Коловорот - Олег Коршунов

— О, джихангир! Наконец случилось то, что мы ждали! Урусутский медведь сам зашел в ловушку! Я уже послал два тумена в широкий охват. Они замкнут кольцо и прочешут всю округу.

Но я думаю, это излишне, потому что наши минганы** уже отрезали урусутов от леса, им некуда отступить, их мало и они окружены! Нам осталось только уничтожить зверя, попавшего в ловушку!

— Это хорошо, но урусуты бьются уже с моим личным туменом! И продолжают двигаться вперед к моему шатру, а не назад, к лесу!

— Прикажи атаковать их нашим лучшим отрядам, и мы в мгновение ока уничтожим горстку дерзких безумцев!

— Что ж! Вперед! Смерть урусутам! Да! Пусть их вожака приведут мне живым на аркане! Я сам хочу увидеть этого безумца!

Когда русские достигли расположения тумена личной охраны Бату-хана, монголы уже оправились от неожиданности, успели повскакать на коней и встречали русских во всеоружии. Но, хоть и медленно, русские все же продолжали теснить и продвигались туда, где развивался бунчук Бату-хана.

К месту сражения подтягивались новые отряды монголов, и вот, повинуясь единой команде, они атаковали русских со всех сторон одновременно. Русичи знали, на что шли, знали, что уже отрезаны от леса, да и не собирались уходить. Нападения сзади они ждали, и поэтому, когда, разогнавшись по их же следам, со стороны леса налетели свежие конные тысячи степняков, монголы увидели перед собой не спины врагов, а тесные ряды воинов, густо ощетинившиеся стальными остриями.

Коловрат приказал беречь лучших стрелков-охотников, находиться им в середине войска и оттуда, через головы своих, поражать монголов стрелами. Опытный русский лучник из лесных охотников, впервые взяв в руки в пять лет игрушечный детский лук, годам к двадцати пяти — тридцати достигал невиданного мастерства в обращении с этим своим орудием труда, — попадал в глаз зверю, чтобы не портить шкуры, и мог при необходимости стрелять с такой скоростью, что пока первая стрела долетит до цели, успевал выпустить еще несколько. Таким образом, в полете находилось по три — пять стрел одновременно, пущенных одним человеком. Сейчас, когда лучники стреляли через головы своих товарищей, практически не видя противника, большее значение имела не прицельная стрельба, а именно густота боя. Падая как дождь в тесные монгольские ряды, стрелы нет-нет да и находили незащищенный конский бок, шею, лица и руки всадников. Пораженные лошади падали под ноги несущихся сзади, и те, не успевая свернуть, спотыкались и грохались оземь, давя своих седоков, кувыркались через спину, а там уже наскакивали следующие. Короткий обстрел значительно снизил натиск монголов. Их первые ряды, видя плотную стену русских, стоящих недвижимо, прижимаясь друг к другу плечами, укрывшись щитами и выставив копья, невольно затормаживали бег коней, пытаясь оттянуть страшный миг, пытаясь продлить хоть на мгновенье свою обреченную жизнь, иные пытались даже заворотить коней, но сзади неумолимо напирала конная лава и толкала их на смертоносные острия.

Первые ряды монголов погибли, пронзенные русскими копьями. Порою всадник, на бешеном скаку напарываясь на копье, прошивал насквозь и коня, и себя. Продолжая свое движение по инерции, уже убитые конь и всадник подминали под себя убившего их. Первые ряды русских пали, так же задавленные лошадьми, не отойдя назад. Да и некуда было отойти! И, задыхаясь раздавленной конскою тушей грудной клеткой, захлебываясь собственной кровью, уже почти умерев, продолжали сражаться, пытаясь засапожным ножом достать перелезающих через поверженные тела вражеских лошадей, снизу вспороть брюхо или подрезать жилы.

Особо сильна напором была атака со стороны леса, так как там, где прошли русские, оставалось чистое место для разгона конницы, но атаковали монголы со всех сторон. Бату бросил свои лучшие отряды, защищенные не кожаными, а железными кольчугами и доспехами. Бросил лучшие отряды, чтобы сразу, мгновенно разбить, раздавить горстку русов, прежде чем весть о нападении на ставку Бату-хана раскатится по всему войску монголов.

Надавили со всех сторон, сошлись грудь к груди. И нечего здесь искать, кроме смерти, смерти своей и смерти врага своего! И ЗАКИПЕЛ ЯРОСТНЫЙ И БЕСПОЩАДНЫЙ РУССКИЙ БОЙ!

Пешие ратники принимали на рогатины напирающих монгольских багатуров, смертоносный прямой удар рогатины пробивал доспех, и потому монголы, уклоняясь, ерзали и извивались в своих седлах, стараясь, чтобы удар прошел вскользь. Пешцы кололи монгольских лошадей, либо проворачивая вонзенный широкий наконечник рогатины, либо резали наконечником, как ножом, конские бока и шею, нанося страшные рваные раны. Дико крича, лошади метались и падали, давя своих и чужих. Если всадник не успевал соскочить и падал вместе с лошадью, его добивали на земле или же просто топтали ногами, не глядя, в то время, как руки направляли оружие уже в другого врага. Мирные крестьяне-земледельцы, а ныне воины, обезумев, гвоздили топорами направо и налево (эх, сколько деревьев повалено, сколько дров переколото, сколько срубов поставлено этим топором!), сами получая удары, лезли напропалую, силой переломить силу! Не чувствуя полученных ран, продолжали биться до тех пор, покуда держали ноги. Иные дрались простыми дубовыми палицами, стремясь ударить по лошадиной голове или оглушить, ошеломить всадника.

Часто в толчее боя супротивники оказывались прижаты друг к другу вплотную: не размахнуться ни саблей, ни топором, — тогда сцеплялись, обхватив друг друга руками, пешие ратники тащили монголов из седла, и оба, уже на земле, старались подмять друг друга. Но то не дружеская борьба, без которой не обходился ни один праздник ни у русских, ни у монголов, и исход ее иной, — то бой увечный, смертный; руки ищут горло врага, пальцы давят глаза, рвут ноздри и рот, вцепляются в бороду. Оба стараются выломать руки супротивнику, заворачивая их в суставах, ломают пальцы, зубами вцепляются в горло врага! Эх, человече! Сложись по-другому, могли бы вместе сидеть за дружеским столом, но почему-то сложилось так, что нужно давить и рвать друг друга руками, и нельзя иначе. А как теперь по-другому?.. Почему так?

Основу русского войска составляли дружинники — кмети — профессиональные воины, люди боя. Из них собирались конные дружины князей и бояр. И если ратники из землепашцев, ремесленников и охотников составляли основную часть, опору воинства Коловрата, то главной ударной силой были воины его личной боярской дружины, черниговские удальцы, которых Евпатий позвал с собой, да немногие рязанские дружинники, случаем оставшиеся в живых после степного нахождения. Мужиков — земледельцев, пастухов, хорошо державшихся в седле, — Коловрат тоже посадил на коней, они вступали в бой во вторую очередь, вслед за дружинниками, наносившими основной удар. Таким образом, дружина Евпатия исчислялась в пять сотен всадников. И сейчас они пробивались во главе русского войска туда, где колыхался на ветру бунчук Бату-хана, и уже виднелся белый верх огромного ханского шатра, но атака все-таки завязла в многолюдстве монголов. Ряды монголов сгустились, к месту боя стекались их свежие отряды, но если монголам удалось атаковать русов с тыла и флангов, то переломить битву у них не получилось: волна накатилась на волну.

Бой конных кметей отличался от боя пеших ратников. Если в начале конной сшибки большую роль играет пробивная сила копий, то сейчас, когда замедлилось движение вперед, ряды противников перемешались, сгрудились в тесноте — где свои, где чужие? — в ход пошли мечи, сабли и топоры (или по-русски — секиры).

Сеча… Бешеная круговерть, мелькание бликов доспехов, лезвий оружия, лиц людей, обезображенных звериным оскалом, конских морд, свист и звон тысяч клинков, дикие крики людей и лошадей, сливающиеся в единый неумолимый гул битвы. В такой неразберихе ситуация меняется мгновенно, враги могут быть со всех сторон, ты можешь оказаться окруженным — один против всех! И удары, удары отточенной стали со всех сторон! В этой стихии есть только один способ выжить, — даже и не только остаться в живых, но и победить! — это наносить удары. Способ жизни, существования в сече — это бить, сечь часто, непрерывно, непредсказуемо во все стороны и назад в том числе, и как можно быстрее. Максимально заполнить ударами пространство вокруг себя! Вспомним боевой танец-тренировку Коловрата. Попал, не попал — некогда останавливаться, бей дальше, не в голову, так в плечо, не тому, так другому! Сознание не успевает за быстро меняющейся реальностью и в бессилии отключается, — человек продолжает биться! — но… в этом и спасение! Сознание с его условностями, оценками и запретами не дает раскрываться заложенному в нас потенциалу (как созидательных, так и разрушительных сил). Здесь, сейчас, когда смерть вокруг, когда твоя жизнь висит на волоске в пространстве свистящих клинков, не сдерживаемая условностями сознания, пробуждается огромная сила самого древнего и мощного инстинкта — инстинкта самосохранения, — движения становятся в несколько раз быстрее возможного, тело становится нечувствительным к боли, воин может продолжать сражаться, имея страшные раны, которые в обычном состоянии приводят если и не к смерти, то к невозможности двигаться вследствие боли и потери крови. Тело превращается в неудержимую машину разрушения, несущей смерть. Но это происходит не с каждым, и еще меньше, единицы людей научились контролировать и вызывать у себя при необходимости это состояние. Но такие люди были! Стихия беспощадной рукопашной схватки породила на Руси неповторимые в своем роде личности непобедимых воинов — витязей. Одним из таких был Евпатий Коловрат.