А этот, в кепочке, следящий голодным собачьим глазом? Уеду, точно уеду!

– Так! – говорит Анастасия и смотрит в упор на Леонарда. Тот ежится.

– И надо было мне его дожидаться… – невнятно, все еще в оправдание себе, бормочет интеллигент (да когда же кончится эта вина?! извините меня за то, что я есть – так, что ли? перед кем – извините? не перед Богом, перед последним из хамов!.. Хотя – трусости больше, чем смирения) и добавляет совсем никому не понятное: – Вотще!

– Что – вообще? – спрашивает Анастасия, обнаруживая небольшую нервность и стеснение: Леонард похож был на учителя…

Такова ситуация первого часа. За это время Леонард докричался, случайный доброжелатель дозвонился в аварийную, там сказали ждать, бригада на вызове, потом тот же доброжелатель вызвал мужа Анастасии и здесь началась сама история.

Мартовский могильный холод первым достал Леонарда. Он так затрясся, что лифт ответил, а Анастасия брезгливо и гневно до хруста отвернула голову, упершись взглядом в низкий светлокоричневый пластик потолка. Через минуту ответная дрожь – как в совместной зевоте – потрясла и ее. Они стояли в разных углах в сорока сантиметрах друг от друга и тряслись. Он нервно хохотнул, она сквозь зубы молвила «молчите!», после чего внутренний хохот начал сотрясать Леонарда наравне с ознобом. Такая терапия пошла ему на пользу. Отсмеявшись, Леонард стал как вкопанный. В этот момент и раздался рев:

– Анастасия?!

– Аа-ндрей? Этт-о тт-ы?

– Ты там с кем?!

Это ее взбесило.

– С-с м-ущиной! – закричала она. – Зз-аплати деньги! Я зз-амерзла!

– С каким еще мужчиной?! – заревел муж Анастасии. – Зачем ты села в лифт?!

– Этт-о он сел!

– Эй ты! – заревел муж Анастасии. – Ты не уйдешь! Если хоть пальцем!..

– Да он случайно! – закричала Анастасия. Крик ее немного разогрел. – Вытащи меня отсюда!

– Ты его знаешь?

– С четвертого этажа!.. Как вас зовут?

– Леонард.

– Леонард с четвертого этажа!

– Леона-ард?

– Да он не такой, как ты думаешь! Езжай за ремонтниками! Я замерзла! На мне легкий халат!

– Понял.

Муж так же внезапно успокоился и исчез. Через десять минут его рокочущий голос заворковал:

– Рыбка, как ты там, жива?

– Хх-олодно…

– Ты двигайся.

– Тт-ы привез рр-абочих?

– Понимаешь, эти алкаши с обеда не вернулись! С ключами! Ищут их, найти не могут!

– Ддай им денег! Ззамерзаю!

– Кому?! Кому денег?! Ты двигайся!

– Вдвоем не замерзнут, – вмешался чужой голос. Стало тихо. Но слова были произнесены.

Внизу, на площадке первого этажа кроме мужа Анастасии стояло уже две пенсионерки, трое школьников и озвучивший ситуацию Кондратов.

– Ничего, – продолжал Кондратов, – дело житейское. Дальнобойщики спецом подбирают попутных женщин. А кто знает, что там в пути случится? Нет, вдвоем не замерзнут.

– Анастасия! – трагически тихо сказал муж. – Не молчи!

– Эх ты! – сказал Кондратов. – Тебе что? Денег мешок, другую найдешь. Ты его не слушай, девка. Погибнуть всегда успеешь. Мужик ведь он такой неожиданный человек, он только с виду такой жестяной. А как он тебя возьмет за твои места, да впендюрит несообразно…

Анастасия и Леонард услышали с высоты звуки побоища: Кондратов отвечал за свои слова. Тогда Леонард протянул руки к посинелой красавице и начал массировать ледяные кисти рук. Анастасия даже попытки не сделала вырвать их.

– Ну? Что? – спросила она тихим, хрипловатым, горловым голосом.

– Если такие руки упадут, звеня, и рассыплются, – это слишком расточительно. Природа для чего-то старалась?

– Для чего-то? Или для кого-то?

– Природа не банк. Она работает березой или липой. Вот.

Леонард откинул полу ее халата.

– Иллюстрация, – сказал он. – Гладкий ствол с изгибом.

– Закрой, – сказала Анастасия. – Холодно.

– А мне – теплей, – упрямился Леонард. – И если мне тепло – я его передаю. Получается парадокс: возникновение тепла из холода. Как? Теплей?

– Теплей, – согласилась Анастасия, впервые в жизни заинтересовавшись физической теорией. Нервность и стеснение перед Леонардом-учителем бурно плавилось в обожание. Также впервые непонятное не пугало ее, а пленяло. – Я же почти голая, – добавила она. Он выронил ее пальцы.

Но Анастасия молча вложила их обратно.

Когда муж изгнал Кондратова и в очередной раз выкрикнул имя жены, она уже пришла в объятие Леонарда, все еще только психологически теплея. Мысль о гибели в пучинах шахты лифта превратила надменную миллиардершу в испуганную школьницу.

А что же Леонард?

Леонард принимал решения, сам себе удивляясь. Он привык касаться женщин только после их нетерпеливого прижатия. Эти прижатия чаще всего грудью во время танца, или бедром, или плечом в какой-то толкучке, где как бы невозможно иначе, или пальцами при передаче книжки или конспекта, или косточкой на щиколотке при особых обстоятельствах секретности и риска превращали жизнь молодого интеллигента в маяту. Лишь один вопрос: угоден ли я им? временами только он один заполнял все его существо. Может быть, именно этот вопрос лежит в основе любого прогресса. Может быть. Но почему тогда плодами прогресса пользуются совсем другие люди, паразиты и прилипалы? Тот же муж Анастасии, сколотивший состояние из двух-трех совместных попоек с распорядителями льготных кредитов? Или сама Анастасия, вечная студентка текстильного института, чье прижатие к себе Леонард обеспечил не ее прихотью, а собственным волевым решением?

Кондратов, выброшенный мужем на улицу, взлетел по черной лестнице на второй этаж и совсем близко произнес:

– А ты, Леонард, учти, что ты сейчас за всех ограбленных, за всех пенсионеров и ветеранов работаешь! Ты наш Стенька Разин, Леонард! Наш Чапай! Жми ее во все кнопки, дави и используй! А потом мы тебя в Думу выберем!

Муж взвыл снизу «убью!» и выскочил из подъезда к черной лестнице. Затем его потрясла мысль о безнадзорности жены, пока он утоляет свое мстительное несравнимое чувство, и он снова вбежал в подъезд. Совсем потерял голову.

Кондратов, однако, затих. Он понял, что он в западне: черная лестница до четырнадцатого этажа хотя и имела выходы на лестничные клетки, но при выдавливании вверх приводила к выбросу тела с семидесятиметровой высоты.

Затих и муж, потерявший способность соображать. Поиски ремонтников, обращения к властям, вообще любые отлучки с места события были невозможны. Пассивный контроль за ситуацией в лифте приводил либо к супружеской неверности, либо окоченению супруги. К тому же любой шум извне позволял подвешенным на тросе заняться преступным обогревом.

Нельзя было назвать это обогревом. Поставленные в положение глухонемых двое невольных любовников после бурных объятий вдруг пустились дурачиться: весь мир слушал их, но не мог ничего разглядеть, и они корчили рожи этому миру, высовывали длинные языки, оттягивали уши, хлопали себя по задницам, беззвучно хохотали, потом разнузданно сцеплялись, как античные человекозвери, и снова расцеплялись в детские попугайничанья и обзывалки. Безнадзорные и пьяные, они жили только той секундой, которая сейчас. Ничего в будущем, сейчас тянется как мед из планера, окольцовывая землю.