Полярный круг - Лиза Марклунд

Ну что ты в кафешке

Унылой сидишь?

Поднявшись на четыре ступеньки вверх, Карина открыла дверь.

В лицо ей ударили запахи: сырость, сигаретный дым, пивная отрыжка. Мокрая шерсть и арахис. Отпустив дверь, так что та с резким скрипом захлопнулась за ней, Карина прищурилась, вглядываясь в туман. Гул голосов напоминал грязный коврик – мерзкий и все же уютный. Томас Леди́н смолк, его сменил Эдди Медуза, который заорал, что ни одна сволочь не смеет прийти к нему и заводить разговоры о панк-роке. Вдохновляюще.

– В баре есть место, – сообщила ей незнакомая задерганная официантка и указала пальцем куда-то, где дым смешивался с тенями.

Карина сняла варежки. Кто-то засвистел в два пальца, она не видела, кто, да и не собиралась принимать это на свой счет. Глаза сфокусировались на стойке бара и бармене – высоком блондине, имени которого она не могла вспомнить. В дальнем конце стойки оказалось два свободных стула. Усевшись на один из них, Карина положила школьную сумку на другой, потянула вниз молнию на куртке.

– Кока-колу, – сказала она блондину. – Со льдом, пожалуйста.

– Гляди, какие жернова, – проговорил старикан за столом позади нее.

Карина не знала, к кому он обращается, но на всякий случай отвернулась. Появилась запыхавшаяся официантка с двумя пиццами, покрытыми свиным филе и бернским соусом, поставила их перед стариком и его приятелем.

– Два больших крепких и две по шестьдесят водочки Renat[5], – буркнул старикан.

Официантка выудила из кармана блокнотик, повторила заказ и исчезла.

Карине подали ее бокал с напитком. Эдди Медуза продолжал ругаться – все панки свиньи и пусть катятся к чертям. Прищурившись, Карина осторожно огляделась, но не обнаружила ни одного знакомого лица. Отчасти это объяснялось тем, что она ничего не видит, отчасти темнотой и дымом, но в первую очередь тем, что в такой ранний час многие еще не добрались до бара. Бенни и его приятели наверняка сидят где-то, похрустывая чипсами и запивая их лимонной фантой. Мама больше не разрешает им сидеть у них дома, так что они наверняка тусуются у Анте или Боба. Ей придется ретироваться до того, как кто-то из них появится здесь.

– This seat taken?[6]

Она подняла глаза и встретилась взглядом с бородатым американцем.

Бинго!

– What?[7] Нет.

Она поспешила убрать сумку с барного стула, опустила ее на пол рядом с собой. Только тут заметила, как в помещении жарко и душно.

У американца была широкая задница и некрасивые джинсы, такие ненатуральные, как из супермаркета. Он заказал арахис и пиво, которое стал пить прямо из горлышка. Протянул ей пачку сигарет, она взяла одну, он поднес ей зажигалку. Потом закурил сам, выпустил струйку дыма.

– So you live here or…?[8]

– In this pub? No[9].

Он громко рассмеялся.

– You’re funny[10].

Американца звали Брюс, он оказался родом из Аризоны. Карина не стала спрашивать, чем он занимается в Стентрэске, – сама знала. Ее папаша работал охранником на ракетной базе, однако не он разболтал. В этом не было нужды. Все иноземные державы, испытывавшие свое оружие массового поражения на просторах вокруг Стентрэска, всегда останавливались в Stone Swamp Inn. Достаточно пройти мимо ресторана, где завтракают проживающие, или мимо паба, или просто посмотреть, какие микроавтобусы останавливаются снаружи, чтобы понять, кто приехал на этот раз.

Когда она допила свою колу, он спросил, не хочет ли она еще, и она ответила, что хочет. Тогда он заказал ей еще одну колу, но на этот раз с ромом. Напиток оказался таким крепким, что у Карины перехватило дыхание. Она взяла горсть арахиса – ей хотелось дать ему почувствовать, что они едят их вместе.

Бармен поменял кассету в магнитоле, и зазвучал диск группы Boppers «Number 1»[11]. Такая пластинка была у Карины дома. Первая песня называлась «At the Hop»[12], там говорилось о том, как круто танцевать свинг и рок в одном месте, которое, судя по всему, называлось The Hop. Американец стал подпевать, Карина лишь напевала тихонько, зная, что не умеет петь.

Он спросил, что может делать красивая девушка в Стентрэске в пятницу вечером, и она ответила как есть: что она была с подругами на собрании читательского клуба. О Набокове Брюс никогда не слышал. О группе Boppers тоже, что, пожалуй, не так и удивительно, однако с уверенностью заявил, что они американцы. И Pippi Longstockings[13] тоже придумали в Америке, а вот АBBA – шведы. Он хотя бы не конченый дурак, повезло. Он сказал, что живет в Тусоне, рядом с полем для гольфа. Она не играет в гольф? Она поперхнулась от одного вопроса.

Он хотел потанцевать, хотя было очень тесно. Она рассмеялась и стала отмахиваться, хотя и не всерьез. Он положил руки ей на талию и поднял ее со стула, они стали двигаться в такт музыке. Вокруг них толпились и толкались, Карина споткнулась и наступила на свою сумку. Под подошвами грубых ботинок оказалась библиотечная книга – так тебе и надо, проклятая «Лолита». Почувствовала, как на глаза навернулись слезы, потянулась за своим бокалом, залпом допила все, что в нем оставалось. Кивнула, когда американец спросил, не хочет ли она еще.

В пабе было почти невыносимо жарко. Boppers допели пластинку до конца и теперь говорили «спокойной ночи» – очень в тему. «Goodnight, sweetheart»[14], жаль покидать тебя, но что делать? Можно остаться! Она рассмеялась, ей снова захотелось выпить!

Американец притянул ее к себе, прижавшись к ней всем своим мощным телом, от него пахло дымом и туалетной водой. Одна ладонь скользнула по ее спине и оказалась за поясом брюк – как раз там, где остался синяк от утренней встречи с тротуаром. Она допила остатки очередного напитка.

Не хочет ли она заглянуть к нему в номер? Там у него есть еще выпивка. Она закрыла глаза и кивнула. Наклонившись, чтобы взять куртку и сумку, она заметила, что нетвердо стоит на ногах. Он хотел держать ее за руку, пока они шли через паб, но она стряхнула с себя его руку, нет необходимости сообщать всему городу, ха-ха-ха.

Брюс жил на втором этаже. Ковровое покрытие в коридоре было темно-зеленое, потертое посредине. Она поцеловала нового знакомого, пока он возился с ключом, борода кололась, во рту у него остался острый вкус пива и арахиса. Ключ упал на пол, Брюс прижал ее к стене – его таран к ее лобку. Со стороны лестницы донеслись