Я тоже киллер - Мирон Алексеевич Марусич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стой, Толик! Куда?! Зачем, что случилось?!
– Молчи, бежим! Чует моё сердце, кругом злые люди. Прости, если что не так.
Анатолий вытащил её в тесный, дребезжащий старым железом тамбур и оглянулся. По проходу купейного вагона шли трое, заглядывая в каждую дверь.
– Гвоздь, долго ещё, можа, пойдём в ресторан, водочки попьём?
– Утухни, Таз, два вагона осталось.
– О, пусто.
– Кто-то здесь был.
– Плевать, наверное, в ресторане шампанское жрут.
– Дурак, ещё рано, он не работает.
– Да ладно, поссать пошли, а ты хай поднял.
– Вперёд! У меня память на лица, вон тот козёл, в тамбуре.
Анатолий себя козлом никогда не считал, но он и не слышал этой фразы, иначе Таз тут же ответил бы за козла. Впрочем, он ещё ответит.
– Прыгай! Коснёшься земли, катись!
– Толик, ты что?! Я боюсь, высоко, деревья как бешеные несутся! Нет!
– Прыгай!
Анатолий дёрнул рычаг стоп-крана и распахнул дверь тамбура, примерился и под мерный стук вагонов швырнул Елену по ходу поезда в пролетающее мимо пространство. Времени достать из сумки ствол уже не было, придётся так, если киллер, тогда конец, прыгать поздно. Дверь тамбура открылась.
«Достали?!» – мелькнула запоздалая мысль, и в тамбур ввалились три бандитские рожи.
– …, он, вали его, братва!
Произнёсший фразу ловко выхватил откуда-то финку и нанёс удар снизу, другие двое замешкались и, толкаясь, попытались обойти Анатолия сзади.
Сверкнуло лезвие, в тесноте тамбура Анатолий с трудом увернулся, отводя руку с ножом в сторону, но нападавший оказался профи своего дела, и по руке, животу заструились тоненькие полоски крови.
Анатолий скосил глаз на открытую дверь, через которую выпрыгнула Елена, калейдоскопом мелькали деревья. Поезд со скрежетом тормозил. Удар, блок, ответный удар в челюсть и ногой вдогонку, с криком «А-а-а!» парень со смешным прозвищем Жиро вылетел за дверь. Тем не менее баланс сил остался не в пользу Анатолия.
Гвоздь злобно оскалился, его коронный удар, отрабатываемый долгими ночами на зоне, не достиг цели, противник только слегка ранен. Таз, проследив за полётом вопящего Жиро, испуганно прижался к стенке.
«Чмо, – мелькнула мысль в голове Гвоздя, – придётся одному». Молниеносным движением он перебросил нож из руки в руку и отлетел к стене. Тут же вскочил, вытер кровь с губы и снова заиграл ножичком. Анатолий сознательно не добил Гвоздя, опасаясь нападения сзади, и во время искусственно созданной паузы припечатал к стене Таза. Жалобно хрустнула кость ломаемой челюсти, и Таз, ударившись головой об стену, обмяк. Короче, накрылся.
Один на один. Гвоздь усмехнулся, и, глядя прямо в глаза Анатолию, сделал выпад. В узком вагонном тамбуре схлестнулись горячая молодость и холодный опыт. Ставка – жизнь, одна на двоих.
Сверкнула сталь и больно ужалила, Анатолий зажал бок и, увидев мелькнувшее удовлетворение и некоторую успокоенность в глазах противника, ударил в ответ. Бандит сложился пополам, не давая ему опомниться, Анатолий бил и бил, не в силах остановиться. Сзади навалился Таз, пытаясь душить. Анатолий присел и перебросил его через себя в открытую дверь и, больше не отвлекаясь, продолжал бить.
Кулаки густо окрасились кровью. Поезд уже стоял. Не оглядываясь, Анатолий подхватил сумку и выпрыгнул в дверь, перекатился и побежал назад, надеясь, что с Леной всё в порядке.
«Она жива, – твердил он по дороге. – С ней не может ничего случиться». Он бежал вдоль вагонов, а поезд снова набирал ход, гулко стучала в висках кровь. Вот и Таз, стонет, значит, жив. Показался Жиро, голова разбита в кровь, из глаза торчит сучок, мёртв.
Жизнь продолжается, может быть, если Лена жива. Анатолий бежал, не смея надеяться и надеясь, бешено бухало сердце, его тяжёлые удары отдавались болью в душе.
Она! Среди кустов показалась милая сердцу фигурка, вздрагивающие от рыданий плечи. Жива! Что с ней? В три прыжка Анатолий достиг хрупкой фигурки и обнял за плечи, целуя мокрые от слёз щёки, уши, шею.
– Ты!
И маленькие кулачки заколотили в его грудь.
– Дурак! Зачем ты это сделал?!
Слёзы, поцелуи, Анатолий объяснял, Лена то смеялась, то плакала.
– А я ногу подвернула и исцарапалась вся, больно. Ой, ты весь в крови! Анатолий, милый, дай я тебя перевяжу, какая же я дура!
– Ерунда, всё заживёт как на собаке.
Пока Елена со слезами на глазах, поминутно всхлипывая, рвала ночную рубашку и перевязывала его, Анатолий думал.
Травля началась, братки уже в курсе, видимо, у его бывшего нанимателя длинные руки, очевидно, скоро придёт черёд и милиции. Обложат со всех сторон, а тут ещё девчонка. Анатолий в который раз проклинал себя за беспечность, за то, что поддался чувствам. Снова и снова он вспоминал тот телефонный звонок посреди ночи, его телефон успел определить знакомый номер, но разговор не состоялся.
Постепенно в серых клеточках его мозга выстраивалась логическая цепочка. Кое-что он знал из газет, уже точно знал нанимателя и ещё одного исполнителя, который, правильнее сказать которая, был мёртв. Значит, вероятнее всего, ушёл к праотцам и второй, остался он один.
Смерть близко, он, привыкший за годы работы убивать, в первый раз почувствовал себя жертвой. Кольцо сжималось.
Тот звонок от бывшей подруги, как причудливо порой переплетаются судьбы! Он догадывался, что она ещё и коллега, теперь знал наверняка. Рядом шумел листьями лес, шуршала трава и пели невидимые птицы.
Лена перестала плакать и смотрела на Анатолия влюблёнными, синими как небо глазами. Она любима, любимый рядом, что ещё в жизни для счастья надо.
Анатолий по-детски виновато посмотрел на неё, поцеловал и рассказал ей всё. Абсолютно всё: и про работу, и о женщинах, что были когда-то с ним. Он не скрыл ничего. Во время исповеди Лена морщила лоб, иногда пыталась плакать, но в её глазах постоянно светилась любовь. Она понимала и прощала Анатолия во имя любви, преданная ему беззаветно, она думала, что всё в прошлом, они уедут далеко, создадут семью, у них будут дети, двое, мальчик и девочка. Лена верила, что нашла своё счастье, искренне верила, несмотря ни на что.
Она шептала, гладя Анатолия по волосам, и роняла алмазные капли слёз. Цвели цветы, распространяя вокруг пряные запахи, лучи солнца ласково гладили кожу, а над деревьями уже кружили вороны, и испуганно стрекотала сорока. Анатолий поднялся, подхватил сумку и, обняв Елену за плечи, повёл по узкой, извилистой, как сама жизнь, тропинке в лес.
* * *
Тропка петляла между деревьями, весело щебетали птицы, и неприятности отступили куда-то далеко в прошлое, не напоминая о себе ни блеском стали,
