Путь волшебника - Джон Адамс

Саймон Архимаг ехал верхом сквозь сумеречный лес. На боку у него висела шпага. Волшебник на ходу бормотал заклинание, убивая каждого комара, вздумавшего к нему приблизиться.

Свернув на узкую тропу, что вела прямиком к его дому, он оглянулся и заметил в некотором отдалении всадника. Поскольку в этих краях никто, кроме Саймона, не обитал, он справедливо рассудил, что преследуют именно его. Опустив ладонь на рукоять шпаги, свободной рукой Архимаг начертал в воздухе пентаграмму — и вот боевое заклинание готово к применению.

Всадник приближался. На нем была свободная белая рубаха и шляпа, украшенная перьями. Полутьма не позволяла различить его черты, но он не проявлял враждебности. Наконец Саймон узнал Бернарда.

Когда преследователь поднял коня в рысь, Архимаг окликнул его:

— Брат!

Из всех родственников-мужчин Саймона Бернард был самым младшим и, возможно, самым любимым, хотя это не имело никакого значения. Казалось, Бернард совсем не изменился — все те же густые каштановые волосы и прямой взгляд. Ну, может быть, немножко располнел.

— Как ты меня нашел? — спросил Саймон.

— Магия, — пояснил Бернард не без гордости. — Ты, знаешь ли, в семье не единственный волшебник.

— Конечно не единственный, — слегка улыбнулся Саймон. — Просто я — самый лучший.

— Бездоказательно! — рассмеялся Бернард и взглянул на тропу. — Ты живешь поблизости?

Игра окончена. Семья наконец-то обнаружила Саймона.

— Верно, — ответил он.

— Тогда не откажи в гостеприимстве, брат. Нам нужно побеседовать.

— Хорошо, — помедлив, ответил Саймон и кивнул на тропинку: — Туда.

Тропа вела вверх по косогору. Лошади шумно вздыхали и фыркали.

— Не хочешь ли рассказать, почему подался в бега? — спросил Бернард через некоторое время.

— Не уверен, — ответил Саймон.

— Мы волновались за тебя.

Саймон взглянул на небо.

— Моя ветвь еще там, я прав? Вы знали, что у меня все в порядке.

— Мы знали, что ты жив, — возразил Бернард. — Но ты мог заболеть или угодить в темницу…

— Не угодил.

— Это я вижу, — вздохнул младший брат. — И верно, твоя ветвь все еще там. Мама содержит ее в порядке, будто ты только что уехал. Она скучает по тебе, Саймон.

— Как пить дать скучает.

Бернард надолго замолчал. Потом спросил:

— Чем же, дьявол дери, ты промышлял все эти годы?

Саймон не отвечал. Они въехали на вершину холма. Ниже расстилался посеребренный луной луг. Архимаг ждал, когда же Бернард заметит дерево.

И дождался.

— Это твое? — охнул младший брат.

— Да. — Саймон не сдержал усмешку. — Это мое.

Ствол необхватного дуба, казавшегося густо-синим в темноте, опоясывали круглые оконца, из которых лился теплый свет.

— Боже мой! У тебя получилось! — Бернард в изумлении пялился на дерево. — Ты справился, чокнутый каналья! Глазам своим не верю.

— Придется поверить. — Саймон пришпорил коня. — Пойдем, я все покажу. Посмотришь, что удалось твоему умному старшему брату.

У дерева они спешились и повели лошадей в сводчатый проход в широченном комле. Справа и слева над головами мрачно вздымались черные узловатые корни. Саймон взмахнул рукой, и поднялась решетка, сплетенная из толстых терновых ветвей. Хозяин с братом прошли в конюшню, где расседлали лошадей и задали им корм, а оттуда поднялись по широкой лестнице, освещенной настенными канделябрами, которые сияли магическим огнем. Все вокруг состояло из дерева, измененного заклинаниями, дерева, что оставалось живым и продолжало расти. Лестница привела их на кухню, где Бернард тут же сделал себе сэндвич и уселся на подоконник.

— Отличное дерево, брат, — проговорил он. — Но пока еще… скажем так, мелковатое. Ты согласен? По сравнению с нашим семейным, на которое и ты имеешь неотъемлемое право.

Опираясь плечом о дверной косяк, Саймон остановил его жестом.

— Я мог бы приказать, чтобы оно доросло хоть до звезд. Еще больше помещений, больше вещей.

— Так в чем же дело?

— Мне и этого вполне хватает. — Саймон никогда не понимал своих родственников — ни их тяги к роскошным дворцовым покоям, ни мелочной грызни за наследство усопших предков.

— И ты живешь здесь один? — глянул на него Бернард. — Неужто не скучаешь по родственникам?

— Брат, — сдерживая себя, пояснил Саймон, — представь себе, я прожил шестнадцать лет в окружении потомков Виктора Архимага, поэтому без общения с родственниками могу воздерживаться очень долго без всякого вреда для себя.

Бернард жевал сэндвич и глядел в окно.

— Моя жена Элизабет, — сказал он, — наконец-то подарила мне ребенка. У меня сын.

— Поздравляю, — сказал Саймон, подчиняясь родственным чувствам.

— В следующем месяце церемония представления. Я хочу, чтобы ты присутствовал.

— У меня есть другие дела. — Старший брат подошел к буфету. — Но за приглашение спасибо.

— Саймон, все очень серьезно. Твое длительное отсутствие злит призрак Виктора, поэтому ветви, выросшие для сыновей наших братьев, оказались не такими величественными, какими могли быть. А мне хочется, чтобы моему сыну досталось все самое лучшее.

— Угощайся. — Саймон налил вина в два кубка. — Я сомневаюсь, что даже дух Виктора Архимага способен наказать младенца за мои проступки. На самом деле кое-что наводит меня на мысль, что здесь не обошлось без нашей матушки. Это она прислала тебя?

— По-твоему, я не способен на самостоятельные поступки?

— Этот ответ я принимаю как подтверждение моих слов. — Саймон протянул брату кубок.

— Ну, ладно, — ответил Бернард, беря вино. — Ты угадал. Но у нее свои причины, что вполне очевидно. — Пригубив, он добавил: — Ты нужен нам, брат. Никогда еще отношения с наследниками Этертона не были такими напряженными. Если дойдет до драки…

— Не дойдет.

— Ты не знаешь всего. Ты не видел, как все запущено. Малкольм постоянно ищет повода для ссоры.

— Уже много лет, — покачал головой Саймон, — дети Франклина и дети Этертона готовы вцепиться друг другу в глотки. Но до сих пор кровопролития не случилось. Не случится оно и впредь.

— А вдруг ошибаешься? Я вижу, ты не слишком любишь ближнюю родню, но готов ли сидеть сложа руки, когда мы будем гибнуть в междоусобице?

— Я уверен в вашей способности защитить самих себя.

— Обычно это удается, — скривился Бернард. — Но сейчас есть трудности.

— Какие?

— Мередит.

Прозвучавшее имя вынудило Саймона вздрогнуть. Он поставил кубок.

— Что ты сказал?

— Насколько я могу догадываться, она порвала с герцогом, как его там…

— Виландом.

— Да, именно. И теперь вернулась. Я побаиваюсь ее, Саймон. Ее магия стала гораздо сильнее. — В глазах Бернарда горел неподдельный страх. — Вот поэтому мы и нуждаемся в тебе. Чтобы восстановить равновесие. Если ты вернешься, то, возможно, мир сохранится сам собой, так как они дважды подумают, прежде чем сцепиться с нами.

«Мередит», — подумал Саймон.

— Ну, может быть, ненадолго, — сказал он через некоторое время.

Бернард широко улыбнулся, вскочил и, обняв Саймона, похлопал его по спине.

— Вот это правильно. Хорошо сказано.

Проводив брата, Саймон поднялся на самую высокую ветвь своего дерева, открыл дверку, шагнул на балкон. Там он долго сидел в темноте, рассеянно крутил в пальцах кубок и, вглядываясь в туманные холмы, вспоминал Мередит.

Спустя месяц Саймон сдержал слово, явившись к древу Виктора Архимага.

Ствол огромного растения в поперечнике не уступал замковой стене. На довольно большой высоте от земли он разделялся на две толстые ветви, которые принадлежали сыновьям Виктора — Франклину и Этертону. От этих ветвей отрастали новые, для каждого законного наследника мужского пола, и сейчас сотни таковых обитали в роскошных палатах, составлявших крону дерева. Девочек, как правило, выдавали замуж и отправляли куда подальше, — Виктор гордился своей просвещенностью. Дерево представляло собой результат виртуозной магии, первой в своем роде. Виктор до того поразился достигнутому успеху, что наказал себя величать Архимагом — мастером-волшебником. Как бы то ни было, до сих пор только Саймону удалось повторить его волшебство. Семьи, обладающие редчайшим магическим даром, казалось, должны быть обречены на невеликую рождаемость, но древо Виктора продолжало расти и шириться по мере увеличения числа отпрысков, и это подстегивало наследников Франклина и наследников Этертона соревноваться — в чьем роду будет больше наследников мужского пола. В настоящее время обе ветви достигли полного равновесия, но сегодняшняя церемония представления сына Бернарда могла все изменить.

Гости прибыли из всех окрестных городов, волшебники приехали из самых дальних краев; в тени раскидистых ветвей собралось несколько сот человек. Дети Франклина не поскупились, желая обеспечить достойное зрелище. В землю вбили столбы, между ними натянули веревки; по ним теперь вились сладко пахнущие цветы, а на столах громоздились вареные перепела и фаршированные яйца.