Зелье забвения и вкус любви. Печенька для проклятого мага (СИ) - Ольга Владимировна Морозова

нее — и она исчезнет, как видение. Но рука Лили была теплой и живой, а значит, мне это не снилось.

— Это и правда ты, — прошептала я. По щекам побежали горячие дорожки слез.

— Моя бедная госпожа, — вздохнула Лили и порывисто обняла меня. — Ваш батюшка сделает все, чтобы вызволить вас отсюда, — твердо прошептала она. В неверном свете фонаря ее лицо показалось мне непривычно суровым. Не такой я обычно видела Лили. — Главное, не отчаивайтесь и не теряйте надежды. Еще все наладится, вот увидите. И возьмите еще вот это.

Я опустила взгляд и увидела, что Лили держит в руках какой-то сверток.

— Здесь одежда и немного еды. Не думаю, что кто-то станет обыскивать камеру, а вам и переодеться не помешало бы, и поесть что-то кроме тюремной еды, — тихим голосом закончила говорить Лили.

— Спасибо тебе, — прошептала, чувствуя, как в горле встал ком. Меня все-таки не бросили, не забыли, как об ошибке.

В коридоре раздался едва слышный стук. Лили вздрогнула, быстро оглянулась на дверь.

— Будьте осторожны, — сказала она и сжала мои ладони на прощанье. — И верьте: скоро все закончится.

Тяжело сглотнула и кивнула, чувствуя, как слезы застилают глаза. Фигура горничной скрылась за дверью, и я кулем осела на топчан. Ноги не держали. Мне оставалось лишь надеяться, что никто не прознает о визите Лили, и ее за это не накажут.

Глава 7. Сомнения

Каждая минута в темнице тянулась, словно вечность. Прежде я и подумать не могла, что смогу так долго переносить холод и сырость, затхлый запах камня и щелчки маленьких капель воды, падающих где-то в глубине подземелья. Темнота была плотной и давящей, будто пыталась затмить все мои мысли. Только благодаря старинному артефакту, подаренному отцом, я не замерзла и не заболела в этом ужасном месте. Но как долго еще удастся выдерживать все это?

В тот день, когда впервые пришел Теодор, я ощутила прилив надежды. Никто, кроме него, сразу после обвинения не осмелился так рисковать ради меня. И поэтому он стал для меня будто луч света, тем связующим звеном с миром, который я, казалось, потеряла навсегда. Его слова, теплый взгляд и тыквенное печенье, напомнившее о детстве — все это было как глоток свежего воздуха… Но Теодор ушел и не приходил уже несколько дней, и холод снова вполз в мою душу, словно змей, медленно и коварно, оставляя в сердце тягостную пустоту… Я боялась, что у него из-за визитов сюда начались проблемы, но никак выяснить это, естественно, не могла.

Несмотря на то, что я постоянно повторяла себе, что еще ничего не известно, ни о моей судьбе, ни о том, как живет семья или не наказали ли Лили за то, что была у меня, но успокоиться и перестать нервничать оказалось очень сложно.

Каждый новый день, который я начала отмечать на стенах камеры, напоминал о моем статусе пленницы. Но никто так и не пришел за мной, чтобы озвучить приговор, по которому меня сюда заключили. Только слухи и домыслы, которые нет-нет, но доносились от стражников.

Моим миром стала узкая камера темницы, и каменные стены, словно зловещие, мрачные тени напоминали о коварстве Морганы.

Я прислонилась к стене и устало прикрыла глаза. Интересно, как сложилась бы наша с Лайонелом жизнь, если бы не вмешалась Моргана? Были бы мы счастливы или то, что сказал о брате Теодор — правда? Сомнения в человеке, которого любила, причиняли мне боль, но оказавшись оставленной у алтаря и проведя долгие семь дней в темнице, я нет-нет, а возвращалась к мысли о том, что все это было не просто так.

И это обвинение в колдовстве… По правде сказать, я и сама не знала, какими способностями обладала. Отец и старший брат были талантливыми артефакторами, и если у батюшки больше развито поисковое направление магии, то у брата — созидательное. Матушка и младшие сестры — маги земли и растений. Я же все сознательное детство помогала отцу пробуждать артефакты и напитывать их магией. Гораздо позже до меня дошло, что мой дар можно использовать вместо накопителей, но… Это ведь не все? Артефакты влекли меня, но не так, как старших мужчин семьи. И я никак не могла понять, к какому направлению относится моя магия.

Теперь же, сидя в темной темнице, в моей душе все сильнее росло подозрение, что причины обвинения в колдовстве гораздо сложнее, чем кажется. Могла ли Моргана видеть во мне угрозу своим планам? Может, она хотела с помощью нашего с Лайонелом брака добраться до отца? Но если Моргана сделала все, чтобы Лайонел не пришел на свадьбу, значит ли это, что ее планы изменились? Или все-таки дело в другом? Я не могла понять логики этой женщины, и это пугало.

Неожиданно громкие шаги прервали мои сумбурные мысли. Дверь открылась, и на пороге появился Теодор. Я вгляделась в его лицо и отметила, что в этот раз он выглядит куда более уставшим и озабоченным, чем прежде.

— Ты все-таки пришел, — выдохнула, все еще не веря в то, что он здесь.

— Мне следовало сделать это раньше, — сказал Теодор и потер ладонью лицо. — У меня есть для тебя новости, Элиана.

Мое сердце пропустило удар. Свет от магической лампы, которую принес с собой Теодор, с трудом освещал камеру. Я всматривалась в глаза ТЕодора, надеясь понять, плохие новости он принес или нет, но тщетно.

— Что-то случилось? — тихо спросила его.

— И да, и нет. Мне удалось убедить короля перевести тебя на домашний арест, но вернуться семье ты не сможешь. При этом все обвинения сохраняются.

Я сглотнула вставший в горле ком и прикрыла глаза. В душе глухой волной поднималось отчаяние.

— Где мне предстоит жить? — охрипшим голосом спросила я.

— В замке. Тебе выделят комнату. Ты согласна?

У меня вырвался смешок. Он еще спрашивает?

— Мне позволят увидеться с отцом?

Теодор покачал головой и сказал:

— Пока не могу ответить на этот вопрос, Элиана. Давай решать проблемы постепенно.

Я молча кивнула, понимая, что он прав. Даже это уже многое меняло. Возможно, со временем, мне удастся добиться справедливости.

Глава 8. В поисках правды

Я сидела в комнате, куда меня перевели из темницы, и слушала как за окном мягко шелестит дождь. Подумать только, после недели заточения он казался мне почти что музыкой. А ведь раньше я не любила такую погоду…

Передо мной на столе лежала книга, переданная отцом. Прикасаясь к ее темной, потертой