Обретение - Анатолий Патман

— Костик, если хочешь, я могу дать тебе десяток. У меня есть лишние. Нет, не продать, просто по дружбе.

— Спасибо, Сашка. Если не хватит, приду.

Приятно, когда можно вот так запросто поговорить с людьми. Как я отвык от этого в городе. А если брать Москву, где каждый приезжий практически варится в собственном соку, и до тебя другим просто нет дела? Фактически, в большем городе вечный спутник людей — это одиночество. Пусть там живут их несколько миллионов, пусть на улицах не протолкнуться от множества мужчин и женщин, но все они ужасно одиноки, и не могут вырваться из этого замкнутого круга. А в деревнях все же немного по–другому. Здесь все друг друга знают, кругом родственники и друзья. Вот и я, хоть и давно не был в деревне, а как вернулся после смерти родителей, сразу же окунулся в совсем другую жизнь.

Неширокая речка, которую, как говорится, летом курицы могли легко и свободно перейти вброд, сейчас, до краев наполненная мутной пенистой водой, на некоторых низинных участках широко разлилась до самого леса. Она величаво неслась по тесному руслу, грозно играя и шаля на поворотах, поднимая высокие волны, как бы напоминая, что не всегда бывает мелкой речушкой, что порою выходит из себя и становится и сильной, и грозной, и опасной. Да, широко разлилась в эту весну Кубинка, всем на зависть. И рыбы попозже наверняка будет много. Насколько я помню, в половодье всегда с Волги поднималось много окуней и другой мелочи, щук, значит, и весенняя рыбалка будет удачной.

Пройдя по длинному висячему мосту, я вышел на влажный луг. Раньше тут было обширное поле, почти каждый год засеиваемое табаком. На пустых участках вручную сажали каждый росточек, и поливали, и поливали, таская воду большими ведрами. А когда табак вырастал, то было раздолье для детских игр. Мы играли тут в разведчиков и партизан, и просто ловили друг друга. Так продолжалось до самой поздней осени, когда вырубленный табак вешали на сушку под навесом на другом берегу. А теперь просто луг с короткой высохшей травкой. Обходя обширные лужи, оставшиеся после весеннего половодья, я скоро дошел до узкой полоски невысокого ольшаника на самом краю леса.

Лес! Как хорошо в лесу! Я помню вот эту просеку с детства. Она хоть и заросла молодняком, но еще видна в толще деревьев.

Темный, угрюмый лес молчал, и как будто замер в молчаливой стойке. Но уже чувствовалось дыхание весны, и свежий весенний ветер игриво шевелил, качал верхушки высоко поднявшихся среди белых берез и зелено–ствольных прямых осин стройных сосен. Казалось, что деревья еще не проснулись ото сна. Но дыхание весны чувствовалось и здесь. Весело журчал ручеек по просеке, обходя низенькие березки и сосенки. Лишь местами среди густых зарослей мелколесья виднелись потемневшие пятна снега, спрятавшихся от жарких лучей солнца, да белели в ямах быстро осевшие кучи, изредка мелькая среди деревьев и кустов. Местами на поляночках, на бугорках среди деревьев, в наиболее прогревшихся местах сквозь прошлогоднюю выцветшую листву пробились на свет первые весенние цветы. На темных ветках белых берез гирляндами свисали уже набухшие и готовые проклюнуться почки. Что тут говорить? Весна идет, весна идет!

Я еще с детства любил подолгу бродить по лесу, где всегда веяло небесным спокойствием и тишиной. Чистейший весенний воздух, вливаясь в легкие, придавал новые силы, помогая не чувствовать усталости и оставаться как и прежде свежим и спокойным. Снималась, исчезала любая боль как под чудодейственной рукой сказочного волшебника. На душе становилось легко и радостно.

Найдя подходящую березу, прямо на окраине леса, я топором сделал неглубокий надрез в шершавой коре и подставил снизу котелок.

— Прости меня, милая березка. Я только чуть–чуть, немного попробую твоей волшебной водички, — пришлось извиниться мне перед лесной красавицей, пока немножко голой.

Светлый сок сразу начал сочиться откуда‑то из глубины, затем маленьким ручейком потек вниз по коре, словно слезы с девичьих глаз. Как я залпом выпил свежий сладковатый напиток, так сразу откуда‑то появилась бодрость, сила. Давно же не пил ничего такого!

Как я помню, выше по просеке было небольшое озеро. На его берегах мы с ребятами соорудили блиндажи и играли в них в войну. А на деревьях среди густой листвы прятались наблюдательные вышки. Что‑то меня потянуло туда. Долго–долго поднимался я наверх по просеке, затем, пройдя густые заросли низкорослой осины, вышел на прошлогоднюю вырубку. С детства на этом месте, среди высокого густого леса, мы, ребятня, собирали чернику и другие ягоды, грибы, где, бывало, гуляли и просто так, зимой же любили кататься на лыжах. А теперь только замшелые пни вперемежку с свежими, и негустые заросли малины, нашедшие себе место среди рослого кстарника, оставшегося после рубки, встретили меня. Я пошел дальше по заросшей прошлогодней и за зиму слежавшейся высокой травой лесной дороге. Высокий смешанный лес снова сменился вырубкой, заросли осины березняком вдоль неглубокой ложбинки, молодой сосновый бор в свою очередь прервался глубоким оврагом. Когда‑то мне в этом лесу были знакомы чуть ли не каждый уголочек, каждая полянка и новые посадки, а теперь же совершенно не узнавал вроде и знакомых мест. Наконец я добрался до обширной болотистой полянки, густо покрытой прошлогодней выцветшей травой. Удивительно, но в некоторых местах в обилии торчали голые верхушки каменных валунов, по всей видимости, поглощенных ненасытным болотом.

Странно? Я до сих пор считал, что знаю практически всю округу в нескольких километрах от своей деревни, но такого места не видел никогда. Ей богу, не было в нашем лесу никаких развалин. Никто никогда не заикался об этом. Насколько мне помнится, даже этой полянки никогда не видел. Да и трава какая‑то странная, непохожая ни на что.

Тем не менее, здесь было уютно. Деревья густой стеной окружали поляну почти правильной окружностью. А в середине, в полукруглой возвышенной части, похоже, даже было сухо. И повсюду под проснувшимися деревьями весенние цветы нестройной и негустой толпой тянулись к небу, к яркому теплому солнцу. Удивительно, но на самой поляне их не было.

Уставшее тело требовало отдыха. И я, предвкушая покой, направился в самый центр, где как раз лежал большой плоский полукруглый камень, и по–молодецки закинул свое тело на него подальше от края. И сразу же потерял сознание…

Не знал же я, что этого делать не следовало ни в коем случае… Невезенье…

Глава 2

Очнулся я быстро, так быстро, как пролетает время, когда ты его не замечаешь. Хотя как знать? Или как после крепкого сна? Только–только лег спать, и уже проснулся. Кажется, прошло немного времени. Всего одно мгновение, чуть–чуть! А ведь‑то фактически, ого — го, сколько же секунд, минут, часов пролетело. И, главное, совершенно незаметно! Уйма времени моей жизни! Ушел я в лес утром, а сейчас, похоже, уже близился вечер. По крайней мере, солнце висело очень низко над землей, и видимо, готовилось уйти на ночь, на покой.