История советской фантастики - Кац Святославович

История, связанная с повестью "Разворот" Александра Зайцева, еще более любопытна. В этих событиях, как в капле воды, отразился несомненный рост влияния, которое приобрели к середине 20-х Лежнев и его "селениты". Сюжет "Разворота" нес в себе некоторые черты все той же "производственной" фантастики, однако куда больше в произведении было традиционной приключенческой атрибутики, позаимствованной автором у Гастона Леру и Луи Буссенара. В ходе эксперимента советских ученых Луна меняет свою орбиту и, благодаря такому "развороту" (отсюда и название) - меняется и климат. Действие повести разворачивается в пышных лунных джунглях, куда из-за неисправности двигателя (кстати "атомного двигателя" - предвидение Зайцева!), прилуняется "капсула" с земными путешественниками, географом Бабятинским и бывшим комкором Красной Армии Климом Стрельцовым. "Разворот" был произведением не вполне самостоятельным. Некоторые детали Зайцев для простоты позаимствовал у Жюля Верна (скажем, Бабятинский - ухудшенная копия Жака Паганеля), некоторые - у Обольянинова (все, что связано с лунными джунглями). В целом же вышла добротная компиляция, которая потом неоднократно переиздавалась Детгизом в "Библиотеке приключений".

Так случилось, что номер "Селены" с повестью Зайцева в том же, 1924-м, году попал в руки К.Э.Циолковскому. Тремя годами раньше престарелому теоретику ракетоплавания не довелось прочесть "Красную Луну" Обольянинова, зато теперь он прочел Зайцева и пришел в неописуемое негодование. В мае 1924-го Циолковский пишет в редакцию "Известий ВЦИК" гневное письмо на восемнадцати страницах, озаглавленное "Мои возражения на книгу тов.Зайцева". В письме много сильных выражений, возмущенное отрицание "каких-либо джунглей на Луне, в принципе, ибо Луна, как известно, атмосферы не имеет" - и вывод о том, что "произведение тов.Зайцева, прочитанное нашей молодежью, может дать неточное и даже превратное представление о целом ряде физических и астрономических явлений..." Через две недели в Калугу приезжает вежливый молодой человек, спецпорученец Юлия Стеклова, назвавшийся Сергеевым. Сергеев, разумеется, разделяет негодование ученого и предлагает Циолковскому напечатать его письмо не в самих "Известиях" (оно слишком велико для газеты), а отдельной брошюрой. Циолковский соглашается и подписывает все необходимые бумаги... Много лет спустя, в 1965 году, когда в новое помещение переезжал один из складов конторы "Известий" в Трубниковском переулке, на самом дальнем стеллаже были обнаружены нераспечатанные пачки с этой брошюрой Циолковского - все тридцать тысяч экземпляров. Вернее, 20 287. Десять авторских экземпляров вместе с гонораром были честно отправлены в Калугу автору, две брошюрки взял себе на память Лежнев, а последняя, видимо, просто затерялась. "Наша молодежь" так ничего и не узнала о том, какое "неточное и превратное представление о Луне" она впитала вместе с книжкой А.Зайцева. Руководителю "Красных Селенитов" не нужен был никакой скандал, тем более с участием столь знаменитой фигуры, как К.Э.Циолковский. Как всегда, Лежнев действовал тихо, точно и результативно. "Селенитам" в те годы никто не помешал, и альманах тоже продолжал выходить без препятствий.

Прежде, чем мы обратимся к "пику" активности "Красных Селенитов" (1925 - 1927 годы) и последовавшему за ним мгновенному закату, необходимо напомнить читателю, что сам Лежнев, хотя и был руководителем-куратором "Селены", в будничную работу альманаха не вмешивался. Все обязанности по редактуре и непосредственному ведению альманаха брал на себя другой человек - "хранитель печати" группы "КС", страж Устава, секретарь Приемной комиссии и так далее. Речь идет, конечно же, о Величко[2].

У Лежнева были все основания доверить альманах Величко. Имея ее в тылу, он мог спокойно заниматься литературной политикой, оставив прерогативу занятия непосредственно литературой главреду "Селены". Начиная с 1925 года, деятельность "Красных Селенитов", и без того благополучно поставленная, приобрела дополнительный толчок. Постановление ЦК РКП (б) "О политике партии в области художественной литературы", если вдуматься, словно бы специально было принято для укрепления позиций "КС" в стане коллег. Предпочтение, отданное Агитпропом, "не бытописательству, не мелкому копошению в житейской ряске, не мещанскому натурализму, но литературе, преображающей нашу реальность", как бы заведомо предполагало еще более явное сближение позиции государства с декларациями писателей-фантастов из "КС". Недаром умный Валентин Катаев сразу же после постановления поспешил предложить "Селене" свой роман "Повелители железа", а Ю.Либединский, по сообщению "Вечерней Москвы", взялся было даже перерабатывать свою знаменитую "Неделю", вводя туда "космические" эпизоды (к счастью для автора, из этой затеи ничего не вышло), Лежнев, давно предчувствовавший - и отчасти сам готовивший - такое "время больших удач", действовал по тщательно обдуманному плану. Он не стремился закрепить фазу "огосударствления" его литературного объединения новыми громкими декларациями и совсем уж несбыточными прожектами. Замысел его был внешне неэффектен, но по последствиям мог стать весьма значительным. Выступая 1 марта 1926 года на заключительном заседании Чрезвычайной конференции Всесоюзной ассоциации пролетарских писателей (ВАПП), он, как и многие ораторы до него, пожаловался на "раздробленность наших рядов" и предложил создать "некую единую ассоциацию - с одной стороны, жестко ограниченную и мешающую проникновению в наши ряды явных классовых врагов и примиренцев, а, с другой стороны, - достаточно гибкую, чтобы не оставить за бортом тянущихся к новой жизни правых и левых попутчиков из числа перековавшихся интеллигентов". "Разумеется, - подчеркивал Лежнев, - всю организационную работу готовы взять на себя те литературные секции, что уже сейчас как бы стоят на пороге грядущего и всех приглашают за собой..." Множественное число ("те секции") никого не ввело в заблуждение. Все поняли, кто именно готов был стать "центром творческой консолидации". Виктор Шкловский, присутствовавший на конференции в качестве наблюдателя от "серапионов", писал Тынянову: "Восхищаюсь Лесиком Лежневым и ужасаюсь. Он мягко стелет. Но на самом деле это паровоз, уже раскатавший железнодорожное полотно по нашим головам. Я, например, чувствую, как первая шпала будет прибита первым костылем к моему лысому черепу. Сопротивление бесполезно. Нас мало, и тех нет..."

Далеко не все из присутствовавших на конференции идейных ВАППовцев обрадовались лежневскому предложению. Однако демонстративная поддержка оратора Луначарским и Бухариным (они присутствовали в качестве почетных гостей и начали аплодировать первыми) вынудила недовольных промолчать. Правда, если бы они и захотели что-то сказать, им это вряд ли бы удалось: вел заседание Г.Лелевич, открыто сочувствующий "селенитам". Несогласным просто не дали бы слова...

В 1926-м и в 1927-м "Селена" стабильно выходила шесть раз в год. Лежневу многократно предлагали сделать альманах журналом, однако всякий раз идеолог "КС" советовал не спешить. Будь "Селена" журналом, ей так или иначе пришлось бы вводить раздел текущей критики, заниматься "литпроцессом", полемикой, то есть демонстрировать свои намерения через печать, как бы предупреждая других. Лежнев же предпочитал действовать сразу и наверняка. Тем более, что в эти годы для "селенитов" настежь были открыты двери любого серьезного издания - не только литературного. Кусачие "на-литпостовцы" были давно приручены Лежневым и, в конце концов, "На литературном посту" сделался исправным и бескорыстным пропагандистом "Красного Селенита": никого из них, кроме - очень изредка - С.Родова, А.Величко в своем альманахе не печатала.

Очень показателен, например, номер 14 "На литературном посту" за 1926 год. В разделе "Классовая борьба и литература" - анализ "литературного сегодня" с непременными комплиментами "четкой позиции А.Лежнева и его секции". В разделе "Литературная жизнь", среди прочего, - подробный рассказ о самом что ни на есть рядовом заседании Приемной комиссии "КС". Рубрика "Писатели рассказывают" тоже примечательна. С.Буданцев, например, говорит следующее: "Недавно мной закончена повесть "Лунный месяц Рамазан", которая пойдет в альманахе "Селена"..." С.Малашкин тоже делится планами: "Работаю над фантастическим романом "Луна с правой стороны". Первая часть уже прочитана Анастасией Юрьевной Величко и, в принципе, принята в работу..." Примерно в таком же духе сообщает о своих "скромных достижениях" Емельян Ясенев: "Надеюсь предложить свою повесть "Первый шаг" печатному органу "Красных Селенитов". Давно сочувствую этим деятельным и глубоко принципиальным товарищам..." (Заметим в скобках, что "сочувствие" Е.Ясеневу не помогло: Величко повесть отвергла, найдя ее слабой и претенциозной).

Весьма занимательны сообщения под рубрикой "На местах". Здесь можно, например, ознакомиться с размышлениями астраханского библиотекаря о том, что и как читают каспийские рыбаки. "Книга тов.Пильняка пылится на полке новенькая, никто ее не берет. Зато роман Д.Крептюкова "Старт" зачитан едва ли не до дыр. Любит наш читатель зажигательные фантазии "Красных Селенитов"..." и тому подобное. Даже в ответах на только что введенную "напостами" для государственных мужей анкету ("Читаете ли вы современную русскую литературу? Какое из произведений последнего времени вам больше всего понравилось?..") то и дело мелькают подопечные Величко и Лежнева. Наркомздрав Семашко, скажем, отмечая, что "почти не имеет времени на чтение художественной литературы", все же припоминал "живые энергичные романы фантаста Полярного". В свою очередь, зам.наркоминдел тов.Литвинов, тоже сетуя на недостаток времени, называл, в конце концов, роман "Возвращение Гельмута Саса" - известный товарищу замнаркома, правда, не в оригинале, а по инсценировке у Мейерхольда в ГосТИМе, где роль Саса исполнял Эраст Гарин, а его русского друга - Игорь Ильинский. Примечательно, что тов.Панов, секретарь ячейки ВКП(б) Машиностроительного завода им. Владимира Ильича, счел необходимым отметить маленькую повесть Юлия Шпилевого "Стук в дверь", назвав ее "понятной для рядового партийца". Слова эти тем более удивительны, что автор "Стука в дверь", описывая ужасные черты лунной олигархии (влияние джек-лондоновской "Железной пяты" было вполне ощутимо), словно бы предвидел эпоху "Большого Террора". "Стук в дверь" - знак того, что жандармы олигарха Вейла пришли за очередным бунтовщиком, чтобы доставить его во дворец и там казнить. В этой связи замечание Панова о "понятности для рядового партийца" подобного произведения выглядит мрачноватым пророчеством...