Память о преподобном Мартиниане Белозерском - Елена Сизова

Из Москвы и Новгорода приходили вести об участившихся пожарах. В 1421 году необыкновенное наводнение затопило большую часть Новгорода. Грозные явления природы приводили всех в трепет, и даже самые просвещенные люди того времени ждали «конца миру»[43]. В Кирилловом монастыре, так же как и везде, повсеместные небесные знаменья, голод и неустройства воспринимались грозными предвестниками конца. Эти мысли высказывались в проповедях и назидательных беседах. Об этом думал и молодой иеромонах Мартиниан, переписывая в Каноник пророчество из Пасхалии.

В данном пророчестве говорилось, что через несколько лет наступит такой год, когда солнечный и лунный календари окажутся в таком же сочетании, как и в год Распятия Христова. Текст пророчества ритмически организован:

Зде страх,зде скръбь,зде беда велика:

В распятии Христове сии, кругь бысть,и се лето на конци явися,въ не же чаем въсемирное Твоепришествие.

О Владыко!Умножися беззаконие на земли!Пощади нас!

О Владыко!«Исполънь небо и земля славы Твоея»,Пощади нас!

«Благословень гряды въ имя Господне»,Пощади нас!

Блюдите убо известнои разумне, о братье,кто хочеть быти въ то время:

Бега бежи невеж и невериа!Быша и при нас ИзмаилыЗде и дозде и пакы[44].

Конечно, этот текст воспринимался буквально и очень серьезно. К тому же в это время в монастырь продолжали отовсюду приходить известия о продолжавшейся эпидемии страшной болезни, которая несколько раз уже посещала Россию. Чума была занесена из ливонского Дерпта во Псков и Новгород, и дальше достигла она пределов московских, тверских, смоленских, рязанских. Болезнь проходила стремительно: воспалялась железа, начиналось кровохарканье, озноб, жар – и смерть неминуемая. Опустошив Европу, чума не свирепствовала нигде так долго, как на русской земле. До 1427 года в разное время бесчисленное множество людей становились жертвами этой эпидемии. Ужаснее прежнего открылась эта болезнь в княжение Василия Дмитриевича и унесла его жизнь в 1425 году, среди общего уныния и слез. Летом 1426 года с Троицына дня возобновилась эпидемия, ставшая грозным предзнаменованием новых государственных бедствий. В Москве преставились дядя великого князя Петр Дмитриевич и три сына Владимира Храброго – Андрей, Ярослав и Василий. В Твери скончался князь Иоанн Михайлович, его сын Александр и внук Юрий. Брат Юрия, Борис, сел на тверском престоле. Только в одном Новгороде за 6 месяцев умерло около 80 000 человек. Летописец говорит, что тогда век человеческий сократился как никогда за все время, начиная с Ноева потопа[45].

Грозная болезнь приблизилась и к обители прп. Кирилла. В его житии рассказывается о заболевшем ученике прп. Кирилла Германе, который много лет прожил в монастыре и по послушанию занимался ловлей рыбы. У Германа был в монастыре близкий духовный друг Дмитрий, также великий подвижник и ученик старца Христофора. Когда Герман занедужил, то Дмитрий часто

приходил к нему, навещая его в болезни, «но пришло время, и Герман мирно отошел к Господу в тот нескончаемый век»[46]. После этого вскоре заболел и Дмитрий. Во время болезни ему явился Герман и, утешая его, просил не печалиться, но готовиться к переходу в иной мир, предсказав ему и день его кончины, что и произошло. После этого заболел родной брат Дмитрия, тоже монах Сосипатр. Жалея его, старец Христофор пошел сообщить прп. Кириллу о его тяжелом состоянии и попросить его молитв, на что святой ему ответил: «Поверь мне, чадо Христофор, что ни один из вас раньше меня не умрет. По моем же преставлении многие из вас отойдут со мною туда». Это пророчество было записано прп. Кириллом в Пасхалию, где под 6936 (1427–1428) годом было написано: «Блюдите убо, о братье, известно и разумне: зде нужда»[47]. Эта запись выделена киноварью, а на полях дополнительно отмечена словом «Зри». Мартиниан и это пророчество выписал в свой Каноник, и от себя добавил указание на год, за которым оно должно последовать: «На конци 35 лета»[48], т. е. в конце 6935 лета от сотворения мира, что соответствует 1427 году от Рождества Христова. Действительно, молитвами прп. Кирилла болезнь отступила на время от святой обители. Но в 1427 году, как и предсказал прп. Кирилл, случилась великая скорбь для всей братии. Их духовный отец и основатель монастыря преставился ко Господу 9(22) июня в возрасте девяноста лет, на день памяти своего небесного покровителя святого Кирилла, архиепископа Александрийского. «После этого, по прошествии только одного года после преставления блаженного Кирилла, когда настала осень, братия той обители, словно сговорившись с блаженным Кириллом, уходят из жизни к Господу числом более тридцати братий»[49].

Незадолго до своей смерти прп. Кирилл написал завещание, заботясь, чтобы после него ничего в монастырских порядках не было изменено. Монастырь он поручал покровительству своего духовного сына, Белозерского князя Андрея Дмитриевича, а игуменом монастыря становится также духовный сын прп. Кирилла священноинок Иннокентий. Новый игумен был известен прп. Кириллу как монах, с ранней юности ведущий подвижническую жизнь и отличавшийся душевной чистотой. Он одиннадцать лет провел в послушании у монастырского старца Игнатия, который сам был «муж совершенный и великий в добродетели, имевший чин молчальника».

Горе утраты духовного отца и учителя для Мартиниана было велико. Им на долгое время овладела печаль, но при этом не прерывалось и чувство постоянной духовной связи с прп. Кириллом. В житии прп. Кирилла говорится, что через некоторое время после его преставления Мартиниан увидел во сне своего духовного отца, который просил его передать слова утешения брату Феодосию, имевшему раньше обиду на святого. По преставлении прп. Кирилла Феодосий увидел по происходящим у гроба чудесам, как прославлен был умерший, и испугался, что сам он когда-то обидел святого. Много дней он так скорбел и сокрушался, и блаженный Кирилл решил его успокоить. Во сне он заговорил со своим любимым учеником Мартинианом: «Скажи брату Феодосию, пусть не грустит и не беспокоит меня, потому что я не имею вовсе никакой обиды на него». Мартиниан поспешил обрадовать Феодосия и рассказал ему о своем сне. Феодосий испытал радость и облегчение, словно прощение получил, и утешился.

Печаль в Кирилловом монастыре усилилась еще и от разразившейся болезни, которая, как и предсказывал преподобный, продолжала уносить жизни монахов. Смерть тогда была близка к каждому из насельников, не знавших, кого из них постигнет она в следующий раз. За прошедший год, т. е. до следующего лета 1428 года, численность монастырской братии сократилась на тридцать человек, и последней потерей стал игумен Иннокентий. На место игумена был выбран почитаемый всеми за высокую жизнь, скромность и верность заветам прп. Кирилла ученик его Христофор. Он всегда имел глубокое смирение и любил «нищету ризную», и, несмотря на многие заслуги в книжном искусстве, по своей внешности ничем не отличался от остальной братии. О нем известно, что, будучи уже игуменом монастыря, он отличался многими благотворениями. Милосердие к ближним понуждало его во время княжеских усобиц, вспыхнувших после смерти великого князя Василия Дмитриевича и затем многие годы терзавших русскую землю, выкупать пленных земляков и возвращать их в свои дома.

Глава 4. Начало княжеских усобиц

Великий князь Московский, старший сын Дмитрия Донского, Василий Дмитриевич, преставился в 1425 году. В тот же час митрополит Фотий, находившийся у постели умирающего, послал своего боярина Акинфа Слебятева в Звенигород к князю Юрию Дмитриевичу с требованием, чтобы он вместе с младшими братьями признал племянника великим князем, согласно завещанию Василия Дмитриевича. Завещание было составлено еще в 1408 году и подписано митрополитом Фотием, который видел, что древний закон родового старейшинства, при котором великое княжение должно было переходить от старшего брата к младшему, порождал кровопролитные междоусобицы. При каждой смене княжения по необходимости следовал передел властных полномочий между боярами из других уделов, приезжавших со своим князем в Москву. Перемены, связанные с переделом влияния и собственности, являлись почвой для нескончаемых обид и раздоров. В случае же наследования великого княжения от отца к сыну все сложившиеся отношения могли оставаться неизменными, и бояре, служившие отцу, могли продолжать свою службу и при его сыне. Понимая, что изменения в порядке наследования великокняжеского престола необходимы для укрепления государства, митрополит Фотий подписал завещание великого князя Василия Дмитриевича, в котором впервые к титулу великого князя московского добавилась приписка «и всея Руси». Авторитет «митрополита всея Руси» придавал легитимность завещанию с подписью Василия Дмитриевича, «великого князя московского и всея Руси».