Первая пуля – последняя пуля - Алексей Макеев

– Прав, Стас. Прав на все сто. Это он.

– Но какого?..

– Хороший вопрос, старик, – Гуров поднялся на ноги и заложил руки в карманы куртки. – Очень хороший вопрос. И, знаешь, мне все это не очень нравится. Похоже, что нам с тобой придется…

Полковник не завершил начатой фразы. Мысли его уже закрутились в каком-то ином направлении. Он обошел осевший на задние оси «Опель» и остановился с противоположной стороны. Взгляд Гурова сфокусировался на земле в придорожной канаве, затем поднялся и устремился на тянувшиеся вдоль дороги лесопосадки.

– О чем ты думаешь, Лева?

– Пойдем-ка прогуляемся, старик. Подышим свежим воздухом.

Крячко не стал спорить и покорно двинулся вслед за спустившимся с трассы Гуровым. Тот же, глядя себе под ноги, целенаправленно двинулся к зарослям деревьев. Наверняка в голове у Гурова уже имелись какие-то свои личные соображения, но Станислав не торопил его с разъяснениями. Он знал, насколько это бесполезно. Если Гуров захочет, он сам посвятит напарника в суть личных умозаключений. А если нет… Вытягивать из него клещами сейчас каждое слово – процесс трудоемкий и, по существу, бесперспективный. Кому как не Крячко было знать об этом из собственного жизненного опыта?

Станислав прекрасно помнил историю шестилетней давности, когда они с Гуровым прищучили крупную столичную группировку, промышлявшую рэкетом. Тогда, в девяностых годах, среди борзой молодежи это был самый модный вид бизнеса. Во главе той группировки стоял Антон Ружаков. Он же Кулак. Витя-Расписной, или, как значилось в его документах, Виктор Михайлович Ляпушев, принадлежал к той же группировке. Однако от суда Ляпушеву удалось отмазаться. Во многом благодаря показаниям Ружакова. А вернее, в силу отсутствия этих показаний в адрес друга Виктора. Но и он, полковник Крячко, и его друг и соратник Лев Гуров прекрасно знали, что Расписной в группировке Кулака выполнял далеко не безобидные функции…

Широким размашистым шагом Гуров достиг лесопосадок и остановился. Достал из кармана маленький компактный фонарик-карандаш, щелкнул кнопкой и направил острый режущий луч света себе под ноги. Несколько минут он неподвижно стоял на одном месте, изучая в свете перемещавшегося то в одну, то в другую сторону фонарика землю у себя под ногами. Крячко молча наблюдал за его действиями, но терпение его оказалось не безграничным.

– Чего ты ищешь, Лева?

Гуров не ответил. Шагнув вперед, он нагнулся и поднял с земли желтый осенний лист. Улыбка скользнула по губам полковника. Он обернулся к соратнику:

– Взгляни, Стас.

На листе отчетливо был виден след от капли крови. Крячко сдвинул брови к переносице, осмотрел лист, затем поднял взгляд на Гурова.

– Слушай, не выделывайся, а? – недовольно проворчал он. – Не строй из себя Эркюля Пуаро. Или этого, как его… Ниро Вулфа. Я, конечно, знаю, ты жутко умный, Гуров. Настолько умный, что иногда тошно становится. Но из меня-то кретина не делай…

– Угомонись, Стас, – миролюбиво откликнулся полковник. Фонарик погас в его ладони и вернулся на прежнее место в карман. – У меня просто созрела кое-какая догадка. Но пока еще не подтвержденная…

– И поэтому ты мне о ней ничего не расскажешь?

– Расскажу. Но по дороге.

– По дороге куда?

– Едем к Орлову!

Гуров круто развернулся и стремительно зашагал в обратном направлении. Окрестности уже окутал непроглядный мрак, и в эту безлунную ночь единственным источником света являлись только фары патрульных машин, расположившихся у места недавней перестрелки. Гуров шел, ориентируясь именно на них.

– Домой к Петру? Сейчас? – Крячко нагнал соратника и шел теперь в ногу с ним.

– Конечно, сейчас, Стас. Хватай мешки, вокзал отходит, старик. Если я прав в своих рассуждениях, мы с тобой не имеем права терять ни одной лишней секунды.

– Прав в чем? Конкретно? Что за рассуждения?

– А ты неугомонный, – в присущей для него манере хмыкнул Гуров. – Сказал же – все подробности по дороге. Лучше позвони Петру и скажи, что мы едем к нему. Пусть спустится вниз, на улицу. Нечего в такой час беспокоить его домочадцев. И вот еще что… Пока мы находимся в пути, пусть он свяжется с кем-нибудь из наших ребят в архиве. Меня интересует вопрос по Антону Ружакову. Когда он должен освободиться. Желательно, чтобы информация была как можно более точной.

– Постой-ка, постой-ка, – Крячко хлопнул себя по лбу. – Я, кажется, начинаю улавливать суть твоей мысли. Ты хочешь ска…

– Молодец, Стас, – оборвал соратника Гуров. – А сейчас давай звони. Время ждать не будет.

Шагнув на трассу, Гуров прямым ходом направился к своему «Пежо». Седовласый эксперт уже оставил в покое труп лежащего на дороге парня и взялся за погибших пассажиров «Жигулей». Вокруг исследованного им тела теперь копошились санитары с брезентовым черным мешком для транспортировки трупов. Двое рубоповцев, демонстрируя полнейшее равнодушие ко всему происходящему, погрузились в свою «Волгу». О чем у них шли между собой переговоры, оставалось полнейшей загадкой для остальных. Дмитрук, выглядевший теперь мрачнее тучи, курил рядом со своим авто, и его огненная шевелюра, подсвеченная галогенными огнями, была заметна даже на столь далеком расстоянии.

Гуров запустил двигатель «Пежо», но не трогался с места, дожидаясь, когда в салон вернется Крячко. Стас на удивление быстро и проворно завершил телефонные переговоры с Орловым. Грузно плюхнулся рядом с напарником на переднее сиденье автомобиля французского производства.

– Ничего не перепутал? – Гуров включил первую передачу, и машина, подчиняясь его нехитрым действиям, плавно сошла с места.

– Обижаешь. Не сказать, что Петя был особенно доволен, но… Ладно, вернемся к нашим баранам, Лева. Ты полагаешь, Кулак вышел на свободу и живо ввязался в криминальную разборку с целью вернуть себе былой вес и авторитет?

– Насчет веса и авторитета – это уже твои собственные догадки, Стас, – Гуров пристально вглядывался в кромешную темноту, взрезаемую лишь светом фар его «Пежо», резво несущегося по направлению к центру столицы. – Я лишь склонен предположить, что без его участия сегодняшняя кровавая акция не обошлась. Расписной – сам по себе ничто. Ты же знаешь это. Должен помнить по тем допросам, на которые его приглашали. И последующие шесть лет Витя Ляпушев вел себя очень примерно. Ни в какие разборки не ввязывался, ни на чем криминальном замечен не был… Одним словом, вел спокойную размеренную жизнь законопослушного гражданина. А законопослушных граждан, Стас, как известно, не убивают во время загородной перестрелки с применением такого большого количества боеприпасов. Отсюда я и делаю вывод, что нечто определенное послужило для Расписного своего рода толчком. Трамплином, если хочешь.

– Кулак?

– Сомнительно, что есть иные причины, – уклончиво ответил Гуров. – Но я не стану рвать на себе рубаху и утверждать, что их не существует вовсе. Для этого мне и хотелось бы получить точные сведения о том, когда Ружаков должен выйти на свободу.

– А кто остальные ребята? Например, пассажиры «шестерки»?

– Я похож на пророка, Стас? Или на ясновидящего? Надеюсь, когда проведут их опознание, ситуация более или менее прояснится.

Полковник замолчал. Мелкий дождь все так же навязчиво стучался в лобовое стекло, ветер подхватывал одинокие капли и направлял их под косым углом. Сквозь затянувшие небосвод черные тучи не проглядывало ни одной звездочки. Освещенный фарами мокрый асфальт убегал из-под колес «Пежо», невольно привлекая к себе внимание как единственный различимый в общем мраке объект.

Крячко сунул в рот сигарету и закурил. Всю оставшуюся часть пути до Москвы, а потом и до района, где проживал генерал Орлов, он терпеливо хранил молчание. Ни с какими иными расспросами к Гурову не лез, мысленно сетуя только на то, что, невзирая на его изначальное негативное отношение к этому делу, они со Львом все-таки умудрились вляпаться в него по полной программе. Если уж Гуров загорался чем-то, то остановить его не могла никакая реально существующая в природе сила. Он пер до конца, как раненый бык, видя перед собой только намеченную цель. Так было всегда, и сомневаться в том, что данный инцидент не станет исключением из правил, Станиславу не приходилось.

Орлов поджидал сыщиков в детской беседке, расположенной во дворе его дома. Облаченный в синее трико и рубашку навыпуск, Петр Николаевич накинул поверх домашней одежды только легкое демисезонное пальто. Волосы у генерала были взлохмачены. Вряд ли он спал в то время, когда ему позвонил Крячко, но то, что валялся на диване перед телевизором в расслабленной позе, – так это наверняка.

Гуров припарковал «Пежо» неподалеку от арки, и они со Станиславом вышли из салона. Торопливо направились к беседке. Двор освещался редкими желтыми прямоугольниками освещенных окон близстоящих домов. Поэтому территория выглядела пустынной и мрачной.