Если вчера война... - Олег Таругин

Оказавшись рядом с раненым, офицер увидел вцепившуюся в рычаг руку и, мгновенно оценив обстановку вернул его в исходное положение, предварительно ударив морпеха рукояткой в висок. Второй нападавший рванулся вперед, но не рассчитал тесноты отсека и зацепился примкнутым к винтовке штыком за стену, даря противнику драгоценные мгновения.

Очухавшийся Брайан выставил перед собой оружие и выжал спуск, сжигая оставшиеся патроны одной длинной очередью, направленной в грудь замешкавшемуся противнику. Судорожно дернувшись несколько раз, тот опрокинулся на спину, так и не выпустив из рук винтовки; офицер же успел отпрянуть в сторону, несколько раз выстрелив в ответ в огрызающуюся огнем полутьму боевого отделения. 5,56-мм пуля рванула рукав его гимнастерки, навылет пробивая плечевые мышцы, другая содрала кожу на виске, но это уже ничего не могло изменить — у Брайана закончились патроны. Понимая, что теперь ему терять нечего, морпех самоубийственно рванулся навстречу смерти, выставив перед собой бесполезную винтовку, но напоролся на револьверный выстрел, отбросивший его обратно на сиденье. И прежде чем он успел что-либо еще сделать, раненый офицер сделал последний шаг и, брезгливо поморщившись, дважды выстрелил ему в голову.

— Что, какой еще неустановленный корабль, ты о чем Барсуков? — Лейтенант непонимающе смотрел на запыхавшегося краснофлотца. — Ты вообще о чем? На солнышке не перегрелся, а то у нас сейчас июль, он тут жаркий, не то что в твоем Заполярье?

— Так с КП батареи звонили, просили передать Вам или начарту, больше-то никого и нет. Начарт в военгородок ушел, а вы тут. Он практически у нас на траверзе стоит, на якоре, в полутора милях. Чужой, силуэт незнаком, флаг не виден, данных по прохождению через нас нет.

— Бред какой-то! — Рядовой пожал плечами, поднимаясь с койки и снимая со спинки стула китель. Выходить из прохладного железобетонного подземелья на июльскую жару не хотелось.

— Ладно, пошли наверх, посмотрим. Командир не возвращался?

— Никак нет, пока в городе. И не звонил. Из штаба округа тоже не звонили, — непонятно к чему добавил дежурный по батарее.

Лейтенант натянул китель и, не застегиваясь, вышел из кубрика. Подъем на «нулевой уровень» занял почти пять минут — самые новые одесские батареи, 412-я и 411-я, введенные в строй только в прошлом году, отличались развитой подземной инфраструктурой каждой из трех орудийных позиций. Кроме того, глубокоэшелонированные потерны соединяли артблоки с силовой подстанцией, насосной и вынесенным на километр с лишним в сторону моря командным пунктом. С которого, судя по рассказу дежурного, и звонили по поводу странного корабля.

Отвалив бронированную дверь, Барсуков посторонился, пропуская командира вперед. Лейтенант легко взбежал по бетонным ступенькам на артиллерийскую площадку, заглубленную на три метра ниже уровня почвы, и поднялся наверх, поднырнув под растянутую над орудийным двориком выгоревшую масксеть. Отсюда уже было видно море, до которого от позиции батареи было не больше полутора километров голой причерноморской степи. Подняв к глазам захваченный в кубрике бинокль, Ивакин вгляделся в четко различимый на фоне горизонта силуэт застывшего на якорной стоянке корабля и присвистнул — ничего подобного он и вправду еще никогда в жизни не видел. Косо срезанный форштевень, мощная — пожалуй, даже слишком мощная — надстройка, практически лишенная иллюминаторов, позади нее — не то еще одна ютовая надстройка, не то дымовая труба, зачем-то запрятанная в пирамидальный металлический кожух. Мачта одна, над рубкой, на баке — не слишком впечатляющая пушка, как навскидку калибром миллиметров в 120— 130, вроде нашей «Б-13». Корпус выкрашен обычной флотской шаровой краской, на носу здоровенный белый номер «74». Флаг и вправду не виден, обвис неприметной тряпкой — штиль, никаких вымпелов тоже нет. Длина корпуса метров сто пятьдесят, водоизмещение, опять же навскидку, тысяч шесть-восемь. Что за хрень незнакомая?! Малый крейсер? Эсминец? Так великоват вроде для эсминца-то...

Пожав плечами, лейтенант опустил бинокль. Странно. Ладно, надо созвониться с наблюдателями с КП, может, они хоть что-то прояснят? Не мог же он из ниоткуда тут появиться? Судя по стоянке, шел из Одесы, а это уже означает, что не чужак, просто их забыли предупредить. Но, с другой стороны, неизвестный боевой корабль на траверзе батареи и военного городка? На расстоянии действенного огня его артустановки? Одна пушка в сто тридцать миллиметров — это, конечно, не три стовосьмидесятки его батареи, но если начнут стрелять, да с такой несерьезной дистанции, мало уж точно никому не покажется. Ох, как бы не ошибиться, потом замучаешься с особистами объясняться, если вообще под трибунал не пойдешь...

С другой стороны, в памяти всплыли зачитанные им немногим чуть больше месяца назад строки: …9 июня 1940 года согласно секретной директиве Народного комиссариата обороны о подготовке операции по возвращению Бессарабии в состав СССР создано управление Южного фронта... 10 июня войска 5, 12 и 9 армий под видом учебного похода начали скрытное выдвижение на румынскую границу... 15 июня Черноморский флот приведен в боевую готовность». И что все это значит? Правильно, только одно: все четыре береговые батареи сейчас находятся в составе фронта. И действовать должны по нормам военного времени!

— Барсуков, я на узел связи, а ты вот что, найди товарища политрука и товарища лейтенанта государственной безопасности, обрисуй ситуацию, и пусть тоже на этого красавца посмотрят. А уж потом я...

В этот момент со стороны военного городка раздался четко узнаваемый винтовочный выстрел и вслед за ним — еще один. Несколько секунд было тихо, затем грохнуло еще несколько одиночных выстрелов и пулеметная очередь. Лейтенант, дернув щекой, обернулся к внезапно побледневшему Барсукову:

— Ну, что замер, краснофлотец? БОЕВАЯ ТРЕВОГА! Поднимай батарею, я принимаю командование!

Всем номерам занять места согласно боевому расписанию, подать энергию на элеваторы, команде первой подачи — готовность три минуты. Быть готовым к открытию огня по команде. Выполнять! Все, я на радиоузел. Дальномерщиков и корректуру подниму сам.

Уже спускаясь вниз, столкнулся с посланным с радиоузла краснофлотцем:

— Тащ лейтенант, просили передать — связи со штабом военно-морской базы и округом нет, с городом тоже. Вообще связи нет, и радио тоже, ни в одном из диапазонов. Просят срочно прибыть.

— Иду! — Коротко выматерившись про себя, Ивакин стремительно, почти что бегом, рванулся в направлении радиорубки батареи.

— Тащ лейтенант, к вам с военгородка. Краснофлотец отступил в сторону, пропуская запыхавшегося армейца. Секунд пять тот беспомощно хватал воздух пересохшим ртом, затем присосался к протянутой стеклянной фляжке в матерчатом чехле:

— Просили... просили срочно передать... очень срочно... нападение, высадка десанта на территорию... не провокация... гарнизон поднят по тревоге и вступил в бой... усилить бдительность... возможна поддержка с моря... захват батареи... перевести в готовность... у нас с вами связи нет... оказать огневое сопротивление...

Ивакин, дернув уголком рта, коротко переглянулся с пришедшим минут пять назад особистом и рванул трубку внутреннего телефона:

— Первое артотделение? Ивакин здесь. Боевая готовность. Получите указания от дальномерного поста и корректировки, залп по команде, пристрелочный, болванкой, заряд обычный. Я поднимаюсь, за меня на связи товарищ Качанов. Исполнять. Второе отделение?..

— Леша, — (помянутый Качанов, судя по двум эмалированным прямоугольникам на петлицах форменной гимнастерки, старший лейтенант госбезопасности), — не нарвемся? Это тебе уже не ствол в присутствии товарища Мехлиса осколочно-фугасным прогревать...

— Нет, Серега, — Ивакин твердо взглянул в его лицо, - нет. Чувствую, что по настоящему все закрутилось. Или началось — ты ж сам предупреждал, помнишь? Румыния, будут диверсии и провокации, все дела? Вот, похоже, именно оно.

— Командование принял на себя? — У лейтенанта Ивакина неприятно кольнуло под той самой хрестоматийной «ложечкой», но отказываться уже было поздно. Да и невозможно, если так подумать. Спокойно взглянув в глаза товарища (вот только с этого самого момента товарища ли, не гражданина, часом?), он кивнул.

— Так точно, товарищ старший лейтенант государственной безопасности, принял! — Лицо Качанова дернулось — он понял намек. Понял и отвернулся, глухо пробормотав в выкрашенную светлой краской стену каземата:

— Лейтенант Ивакин, ваши действия считаю правомочными. Принимайте командование батареей и исполняйте свои обязанности.

Не отвечая, Ивакин бросился в коридор. Когда закручивается такое, не до разборок и обид. На самом деле, случись что, отвечать в любом случае станут все трое — и он, и особист, и невесть куда запропастившийся политрук. С этой мыслью лейтенант, принявший командование батареей БС-412, выскочил к ведущему на поверхность трапу...