Александр Македонский - Пьер Бриан

36

К сожалению, трудно определить масштабы территориальных притязаний Филиппа. В 331 г. до н. э. Парменион, давний соратник Филиппа, оказался в оппозиции к Александру и добился от него, чтобы он благосклонно принял дипломатические предложения Дария, соглашавшегося отдать Александру азиатские территории вплоть до Евфрата. А вот Роде пишет, что «программа очерченных Филиппом притязаний с поразительной очевидностью сталкивалась с доктриной бесконечных завоевательных походов Александра». Однако мало того, что подобная трактовка является чисто умозрительной, она также базируется на текстах, сама фактологическая основа которых является одной из наиболее спорных (с. 63).

Многие также предполагают, что планы Филиппа были вдохновлены непосредственно речами Исократа. Этот афинский ритор, представитель и апостол панэллинизма, поняв, что греческие полисы сами не способны объединиться, в конечном итоге обратился с этим к Филиппу. Однако не следует делать поспешных выводов относительно роли Исократа. Филипп вполне был в состоянии самостоятельно понять греческую действительность (в формирование которой он внес весьма значительный вклад) и вести свою политику сообразно с этим пониманием. Разумеется, не Исократ навел Филиппа (а вслед за ним

37

и Александра) на мысль о войне против Персии. И вовсе не его влиянием объясняется создание Союза, основанного на «всеобщем мире». Кроме того, эти две программы в конечном счете вступали друг с другом в противоречие. В то время как Исократ надеялся использовать македонское влияние с тем, чтобы возродить у Афин волю к господству, сам Филипп серьезно намеревался использовать Коринфский союз в собственных целях. Таким образом, ничто не дает оснований утверждать, что Филипп позаимствовал свою программу у Исократа, который предполагал разве что завоевание и колонизацию Малой Азии «от Киликии до Синопа».

Начиная с этого момента, становится очевидным, что мечты Исократа оказались оттеснены на второй план соображениями потребностей Македонии. Филипп действует по двум направлениям. С одной стороны, ему как стратегу эллинов следует послать экспедицию, чтобы мстить за греков. Отсюда — изобретение (или, скорее, возрождение) гениального лозунга «войны отмщения». С другой стороны» он как царь македонян хочет (официально) покарать Персию за набеги на Ираклион и Фракию. У Александра к этим мотивам добавилась месть за смерть Филиппа, которую македонская пропаганда приписывала интригам двора Ахеменидов.

38

III. Александр и территории империи Ахеменидов

Некоторые древние авторы сообщают, что после высадки Александр предпринял действие, которое можно считать глубоко символичным: «Когда они достигли берега, Александр первым бросил копье словно на вражескую территорию...» (Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа», кн. XI); «затем он спрыгнул с корабля... этим символизируя, что получает Азию от богов как территорию, завоеванную им с помощью острия своего копья» (chyra dorictetos [9]; Диодор. «Историческая библиотека», кн. XVII).

Но учитывая героическую окраску, которую античные авторы стремились придавать текстам, следует понимать, что они сами по себе не позволяют оценить масштабы территориальных притязаний Александра. А вот назначение македонских сатрапов и правителей в завоеванных сатрапиях после победы при Гранике не оставляет никаких сомнений; то же самое можно сказать и о Даскилие, столице Фригии Геллеспонтской: «Он назначил Каласа сатрапом территории, которой до этого правил Арсит [бывший персидский сатрап], повелев народу платить такую же дань, какую платили при Дарии. Варварам, которые спусти-

39

лись с гор покорившись, он повелел вернуться к себе домой... Он послал Пармениона на захват Даскилия, что и сделал Парменион, выведя гарнизон из города» (Арриан. I, 17, 1-2).

По всей Малой Азии проводится одна и та же политика: взимание дани с варваров или с Дария. В любом случае подобное поведение и решение подчеркивает, что цель Александра до высадки изначально масштабнее целей, установленных Исократом. Вопреки недавно высказанным по этому поводу соображениям [10], все же трудно поверить, что мотивы, двигавшие Александром, оставались в рамках «войны отмщения».

IV. «Освободительная война» и «война отмщения»

В соответствии с решением Синедриона и hegemon, в поселениях и полисах Союза был набран контингент. Он представлял собой значительную часть армии Александра: 7000 пеших воинов (из 32 000) и 2400 всадников, считая фессалийскую кавалерию, (из 5500). Однако если фессалийскую кавалерию не учитывать, то можно сказать, что этот контингент не сыграл сколько-нибудь существенной роли во время походов.

40

Что же касается греческого флота, то летом 334 г. до н. э. в Милете царь его расформировал.

В сущности, участие этого контингента в походе двояко служило интересам Александра. С одной стороны, оно иллюстрировало панэллинистический характер «войны отмщения», которую вел стратег эллинов. В ходе этих кампаний Александр принимал впечатляющие меры по насаждению этой идеи. Так, после победы при Гранике (334 г. до н. э.) «он послал в Афины 300 комплектов воинских доспехов, сопроводив их следующим письмом: «Александр, сын Филиппа, и эллины, за исключением лакедемонян [захватили эти трофеи] у варваров, населяющих Азию» (Арриан. I, 16, 7). Но подобный поступок следует рассматривать в контексте. Семьи павших на поле брани македонских всадников получали также компенсацию, в частности - снижение подушного и поземельного налога.

С другой стороны, даже при беглом анализе становится очевидным, что эллинистический энтузиазм Александра непосредственно зависел от военно-стратегических трудностей, возникающих в ходе войны. Отметим, например, тот примечательный факт, что количество поступков доброй воли с его стороны увеличилось как раз тогда, когда царь Спарты Агис III стремился потеснить македонцев в Европе. Весной 331 г. до н. э. он освободил захваченных в битве при Гранике

41

афинских наемников, в то время как в Гордионе (весной 333 г. до н. э.) он жестко отказал в этом послам из Афин. На тот момент действительно, восстановление персидского флота могло серьезным образом помешать продолжению экспедиции, и Александр счел, что «если во время его войны с персами у эллинов, которые не побоялись наперекор Элладе стать на сторону варваров, хоть несколько ослабнет страх перед ним, то это грозит ему бедой» (Арриан. I, 29, 5-6). После победы при Гавгамелах (октябрь 331 г. до н. э), которую он соотносил с победой греков над персами при Саламине (480 г. до н. э.), и при Платеях (479 г. до н. э.), «стремясь заслужить уважение греков, Александр написал им, что власть тиранов должна быть повсюду уничтожена и все государства становятся свободными и независимыми» [11] . В Сузах (декабрь 331 г. до н. э.), когда до него еще не дошла весть о поражении Агиса, он отправил в Афины скульптурную группу «Тираноубийцы», которую Ксеркс вывез из Греции в 480 г. до н. э. И наконец, даже если в глазах Александра пожар, устроенный им в Персеполе, главным образом был призван произвести впечатление на персов (см. ниже, с. 116-120), очевидно, что для европейских греков это также был жест