Битва веков - Александр Прозоров

Впрочем, во времена прежних пирушек одним только пивом бояре отнюдь не ограничивались.

— Бог милостив, — тряхнул головой князь, пытаясь выбраться из путающего мысли опьянения, подкравшегося так медленно, что он и не понял, с какого момента разум стал уже не столь ясным, а выводы — путаными и противоречивыми. — Бог милостив, и государя нашего в обиду не даст! С ним же и Русь выстоит, не пропадет.

— Слова истинного слуги! — внезапно громко поддержал его кто-то от дверей. — И не хотелось сегодня наказ государев на винопитие нарушать, да как же тоста такого не поддержать! Что скажешь, Иван Юрьевич? Поднесешь гостям по чарке ради такого случая?

— Это еще кто гаков, на угощение в чужом пиру напрашивается? — Настроение у Андрея было не лучшим, и он грозно поднялся, готовый встретить отпор и скинуть злость и тревогу в хорошей схватке.

В трапезную тем временем входили и входили добротно одетые бояре в зипунах, ярких цветастых кафтанах и даже халатах, крытых поверху шелком. Молодые, крепкие, опоясанные саблями, в горлатных и собольих шапках. Бороды и усы почти у всех только угадывались.

— А ты сам кто таков, заместо хозяина гостям отвечать? — расставил ноги самый низкорослый из всех, похожий на лесной сосновый пенек: неказистый, рябой и лупоглазый, но крепкий и устойчивый.

— Я, боярин, завсегда ответ держать готов. Убедиться хочешь али так поверишь?

— Подожди, подожди, Андрей Васильевич! — вскинулся Кошкин. — То люди добрые, верные слуги государевы! Из той самой тысячи избранной, что ты царю присоветовал.

— Ой ли, Иван Юрьевич? — усомнился князь. — Ни единого лица знакомого нет!

— Дык сколько лет прошло, Андрей Васильевич! Бояре, что с тобой к государю пришли, уж на отдыхе достойном давно, они же отцу твоему возрастом ровня!

— Так мы речи вести станем али длиной сабель мериться? — нетерпеливо переспросил коротышка.

— Не боись, сейчас я тебя укорочу, — покачивалясь, стал выбираться из-за стола Андрей. — За мной не заржавеет.

— Столы раздвиньте, други! — Коротышка расстегнул пояс, скинул кафтан.

— Какие столы? — покачал головой князь. — Без глупостей. Трапезную ломать и кровянить не станем. Нам же тебя тут еще поминать! На двор пошли.

— Какой двор, бояре?! — совсем растерялся хозяин дома. — О чем спор ведете?! Опомнитесь! Ви же вместе за здравие Иоанна Васильевича пить хотели! Вы же слуги первые царские! А это князь Сакульский, что государя уже не раз от заговоров и покушений спасал!

Андрей Васильевич, ты? — Из-за спин молодых людей протолкался вперед голубоглазый скуластый мужчина в ферязи с длинными рукавами, в шитой золотом тафье и с широкой, рыжей с проседью бородой, раскрыл объятия: — Сто лет не видел!

Лицо показалось знакомым, но где именно он встречал этого человека, Зверев вспомнить никак не мог.

— Казань, княже! Мы у Михайло Воротынского в одном шатре сидели, а потом вылазка случилась. Ты меня от пики татарской бердышом прикрыл, опосля к пищалям своим побег, и я следом. Мы там чуть не полдня в яме рубились, пока боярские дети ногайцев обратно в ворота не загнали!

Этого конкретного эпизода Андрей вспомнить не смог, но вот имя человека вдруг всплыло в памяти, и он крепко сжал воина в объятиях:

— Алексей Данилович! Боярин Басманов! Как же я тебя не узнал сразу?! Рад, рад! Вижу, в здравии. Да-а, славно, славно мы под Казанью повеселились. А ты, слышал, у Судьбищенской деревеньки под рукой Ивана Шереметева супротив крымчаков отличился? Немало о той сече по Москве рассказывали.

— Передовой полк я там водил, — не преминул похвастаться немалой честью боярин. — А татар супротив нас всего десять на каждого стояло. За три дня всех побили, кто убечь не успел. Но и добра, скажу тебе, княже, преизрядно с басурман взяли. В шелках и коврах самый последний стрелец укутаться мог.

— Удачно сходили, поздравляю!

— Обожди, княже, — закрутил головой боярин, притянул одного из молодых детей боярских, круглолицего, с выбивающимся из-под края бобровой пилотки лихим кудрявым чубом: — Вот, младший мой, Федор. Прошу любить и жаловать. А это старший… Петр, сюда иди! Поклонись князю Сакульскому, другу верному нашего князя Михайлы.

Старший сын Басманова был чуть выше младшего и весьма схож лицом. Правда, чуба из-под шапки не выпускал. У Андрея мелькнуло в голове спросить, по какому поводу у Басмановых траур? Но пока он раздумывал, боярин уже начал представлять других опричников:

— Это, княже, бояре Пятой Батюшков, Митька да Меркур Безобразовы, соседи наши рязанские. Ждан и Юрий братья Богдановы, Лашук Кузьмин. Ноган Разгилеев из Твери, но бояре верныеи храбрые, Шибанко Саткин калужский будет, Гришка Скуратов кличкой Малюта из Коломны. С ними мы здесь сдружились, с чистой душой тебе в слуги присоветовать могу. Люди наши, царю всеми помыслами преданы.

Остальные лица смешались перед Зверевым в общую улыбчивую картинку, хотя Малюту Скуратова он, понятно, вниманием обойти не смог. Но задержал взгляд ненадолго, хмыкнул и хлопнул по плечу:

— Уже убедился. Храбр. Ладно, сабли на татарахмерить станем. Здесь же кубками померимся.

— Да! Любо князю Сакульскому! — обрадовались гости. — Любо боярину Ивану Юрьевичу! Государю нашему любо!!!

— К столу прошу, бояре. Попотчуйтесь, чем бог послал. — Дьяк с явным облегчением перевел дух, дворня уже шастала по залу, вынося кружки и кувшны, убирая братчину и блюда, что стояли рядом.

Для новых гостей были принесены капуста, огурцы, грибы, копченые окуни. Правда, вместо своего, самоварного пива в кувшинах на столах было выставлено вино. Пусть самое простое, рейнское — но все же куда дороже простой хмельной браги.

Хотя, с другой стороны, пиво для братчины — вещь святая. А вино — это просто вино.

— За здоровье собирателя нашего, славного боярина Ивана Кошкина! — поднял полную кружку старший Басманов.

— За здоровье государя нашего, Иоанна Васильевича! — ответил встречным тостом Иван Юрьевич.

— Ох, узнает о сем государь, быть всем поротым, — тихо констатировал оказавшийся за столом неподалеку Гришка Скуратов.

— С какой стати? — не понял Андрей.

— Не любит царь пьяных, ох, не любит, — с тоской глянул в кружку Малюта. — Требует, чтобы при дворе его все трезвыми были. И на пирах даже ни капли не употребляет.

— Государь мудр, — согласно кивнул князь и опрокинул в себя кружку кислого вина. — И он совершенно прав.

— Коли так, почему пьешь, Андрей Васильевич? — весело поинтересовался Андрей Данилович Басманов. — Отчего в трезвости не пребываешь?

— Да я бы запросто, — невольно зевнул Андрей. — Но плоть слаба. Не всем же столь твердыми духом пребывать, как Иоанн.

— Княже, а правду сказывают, что ты колдовством балуешься? — полушепотом поинтересовался Малюта.

— Колдовство, колдовство, — опять зевнул Андрей, борясь с напирающим на разум хмелем. — Почему сразу колдовство? Просто знание древнее. Мудрость предков наших.

— Чародеев темных… — перекрестился кто-то из молодых бояр.

— Волхвов древних, что богов своих за землю русскую молили, — поправил его Андрей.

— Не боишься в волховании признаться, Андрей Васильевич? — уже не так весело спросил боярин Басманов.

— А чего мне бояться? Царь за меня на это в обиде не будет. Я ведь не против него колдую, а для защиты его от напастей. И пару раз в этом преуспел, от покушения и чародейства спасал. Бог христианский тоже не обижается. Я службы посещаю исправно, серебро на храмы даю, к исповеди подхожу, в грехах каюсь. Иисус милостив, он простит. Чего мне беспокоиться? Ни на земле, ни на небе я никого не предаю, не обманываю.

— Тебе, сказывают, все грядущее ведомо? — это уже проявил любопытство Федор Басманов.

— А и ведомо, что с того? — тяжело ответил Андрей. — Его ведь поправить можно, коли прознал. Гибель Иоанна юного я увидел? Исправил. Свою увидел? Исправил. Как же его проклятущее проведать, коли оно все исправляется да исправляется…

Князь Сакульский почувствовал, что голова сталауж вовсе неимоверно тяжелой, выставил локти и оперся подбородком на них. Глаза моментально закрылись помимо его воли.

— А в мое будущее заглянуть можешь? А государя? А князя нашего?

— Могу, — тихо признал Андрей. — Но не так просто все… Полороло… Зар-раза… полоть нужна. Ну, пот там, волосы, ногти, еще чего… Тогда свеча и пр-р… Пур… Ну, можно смотреть.

Язык тоже постепенно отказывался ему подчиняться. Огромным усилием воли князь Сакульский взял себя в руки и, чтобы взбодриться, выпил еще кружку холодного и кислого рейнского вина.

— Храбрый ты воин, Алексей Данилович! — похвалил он боярина Басманова. — Коли сыновья в тебя…

…Проснулся князь на широком, но коротковатом подоконнике. Чтобы на нем поместиться, Андрею пришлось скрючиться и поджать коленки. Однако под головой лежала аккуратно сложенная ферязь, у живота — шапка. Похоже, ложился сам. Вряд ли дети боярские, относя сомлевшего князя от стола, стали бы так с одеждой его стараться. Скомкали бы, сунули под ухо — и ладно. Однако как он укладывался и что делал перед этим, князь, хоть убей, не помнил.