Первым делом самолёты - Лада Шведова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько всего у нее в голове, мрак просто!
– Спасибо, что проводил, Руслан, – сказала она, – но мне пора.
Он кивнул. Как всегда серьезно, и Юля опять едва удержалась от смешка. Ну как можно даже кивать серьезно?! И как этим можно ее каждый раз смешить, да еще столь быстро?
– Ты записала мой номер? – уточнил он.
– Который был на открытке?
– Да. Это мой.
– Не обижайся, но мне он ни к чему.
Он не обиделся, а со всей своей комичной важностью сказал:
– Ты все-таки запиши. Вдруг… Я же не прошу твой номер и не собираюсь тебя донимать. Но мне так спокойнее.
В этот раз Юля не удержалась и засмеялась. До общаги она так и шла – посмеиваясь и прокручивая в голове их странный диалог.
Глава 5
Первым делом физкультура
С физруком у нее не заладилось с самого начала.
Только увидев среди остальных второкурсников Ветрову, он побагровел и долго выспрашивал, как же среди стройных рядов оказалась баба. Он так и сказал – баба! Юля тогда едва не задохнулась от возмущения.
Нет, она всякое слышала за первые недели учебы, порой авиационные старички – основная масса преподавателей – в выражениях не стеснялись, но «бабой» ее нарекли впервые, да еще с таким пренебрежением. И она, пожалуй, даже не обиделась бы, преподавай у них физкультуру привычный дедочек лет под девяносто. Ясное дело, на таких глупо обижаться и доказывать, что женщины порой могут робко отходить от плиты и деторождения, занимаясь чем-то еще. Но физрук сам был вчерашним выпускником! Ему было двадцать три года! Двадцать три! Не сто двадцать три! Потому «баба» из его уст звучало особенно мерзко и непростительно. Уж точно не гребаному физруку решать, кому место в авиации, а кому нет.
– Курсант Ветрова, все уже построились, а ты где ходишь? Опять месячные начались? – гадко ухмыльнулся Антон Викторович, наблюдая, как Юлька занимает место в цветастом ряду парней. Зимой они по часу бегали на лыжах, оттого все одевались в горнолыжные костюмы.
Юля промолчала. Много чести отвечать на этот идиотизм.
Ха-ха, месячные!
По-хорошему на такое можно и жалобу написать, Тома советовала это сделать сотни раз. Даже порывалась поговорить с заведующим кафедрой. На правах спортивной гордости университета, Тома с Тимуром Рустамовичем была на короткой ноге и даже звала его по имени, чем вызывала ярость у ревнивого Эдика.
Но Юля не хотела жалоб и разбирательств, потому что… да, потому что она, блин, девочка. Среди кучи парней. И если она будет по каждому такому поводу бегать со своими слезливыми жалобами, так и останется долбаной девочкой с долбаными месячными. Бабой, которой в авиации не место. В общем, все это слишком сложная и тонкая материя. Шаг влево – ты дура и терпила, шаг вправо – истеричка с жалобами и ПМС. Нужен какой-то баланс, но как его достичь, Юля еще не разобралась. И подозревала, что это невозможно, потому что идеального выхода из такой ситуации нет.
Впрочем, ситуацию частенько скрашивали ее одногруппники, которые, в отличие от Ветровой, бабскими комплексами и закидонами не страдали. И махровым сексизмом, как ни странно, тоже, по крайней мере, громкое большинство.
Вот и сейчас Игорь Дюжев выдал:
– Плохо вы учились, Антон Викторович, на своем физкультурном. Месячные – они раз в месяц приходят, а вы на прошлой неделе уже шутили про это. Раз в месяц – легко запомнить… Хотя это мне, я-то не на физкультурном.
Парни заржали, физрук побагровел и уставился на Ветрову. Само собой, в шутке Дюжева (кстати, довольно смешной) тоже виновата «баба с месячными», и никак иначе. Она вообще источник всех бед.
– Тишина! Тишина, я сказал! – рявкнул Антон Викторович.
– Какой-то вы нервный, неужели и у вас нелегкие дни? – со смешком заметил Олег Шмелев – рослый спортсмен, который на ряду с Томой считался легкоатлетической гордостью универ ситета, оттого мог позволить себе любые выходки.
– Курсант Шмелев, на выход! Сегодня ставлю пропуск.
– На каких основаниях?
– Говоришь много.
– Я лишь обеспокоился вашими нелегкими днями. Это забота.
– Я сказал – пошел вон!
– Ладно, ладно! Не кипятитесь так, я же понимаю, дело нервное. Только мне Тимур Рустамович разрешил не ходить на лыжи в дни тренировок, поэтому не пропуск, а официальное освобождение поставьте, будьте любезны. – Олег ушел, напоследок весело подмигнув Юльке.
Она училась с этими парнями полгода, и кто бы знал, как часто ей хотелось придушить каждого! За их дурацкие шуточки, за манеру общения, за кривые подкаты… за все хорошее! Но случались и такие вот моменты, когда от глупой благодарности впору прослезиться. К счастью, Юля не отличалась особой сентиментальностью. А еще точно знала – это лишь начало.
В смысле, ненавистная физкультура только началась, и раздраконенный физрук еще отыграется за нанесенную обиду. И не на парнях, разумеется, – тут каждому палец в рот не клади, оттяпают по локоть, – а на Юле, по которой все видно и понятно. Например, по старенькому костюму сразу можно определить, что ее попадание в пилоты – результат ослиного упрямства и труда, а не вопрос денежных средств. И нет за Юлей никого, кто бы за нее заступился, а значит, можно называть ее «бабой».
И нет ничего нового под солнцем.
Они вышли на улицу, проехали разминочные круги, хрустя морозным снегом и согреваясь. Антон Викторович собрал всех возле елочек за первым корпусом и сообщил, что сегодня они поедут три километра на время. Время пойдет в зачет по итогам семестра.
– Ну что, Ветрова, тут твои защитники за тебя не проедут, придется все ножками да ручками, – ухмыльнулся он, довольный собой. – Или попросишь кого-нибудь надеть парик и прокатиться вместо себя?
– Разве что вас, Антон Викторович, – ухмыльнулся Булат – почти двухметровая гора мышц. Обычно Булат помалкивал, но когда встревал, мало находилось желающих ему ответить. С такой горой не поспоришь. – Вы по росту больше всех подходите, в парике будете копией Ветровой!
Парни в очередной раз загоготали, а Юлька поняла – ей конец.
Зачет по физкультуре будет самым адски сложным, что вообще выглядит глупо, учитывая такие дисциплины как физика, электрооборудование самолета и высшая математика. Но там у нее настолько напряженных конфликтов не было. Пока.
– Авдеев, поедешь первым! – рявкнул физрук.
Его лицо было алым, и вряд ли виной всему февральский мороз. От мороза глаза не вращаются бешено, и руки не путаются в лыжных палках (что парни в
