Шутки Жижека. Слышали анекдот про Гегеля и отрицание? - Славой Жижек

Легко догадаться, что в ответ я сразу взорвался: мне без разницы, что происходит, когда треугольник встречает круг; весь смак шутки заключается в том, что кто-то должен быть ранен, унижен… Но что, если я не прав, что, если я упустил чисто формальный аспект, который как раз и делает шутку смешной, в отличие от ее непосредственного содержания, – точно так же, как сексуальность вовсе не сводится к непосредственному содержанию, а, напротив, должна рассматриваться с точки зрения того, как это содержание формально представлено? Вопрос, разумеется, состоит в том, способна ли такая форма выполнять свою работу самостоятельно – или ей требуется «кусочек реальности», некоторое произвольное положительное содержание, относящееся к «грязным» темам (секс, насилие)?[6]

* * *

В одном восхитительно глупом (и аполитичном!) русском анекдоте советских времен два незнакомца сидят в поезде в одном купе. После продолжительного молчания один вдруг обращается к другому:

– Ты когда-нибудь трахал собаку?

Тот удивленно отвечает:

– Нет, а ты?

– Конечно же, нет. Это ведь отвратительно. Я просто хотел начать беседу![7]

* * *

В Китае местные партийные руководители нередко выступают предметом непристойных шуток, высмеивающих их вульгарные вкусы и озабоченность. (Эти анекдоты выражают в первую очередь отношение верховной номенклатуры к низшим кадрам, а не настроения обычных людей.) В одной из таких шуток партийный руководитель одной провинции только-только вернулся из большого города, где купил себе новые черные туфли, дорогие и блестящие. Молодая секретарша приносит ему чай, и начальник хочет впечатлить ее своей обувью. Когда она наклоняется над столом и его нога находится прямо под ней, он говорит секретарше, что ему видно (в отражении туфли) ее синее белье. На следующий день флирт продолжается, и начальник говорит секретарше, что у нее зеленые трусики. На третий день секретарша решает прийти и вовсе без белья. Глядя на свои ноги в поисках отражения, партийный руководитель в отчаянии восклицает: «Только я купил эти туфли, а на них уже огромная трещина!»

В последнем смещении, когда руководителю удается увидеть отраженную «вещь как таковую» (вагинальную щель, более не спрятанную под бельем), он устраняется от ее распознания и вместо этого считает за свойство отражающего ее зеркала (за трещину на отполированных туфлях). За фасадом вульгарной хвастливости руководителя здесь можно даже увидеть знак скрытой вежливости: прибегая к мягкому неузнаванию, руководитель предпочитает выставить себя идиотом, нежели грубо высказаться о том, что увидел. Процедура здесь несколько отличается от фетишистского смещения. Восприятие субъекта не останавливается на последней вещи, увиденной им перед тем, как он взглянул прямо на вагинальное отверстие (как в фетишистской фиксации), то есть его туфля – не фетиш, который он увидел, прежде чем заметил вагинальную щель. Когда же он вдруг случайно видит вагинальную щель, он принимает эту трещину за свою, за собственный недостаток[8].

* * *

Один врачебный анекдот, который включает в состав гегельянской триады окончательное «примирение», представляет собой весьма жестокую вариацию на тему сначала- хорошая-затем-плохая-новость, охватывающую целую триаду хорошей-плохой-хорошей новостей. После того, как жена подверглась длительной и рискованной операции, муж подходит к врачу и спрашивает его о результатах. Врач начинает ему отвечать: «Ваша жена выжила; вероятно, она проживет дольше, чем вы. Но возникли некоторые осложнения: она больше не способна контролировать свои анальные мышцы, так что дерьмо будет постоянно выскакивать. Также из ее влагалища будет постоянно неприятно пахнуть желтым желе, поэтому какой бы то ни было секс исключен. К тому же у нее проблемы со ртом, из него будут выпадать куски пищи». Заметив, что лицо мужа белеет от испуга, врач дружелюбно хлопает его по плечу и улыбается: «Не волнуйтесь, я просто пошутил! Все в порядке – она умерла во время операции»[9].

* * *

Есть совершенно замечательный пошлый еврейский анекдот, в котором рассказывается о полячке-еврейке, уставшей после тяжелого рабочего дня. Когда ее муж приходит домой, тоже уставший, но возбужденный, он говорит ей: «Я не сумею с тобой сейчас заняться любовью, но мне нужна разрядка – можешь отсосать мне и проглотить сперму? Это бы мне очень помогло!» Жена отвечает: «Я слишком устала, чтобы заниматься этим сейчас, дорогой. Почему бы тебе просто не помастурбировать в стакан, а утром я выпью!»

Не является ли эта ситуация – вопреки расхожему представлению о холистическо- интуитивном складе женского ума, противоположном маскулинному рациональному анализу, – примером безжалостного феминного использования Рассудка, его способности разделять то, что естественным образом соединяется друг с другом?[10]

* * *

Вспомним итальянское выражение se non è vero, è ben trovato – «если это и неправда, то хорошо придумано». В этом смысле анекдоты про знаменитостей, даже выдуманные, зачастую более точно их характеризуют, нежели перечисление действительных качеств их личностей, – отсюда также лакановское «истина имеет структуру вымысла».

Существует восхитительная в своей непристойности сербохорватская версия этого выражения, которая совершенно точно передает протопсихотическое отвержение символического вымысла: se non è vero, jebem ti mater! Jebem ti mater (произносится как «ебем ти матер», а в переводе на английский выглядит как I'll fuck your mother) – одно из наиболее распространенных вульгарных ругательств. Шутка, разумеется, заключается в точном совпадении по размеру фраз è ben trovato и jebem ti mater – в обеих одинаковое число слогов с ударением в одинаковых местах. Теперь ее смысл сводится к гневному восклицанию с инцестуозным мотивом, нападающему на интимнейший примордиальный объект другого: «Лучше бы это было правдой – а иначе я трахну твою мать!»

Обе версии, очевидно, выражают таким образом две реакции на то, что буквально оказывается ложью: яростное отвержение лжи или ее снятие / сублимация («subl(im) ation») в некоей «высшей» истине. На языке психоанализа это означает, что разница между ними соответствует различию между отбрасыванием, или форклюзией (Verwerfung), и символическим пресуществлением[11].

* * *

Всем известна старая шутка о том, кто же на самом деле написал пьесы Шекспира: «Не Уильям Шекспир, а кто-то другой с тем же именем». Вот что Лакан имеет в виду под «децентрированным субъектом»: так субъект соотносится с именем, которое закрепляет его символическую идентичность. Джон Смит (всегда, по определению, по понятию) – не Джон Смит, а кто-то другой с тем же именем. Как знала шекспировская Джульетта, я никогда не равняюсь «этому имени». Вот почему Джон Смит, который действительно считает себя Джоном Смитом, – не кто иной, как психотик[12].

* * *

Нехватка или несовершенство (большого) Другого удивительно просто иллюстрируется шуткой, повествующей о двух друзьях, которые играют в игру, где нужно попасть мячом