Взломщик в шкафу - Лоуренс Блок

Мне даже гукать не пришлось — он так разошелся, что и мнения моего не спрашивал.

— Мне чертовски повезло, что я занят своим делом, Берни. Помню, мы с другом детства решали, кем станем, когда вырастем. Я выбрал зубоврачебную специальность, а он пошел учиться на фармацевта. Казалось, там и учеба легче, и доход в будущем больше. Еще бы — своя аптечная лавка, а повезет, так и не одна, и ты, черт побери, бизнесмен, все в твоих руках! Какое-то время я еще колебался: а не стоило ли и мне пойти его дорогой? Но это продолжалось недолго. Ей-богу, ты можешь себе представить, что я стою за прилавком и торгую тампаксами и слабительным? Нет, Берни, бизнесмен из меня бы не вышел. Я в этом деле ни черта не смыслю. Эй, открой-ка рот пошире! Чудненько. Красота. Нет, я бы себя паршиво чувствовал да и спятил бы от скуки. Я где-то читал, что среди фармацевтов преступников больше, чем в других профессиях. Вроде бы в Калифорнии эту проблему изучали. Интересно, правда это или нет? И вообще, какая женщина захочет спать с фармацевтом?

Крейг еще долго развивал свою мысль в том же направлении, но я уже отключился. Я своего рода слушатель поневоле, если такие бывают, вынужден сидеть тут и не могу заткнуть уши, но, право же, никто меня не заставляет брать все, что он говорит, в голову.

— Нет, увольте, ни за что на свете не стал бы фармацевтом. Ей-богу, никакой другой профессии мне не нужно. Самодовольный малый, скажешь? Что ж, очень может быть.

— Угу.

— Но при всем при том, Берни, я нормальный парень, такой, как все, люблю пофантазировать. Вот порой я и думаю: а кем бы все же я стал, если бы не выбрал свою нынешнюю профессию? Задаю себе такой гипотетический вопрос. И поскольку он гипотетический, и я это знаю, можно дать волю воображению. Тут уж я могу выбрать себе такое дело, где приходится иной раз и рисковать.

— Угу.

— Воображаю, к примеру, что я стал профессиональным спортсменом. Я вообще-то довольно много играю в теннис и слыву неплохим игроком, порой очень даже хорошо гляжусь на корте. Но между моей, любительской, игрой и игрой профессионала такая пропасть, что я и в мечтах не могу себя вообразить профессиональным теннисистом. Вот чем плоха реальность: только размечтаешься, она тебя тотчас как будто холодной водой окатит.

— Угу.

— Вот я и изобрел для себя одно дело и фантазирую себе, сколько душе угодно, потому что, по правде сказать, ничего в нем не смыслю.

— Угу?

— Оно захватывающе интересное, рискованное, даже опасное, и вот тут уж я не могу сказать, что у меня недостает для этого умения или, скажем, темперамента: я просто не знаю, какие качества при этом требуются. Полагаю, оно весьма прибыльно, отнимает не так уж много времени, к тому же ты сам себе хозяин.

— Угу?

Разговор принимал иной оборот. Пожалуй, можно и почерпнуть что-нибудь интересное из его болтовни.

— Я подумывал о преступлении, — продолжал Крейг, — но не о таком, где наставляешь на кого-то дуло, а в результате дело заканчивается тем, что видишь дуло перед собой. Мне больше по душе такие криминальные занятия, которые не требуют контактов с людьми, когда ты работаешь сам по себе и не являешься членом банды. (Кудахтанье.) Я до предела сузил сферу деятельности, Берни. Доведись мне начать все сначала, я бы стал если не дантистом, то вором-взломщиком.

Молчание.

— Как ты, Берни.

Молчание. Долгое, напряженное молчание.

Я был сражен наповал. Голыми руками взял! Ай да мистер Камень-За-Пазухой! Заморочил мне голову болтовней о любимом деле, и пока я рот разевал, дал мне по мозгам, да так, что никаким новокаином из шока не выведешь.

Я всегда по возможности вел двойную жизнь. Если не считать весьма редких, к счастью, официальных визитов туда, где круг общения крайне ограничен, я не имею ничего общего с представителями криминального мира. Мои приятели могут стянуть телевизор из офиса или купить что-нибудь заведомо краденое; они почти наверняка шельмуют, заполняя налоговые декларации. Но они не живут кражей побрякушек из чужих квартир, грабежом винных лавок и заправочных станций и не выписывают чеков на Левый банк Халявии. Возможно, их моральный уровень не выше моего, но рейтинг неизмеримо выше.

И по их мнению, я заслуживаю такого же уважительного отношения, как и всякий другой. Я не люблю распространяться о своей работе, и мои случайные приятели не находят в этом ничего странного. Все вокруг полагают, что я работаю в банке, или имею небольшой, но устойчивый собственный доход, или же занимаюсь каким-нибудь скучным, но честным делом в области экспорта-импорта, или чем-нибудь в этом роде. Иногда я выбираю себе более яркую роль, желая поразить воображение какой-нибудь юной особы, но главным образом я — Добродушный Старина Берни. У него всегда водятся деньжата, но он их на ветер не бросает. Если недостает пятого в покере, четвертого в бридже, всегда можете на него положиться, а занимается он скорее всего страховым бизнесом, хоть мне, слава Богу, страховку не навязывал.

Итак, мой дантист, очевидно, знает, что я вор. Сам по себе тот факт, что личина сорвана, не так уж и страшен: об этом кое-кто знал и в моем доме, да и в городе. Меня потряс тот способ, который избрал Крейг, чтобы обрушить это мне на голову.

— Не мог удержаться от соблазна, — признался Крейг. — А у тебя челюсть чуть было вовсе не отвалилась. Я не собирался устраивать тебе встряску, но так уж получилось. Да ты, черт побери, не подумай, что я это так, ради красного словца! Мне твоя фамилия попалась на глаза в газете, когда тебе шили мокрое дело эдак год или два назад. Фамилия Роденбарр не так уж часто встречается, а они и адрес указали. Я его проверил по своей картотеке и убедился, что речь идет о тебе. С тех пор ты еще несколько раз мелькал в уголовной хронике, а я и виду не подавал: ни к чему было.

— Угу.

— А теперь у меня к тебе есть дело. Берни, ты хотел бы зашибить деньгу? Конечно, вор вору — рознь, один наловчился красть одно, другой другое, но вряд ли кто побрезгует бирюльками. Я говорю не о дерьмовой фальши, которую можно увидеть на каждом углу, а о стоящих вещах — бриллиантах, изумрудах, рубинах, дорогих золотых побрякушках. От такой добычи никто нос воротить не станет.

В другое время я посоветовал бы ему не увлекаться псевдоворовским жаргоном, но сейчас мог выговорить только «угу».

— Точно тебе говорю, Берни. Открой-ка рот пошире, вот так. Так вот что я хочу сказать. Ты, наверное, не помнишь Кристал? Работала здесь до того, как ты пришел ко мне лечиться. А потом я сдуру на ней женился. Потерял отличного гигиениста и получил взамен жену-неряху и к тому же шлюху: кто только с ней не переспал! По-моему, я тебе уже рассказывал про эту суку. Всем плакался, кто хоть краем уха слушал.

Еще бы не слушать, если ухо рядом с раскрытым ртом, где поглощает слюну мистер Слюноглот.

— Купил ей все сокровища мира, — продолжал Крейг. — Поверил ей на слово, что это — прекрасное вложение денег. Деньги для меня не фетиш, Берни, не такой у меня характер. А она мне возьми и подкинь эту вздорную идейку насчет камешков. У меня ведь бывают наличные, которые я не вношу в декларацию, акции на них все равно не купишь, надо их куда-то вложить и спрятать от налоговой инспекции. К тому же, поверь мне, на сделках с драгоценностями можно и впрямь хорошо заработать, если в этом разбираешься.

— Угу.

— Так вот, мы с ней развелись, и все ценности остались у нее. А я даже не могу привлечь эту суку к суду, потому что налоговая инспекция тотчас заинтересуется, откуда взялись наличные на покупку драгоценностей. Я не бедствую, Берни, я хорошо зарабатываю. Но как подумаешь, что у чертовой суки одних камешков да золота на двести тысяч баксов, дом — полная чаша, квартира в Греймерси-Парке с ключом от этого хренового парка, а у меня только личные вещи да зубоврачебный инструментарий, и, к тому же, я ежемесячно обязан платить ей хорошие алименты. И буду платить, пока она не умрет или не выйдет замуж. Мне лично очень хочется, чтобы она загнулась еще вчера. Но она здорова, и умишка у нее хватит, чтоб не выходить второй раз замуж, так что если она не сопьется и не дотрахается до смерти, я у нее на крючке до скончания века.

Я сам не разводился, потому что не был женат, но у меня создалось такое впечатление, что все вокруг или уже в разводе, или разъехались, или подумывают о том, чтобы расстаться. Порой, когда они ворчат по поводу алиментов, денег на содержание детей, я чувствую себя лишним в их компании. Но, в общем-то, я благодарен судьбе.

— Тебе ее обчистить — раз плюнуть, — уговаривал меня Крейг.

Потом он принялся объяснять, как мне действовать, когда ее обычно не бывает дома, и прочее. Он вдавался в подробности, которые можно было смело опустить, а я отделывался «угу», когда Крейг переводил дух или задумывался, что бы еще сотворить с моим коренным зубом. Прочистив дупло бормашиной, он велел мне прополоскать рот и принялся готовить пломбу. На протяжении всего процесса он продолжал талдычить о том, какая это легкая добыча и какую выгоду принесет мне, а больше всего про то, какая сука Кристал и как она дошла до жизни такой. Думаю, это делалось с умыслом. Крейг, очевидно, решил, что мне проще обокрасть скверного человека, чем хорошего. По правде говоря, я не вижу в этом никакой разницы, я бы скорее предпочел обокрасть жертву, о которой ровным счетом ничего не знаю. Дело двигается гораздо лучше, когда не связано с личными взаимоотношениями.