Четвертая дочь императора. Оператор совковой лопаты - Сергей Калашников

Гошка прикидывал варианты. Если удирать, то проблем нет. И претензий к нему не будет. Он везет документы в штаб флота. Да только важного в этом портфеле наверняка немного. И конвою помочь бы надо. Ведь из главного калибра по миноносцам не стреляют, а вражеские противоминные пушки не мощнее, чем у него в башнях. Приказал снизить ход до самого малого, поднять в котлах давление для самого полного, и сыграть боевую тревогу. Слабый ветер в корму, баллоны дымаппаратуры снаряжены, море очень спокойное. Пасмурно. Противник на встречном курсе. Лоб в лоб. Сигнальщиков с мостика, понятно, загнал в рубку, цель уже видна, а подставлять людей под осколки он не собирается. Тесно, конечно. Зато все прикрыты. Заметил, ведь, что бронебойными по мелюзге стрелять не любят.

Насчет главного калибра он просчитался. Крейсер повернулся бортом и выпалил по нему километров с восьми сразу из пяти стволов. С недолетом, и правее метров на пятьдесят, но довольно кучно. Второй лес всплесков ближе, и точно по носу, но ясно, что это только пристрелка. Причем — пристрелка удачная. Следующий залп пойдет на поражение.

Действительно, врезали по ним от души. Бризантные это были выстрелы или шрапнельные — Гошка не понял. Рванули еще в воздухе. Металл хлестанул по корпусу так, что только звон стоял. На триплексе правого иллюминатора рубки появились трещины. Дал самый полный и приказал встать к штурвалу курсанту Гущиной. Интенсивные поперечные маневры, выполняемые неритмично, но часто и резко, не позволяли миноносцу набрать ход более тридцати километров в час. И не влияли на точность вражеского огня, поскольку рассеяние осколков или шрапнели от взрывающихся в воздухе снарядов превышало расстояние, на которое миноносец успевал сдвинуться за время между выстрелами.

Однако трехсантиметровая обшивка выдерживала ливень металла, а дистанция до неприятеля таяла на глазах. Вот уже снаряды рвутся за кормой, бестолково вспенивая море горстями сердитого металла, наверное, время их перелета меньше, чем способны обеспечить дистанционные трубки, а прямые попадания невозможны из-за того, что ствол орудий главного калибра не опускается ниже горизонтали.

Зато на крейсере заговорили противоминные пушечки. А вот наводчиков малокалиберных орудий маневры миноносца сбивали с толку. Их снаряды ложились то с одного борта, то с другого. А ведь еще с пяти километров заговорила носовая стомиллиметровка миноносца. Федотыч выкрикивал в переговорную трубу вводные артиллерийскому расчету, Саида, реагируя на отклонения успокоителя качки, удерживала нос направленным всегда точно на крейсер, что создавало для комендоров «шарахающегося» миноносца приемлемые условия. Попаданий на корабле противника отмечалось немало. Артиллерия рикан стреляла все реже и реже. А корпус миноносца от попаданий вражеских малокалиберных снарядов сотрясался все чаще и чаще. Только докладов о повреждениях не поступало.

На дистанции в один километр Гошка снизил скорость, выпустил торпеды, и развернулся в два руля. Получилось резко и неожиданно. Заработало кормовое, «ретирадное» орудие. Для стопятидесяток главного калибра крейсера они оказались слишком близко, чтобы можно было навести махину мощного орудия на активно маневрирующую цель. Да и угол возвышения их стволов, похоже, не был рассчитан на стрельбу по таким целям. Собственное дымовое облако ослепило комендоров миноносца, но его мачты оказались видны артиллеристам крейсера.

Крутясь, как уж на сковородке вблизи невидимого противника, Гошка понял, что командир из него никакой, что минуты жизни вверенного ему кораблика сочтены, что только случайность и беспримерная верткость пока уберегают их от фатальных попаданий. Выскользнув из зоны задымления, он вдруг обнаружил, что крейсер успел развернуться к нему «в пол-оборота», так, что задействованы орудия правого борта и носовое, и четыре стопятидесятки палят по нему с дистанции кинжального огня. К счастью — шрапнелью. Ну, или что там у них в воздухе взрывается. От торпед риканский капитан надежно уклонился и семидесятипятимиллиметровки противоминного калибра тоже палят по миноносцу. Расстояние до противника возрастает медленно.

Комендоры рикан хорошо стреляют! Гошка дал команду на развитие максимальной скорости, чтобы уйти в отрыв. И облако выпущенного дымаппаратурой семьсот второго миноносца дыма, наконец, слепит наводчиков крейсера.

А миноносец, каждую минуту меняя курс на несколько градусов, набирает ход и пытается нарастить дистанцию. Обе торпеды не достигли цели. Пора выходить из боя. Ноги уносить, иными словами.

— Тяга в топках уменьшилась из-за повреждения труб. Паропровод второй машины травит, — докладывает машинное отделение. Понятно, часть скорости они потеряли. Хорошо, что уголь в достатке, но, в любом случае, запас хода крейсера больше. И малокалиберные орудия, способные вести огонь вперед, рикане наверняка введут в строй достаточно быстро.

А пока ситуация забавная. Дым ослепил комендоров рейдера как раз на время, необходимое для того, чтобы нарастить дистанцию и набрать ход. И как-то это время оказалось на удивление коротким. Снаряды главного калибра, выпущенные вдогонку, легли далеко, а пока шла пристрелка, расстояние увеличивалось. Потом пару раз получили со стороны кормы короткий металлический ливень. Затем о сталь корпуса звякали только отдельные осколки.

Ушли. Почесали домой. Бой длился два с половиной часа, если считать от первого выстрела до последнего. Гошка успел прийти в себя, и даже составить отчет. О положении крейсера, его координатах, времени встречи и курсе сообщил семафором первому же береговому посту. Старенький и тихоходный броненосец береговой обороны, идущий в сторону неприятельского корабля, он встретил через час, в пяти километрах от входа в порт. Видимо, его сообщение «досемафорили» куда надо и послали кораблик для проверки данных. Швартовался уже в сумерках.

Командир дивизиона миноносцев, в который входил и семьсот второй, оказался пожилым интендантом в звании капитан-лейтенанта, чьей основной заботой было обеспечение снабжения пяти непредсказуемо перемещающихся кораблей, пожирающих уголь и самые различные припасы. Выслушал Гошкин доклад, принял отчеты (моряки их называют «рапорты»), и отправил в экипаж — береговые казармы. Команда миноносца уже сдала корабль под присмотр базовой службы и в полном составе мылась в бане.

Хорошее дело. Попытался вспомнить, когда последний раз получал это удовольствие, но сбился. Счет шел на месяцы. В общем, и попарился, и поужинал. От спиртного отказался, и завалился на чистые простыни под мягкое одеяло. Это Вам не в промасленном комбинезоне из чертовой кожи на койке под гулким железным трапом, по которому шастают круглосуточно все, кому не лень.

Пробуждение было приятным. Нигде не ломит и не давит, ноги не упираются. Мягко и просторно. Кран с неограниченным количеством пресной воды, омлет на завтрак. Стармех в мягких домашних шлепанцах, расхристанные заспанные матросы и старшины. Чистятся, гладятся, стирают носовые платки. Походная амуниция сдана в прачечную, и все облачаются в форму. Она тоже выглядит скромно, но это все же не комбинезоны из «чертовой кожи». Сорочки, кители, брюки со стрелками. Ордена почти у всех, у многих — целый иконостас.

В команде мало молодых матросов. Народ в основном за сорок лет. С экипажем ему повезло. Вот, например, его форма. Все уже поглажено, вычищено. Приятно. И неважно, порядок такой или кто-то от души сделал для командира.

Записку из штаба дивизиона ему передали, только когда доел и напился кофе. Явиться по готовности. И адрес не на территории порта, а в городе. Нашел легко. Это городская управа. У двери в нужный ему кабинет флотский лейтенант и старшина пехотинец сидят на стульях, вроде как ждут вызова. Представился. Сказал, что приглашен с неясной целью. Ухмыльнулись, предложили заходить. Они здесь по иному делу.

Кабинет обычный. За столом дядька в штатском. Спецовка на нем, вроде как госаппаратовская. Вообще народ здешний по одежке здорово друг друга определяет. Он тоже научится со временем. Представился. Мужчина отложил бумаги.

— Зовите меня Го. Я чиновник. Мне поручено кое-что у Вас уточнить.

Беседа получилась интересной. Мужик не задал ни одного вопроса, ответы на которые содержались в ранее написанных Гошкой бумагах, будь то его «рапорты» или воспоминания, изложенные в карантине Казарм Формовщиков. Собеседник спросил почему, по его мнению, крейсер, подстерегший миноносец в засаде, не пытался осветить цель ракетами?

Потом попросил указать на ошибки, которые Гошка, по его мнению, допустил за первые трое суток с момента, как принялся командовать кораблем.

Отвечать было легко. Показал на карте конфигурацию островов и проливов, обратил внимание собеседника на высоты скал, и стало ясно, что засевший в засаде крейсер прятался от рысского поста наблюдения, размещенного на острове в одиннадцати километрах от места событий. Вспышки выстрелов и луч прожектора оказывались вне его зоны видимости, а ракету могли заметить. Создавалось впечатление, что это место используется противником не впервые для того, чтобы подстеречь посыльный корабль. Если бы дело было днем, лежать бы семьсот второму миноносцу на дне, или следовать в риканский порт в качестве трофея.