Азалия - Вера Гривина

– Наверняка ему не нравилось подчиняться сыну земледельца, – вздохнула Жаветта. – Готье следовало его опасаться.

Бертран развел руками.

– Увы, Готье слишком доверял своему помощнику.

– Мой старший сын совсем не умел разбираться в людях, – заключила Жаветта.

– Да, это так, – согласился с ней гость.

– Неужели Господь не наказал подлого Можера? – воскликнула дрожащим голосом Азалия и у нее выступили на глаза слезы.

– Наказал, – ответил ей Бертран. – У подлого норманна был самый незавидный конец.

– Что с ним случилось? – встрепенулась девушка.

– Граф Вандомский сделал Можера комендантом крепости, однако негодяй недолго радовался своему возвышению: всего через месяц его убили в лесу разбойники. Такая смерть – достойный венец отвратительных деяний.

У Азалии едва не сорвалось с губ пожелание норманну адских мук, но она прикусила язык, поскольку такие проклятия сердили ее благочестивую бабушку.

– Бог все видит, – прошептала Жаветта.

– Норманны светлые, – сказала, сама не зная зачем, Азалия. – Я не люблю светловолосых и светлоглазых людей.

Эти слова вызвали у Бертрана усмешку.

«И надо было мне брякнуть глупость! – огорчилась девушка. – Теперь он сочтет меня полной дурой».

– Можно мне вас кое о чем попросить? – спросил вдруг гость.

– Конечно – ответила Жаветта. – Мы рады услужить мессиру Бертрану.

– Если верить молве, Азалия готовиться стать Христовой невестой…

Он сделал паузу.

– Верно, – подтвердила Жаветта. – Накануне Рождества моя внучка примет постриг в Сенте-Мари.

– Нельзя ли отложить постриг? – попросил гость.

– Зачем? – удивилась Жаветта. – В нынешнее Рождество должно случиться Второе Пришествие Господа нашего Иисуса. Пусть моя внучка предстанет перед престолом Божьим в монашеском облачении.

– Бог будет судить по делам и помыслам, а не по облачению, – резонно возразил Бертран.

– Аббат Реми сомневается в скором Пришествии Иисуса, – робко вставила Азалия.

Бабушка осуждающе покачала головой, но ничего ей не ответила.

– Если наш мир не погибнет, я хотел бы через месяц вновь вас навестить, – сказал Бертран.

– Ладно, мы не станем торопиться с постригом Азалии, – сдалась старуха. – У нее мало грехов, и ей не страшен Божий суд.

Удовлетворенный таким ответом гость поднялся.

– Мне пора. У меня есть дела в Нарбонне, а завтра я отбываю в Русильон.

Азалия и Жаветта вышли его проводить. Наблюдая за тем, как Бертран взбирается на коня, девушка неожиданно для себя подумала:

«А куда делся Вадим?»

Эта мысль почему-то так ее смутила, что она залилась краской.

– Почему ты постоянно краснеешь, Азалия? – спросил Бертран.

Она сконфуженно молчала.

– Впрочем, это хорошо, что ты умеешь краснеть, – заключил он и тронул коня.

Глава 4

Вадим

Отношение аббата Реми к монахам не было особенно строгим, поэтому брат Тибо часто навещал родных и проводил с ними много времени. Жаветта с нетерпением ждала сына на следующий после визита Бертрана день, и дождавшись, наконец, рассказала о недавнем госте.

– Отрадно слышать! – обрадовался брат Тибо. – Хвала Господу, есть человек, который так же, как и мы чтит память Готье и Люции. Храни его, Боже!

Жаветта посетовала на то, что она, поддавшись уговорам Бертрана, отложила постриг внучки. Брат Тибо отнесся к этому спокойно.

– Значит такова воля Всевышнего. Лучше подождать, чем огорчить достойного человека отказом в его просьбе.

– Но как же светопреставление?

– Одному Господу ведомо, случится ли оно.

Брат Тибо, как и аббат Реми, считал, что людям не дано знать точную дату Страшного суда. Однако Жаветта больше доверяла архиепископу Нарбонны, твердившему о неизбежности Второго Пришествия в ближайшее Рождество Христово.

В городе тем временем стараниями святых отцов обстановка заметно накалилась. Если еще недавно люди не то, чтобы не верили в скорый конец света, а просто не уделяли этому возможному событию достаточно внимания, то теперь как бы наступало общее прозрение. Горожане и селяне кинулись в храмы замаливать свои грехи. Желающих постричься в монахи оказалось такое огромное количество, что настоятели многим людям отказывали. Рынок Нарбонны почти опустел, большинство лавок закрылось.

Азалия принадлежала к малому числу смертных, совершенно не испугавшихся Страшного суда. Девушка понимала, что у нее не столько много грехов, чтобы Господь не проявил к ней милость. Зато ее ждала встреча с покойными с родителями. Азалия надеялась узнать у них, каким было забытое ею детство, а потом, если Господь позволит (а Он такой добрый, что обязательно позволит), она уже никогда не расстанется ни с отцом, ни с матерью.

«Мы будем вместе вечно», – мысленно желала девушка и чувствовала себя счастливой.

В канун, как полагало подавляющее большинство жителей Нарбонны, судного дня все храмы были переполнены, а люди, не поместившиеся внутри, облепили паперти. Народ отчаянно молился, прося у Всевышнего прощения за свои грехи. Кое-кто в страхе перед Божьим гневом даже умирал от разрыва сердца, те же, у кого хватало сил перенести напряжение, ждали трубного гласа.

К утру страх сменился недоумением, а затем началось ликование. Поняв, что гибель мира отсрочена, люди принялись веселиться, петь, танцевать и пить вино. Потерпевшие фиаско священнослужители служили благодарственные молебны во славу Господа, оказавшего великую милость грешному человечеству.

Одна Азалия грустила, поскольку радоваться ей было нечему. Мало того, что у нее не случилась желанная встреча с родителями, так теперь ей предстояло расстаться с бабушкой и дядей. Аббатиса Сенте-Мари, матушка Юдифь, завела у себя в обители жесткие порядки: сестры изнуряли себя постами и молитвами, выходить за ворота разрешалось только самым старым и некрасивым монахиням, а встречаться с родственниками обитательницам монастыря дозволялось лишь по случаю тяжелой болезни или смерти кого-нибудь из семьи.

Азалия чувствовала себя так, словно готовилась к собственному погребению, причем похоронить ее должны были заживо. Она грустила и втайне от близких плакала. Будучи всегда трудолюбивой, девушка почти перестала прикасаться к пяльцам, иглам и прялке, предпочитая домашней работе прогулки пешком и верхом по окрестностям, чтобы проститься с любимыми местами перед уходом в монастырь.

На третий день Рождества Жаветта захворала. Азалия, забыв сразу же обо всех своих переживаниях, принялась ухаживать за бабушкой, чем отнюдь не доставляла удовольствие последней.

– Ну, чего ты хлопочешь возле меня с таким скорбным лицом, – ворчала Жаветта. – Я не собираюсь пока умирать и скоро поднимусь.

– Ты обязательно поднимешься, бабушка, – вставила Азалия.

Старуха будто ее не слышала:

– Бог меня не оставит! А ты давай, отправляйся на свою прогулку.

– Как тебе угодно, бабушка, – покорно согласилась Азалия.

Выйдя из дома, она увидела, что небо затягивается тучами. Однако Азалии и в голову не пришло ослушаться бабушку, пожелавшую, чтобы внучка отправилась на прогулку. Рубо было велено оседлать лошадь.

Когда Азалия выехала со двора, тучи, казалось, стали еще гуще. Окрестные холмы выглядели так, словно их покрыла серая пыль. Такие мрачные виды не могли улучшить настроения девушки.

«Вчера тоже целый день ходили тучи, а дождя не было, – подумала она. – Может, и сегодня обойдется».

Азалия доскакала до своего любимого источника, напилась вкусной воды и направила лошадь к вересовой рощице на склоне холма, чтобы сорвать несколько веточек, а потом, положив их перед сном у изголовья, вдыхать терпкий аромат и воображать себя засыпающей на природе сказочной феей.

Внезапно подул сильный ветер.

«Надо возвращаться», – решила Азалия, поеживаясь от холода.

Тучи быстро разметало, и теперь по небу плыли облака в лиловом обрамлении, открывая время от времени путь солнечному свету. Однако льющиеся сверху лучи не давали тепла, а только дразнили своим блеском, поэтому Азалия успела продрогнуть, пока добралась до усадьбы.

Еще издали она заметила, что ворота распахнуты, а, когда въехала во двор, то увидела у крыльца чужого жеребца гнедой масти.

«Кто это прибыл? – удивилась девушка. – Мессир Бертран? Почему же Рубо не убирает его коня?»

На крыльце появился Вадим.

«Должно быть, его прислал мессир Бертран», – подумала Азалия, и у нее почему-то засосало под ложечкой.

Девушка так быстро спешилась, словно боялась, что спускающийся с крыльца мужчина захочет помочь ей сойти с лошади. Он произнес короткое, учтивое приветствие.

– А где бабушка? – с тревогой спросила Азалия.

Жаветта почти всегда провожала гостей, а если по какой-то причине не могла этого сделать, то посылала вместо себя Клодину.