Контракт на молчание (СИ) - Гейл Александра

Несколько следующих минут, пока Эперхарт общается с арабами на традиционно неделовые темы, как предписывает мусульманский этикет, я смотрю на этого мужчину и понимаю, что почти ненавижу этого человека. Он своим предложением работы подарил мне мечту и отнял ее. Конечно, никто не может нести ответственность за ожидания другого человека, но этот действительно отнесся ко мне как к существу второго сорта. Использовал в личных интересах. А я ведь напридумывала, как мы с Клинтом проведем здесь под одной крышей целый год, наслаждаясь солнцем, морем и природой. И тут появился он. И все перекроил под себя.

В один момент будто почувствовав мой взгляд, Эперхарт оборачивается и смотрит на меня в ответ, но я не отвожу глаз. Я настолько зла, что готова встать и уйти вот прямо сейчас. Сама себя не понимаю, почему до сих пор этого не делаю. И вместо того, чтобы вникать в затянувшиеся переговоры, я составляю мысленные списки причин, которые запрещают мне отказаться от подписания контракта. Они все смехотворные. Моя гордость дороже. Если бы не этот дурацкий вызов из разряда «я могу», я бы уже наверняка паковала чемоданы в обратный путь. Но ведь правда глупо пытаться доказать что-то человеку, который навсегда исчезнет из твоей жизни уже завтра.

Краем уха я улавливаю лишь то, что речь идет про какую-то связь, телескопы и прочее-прочее. Я ничего не понимаю. И все становится только хуже и скучнее, когда после перерыва на намаз (и это учел!) к нам присоединяется какой-то эксперт и начинает сыпать формулами.

Мои математические способности заканчиваются умением рассчитать кредитный период по карте. И то зачастую напоминает мне об этом действии Клинт. Как я собираюсь в этом работать?

Эперхарт прощается с гостями в шесть пятнадцать вечера, когда солнце уже клонится к закату. Гости покидают зал перегруженные информацией и как будто бы ею придавленные. Наш большой босс выжал из этого визита все возможное, обозначил сроки и «очень надеется на скорое решение заказчика». Его недовольство было совершенно очевидно, и, если арабы проигнорируют сроки снова, боюсь, Эперхарт пришлет за ними авиацию и будет держать здесь в плену до тех пор, пока они не дадут окончательное решение. Он даже не утруждает себя личными проводами, подчеркивая свое отношение к происходящему. Мол, я и без того потратил на вас уйму своего драгоценного времени. В общем, провожает делегацию Боуи. А меня Эперхарт, напротив, задерживает для разговора.

Услышав приказ, я застреваю в дверях, подавляя неясное беспокойство, и разворачиваюсь, но в этот момент Эперхарт выключает свет в конференц-зале и бесцеремонно подталкивает меня к выходу.

— Если вы до сих пор не передумали подписывать контракт, то вас ждут в отделе кадров, — буднично напоминает он.

А я не могу, просто не могу сдержаться. В приглушенном свете нечастых коридорных софитов (ведь рабочий день уже официально закончился) я с надеждой заглядываю в лицо босса.

— Скажите мне, мистер Эперхарт, что выбрали именно меня на это место не для того, чтобы отомстить арабам за промедление. Мне достаточно известно о восточной культуре, и это назначение… оно на самой грани. Будь эти люди не из Эмиратов, а, скажем, из Саудовской Аравии, они бы посчитали ваши действия оскорбительными. Это все умышленно, мне ведь не кажется?

Он проходится по мне очередным оценивающим взглядом, будто не ожидал такой прозорливости. Отчего-то щеки снова заливает жаром. Интересно, когда я уже перестану краснеть? Хоть когда-нибудь перестану? И что вообще такого в его взгляде, что мне каждый раз становится ужасно не по себе?

— Вам не кажется, мисс Хадсон. Я трепетно отношусь к своему времени и никому — запомните это — не прощаю пренебрежительное к нему отношение. Мои минуты стоят достаточно дорого, чтобы с уверенностью заявить: арабские заказчики меня разоряют. Я бы никогда не добился этого, — здесь он широко раскидывает руки и поворачивается из стороны в сторону, обозначая то ли здание, то ли концерн, то ли весь остров, — если бы вел переговоры таким образом. И мне глубоко плевать, если некоторые лингвисты считают мои методы недостаточно этичными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Молча проглотив «некоторых лингвистов» и лишь записав их в бесконечный список того, что мне не нравится в Эперхарте, я отвечаю строго по делу:

— Я здесь не для того, чтобы давать субъективную оценку вашим действиям, сэр. Я могу лишь принять их и подписать контракт или нет. И, пожалуй, вы были правы: для меня это слишком. Вы назвали меня непрофессиональной, притом что разговаривали со мной от силы десять своих бесценных минут и практически только о моем вопиющем опоздании. Я понимаю, что таким образом потратила ваше время так же, как и арабы, однако это вышло случайно, и хоть я и признаю свою ошибку, я не могу гарантировать их отсутствие в будущем. К тому же вы сами сказали, будто выбрали меня из всех кандидатов исключительно за внешность для того, чтобы разозлить арабов. И вне зависимости от того, подпишу ли я контракт, вам это уже удалось. Вы своей цели добились. По всему выходит, что этот мой контракт вам не нужен, а как сотрудник я вас не устраиваю. В профессиональном смысле все это меня унижает. Надеюсь, мне удалось донести свою точку зрения.

После моей эмоциональной тирады глаза Эперхарта темнеют от гнева. Он прибавляет шагу, и мне ничего не остается, кроме как последовать за ним.

— Я вас услышал, мисс Хадсон, но позвольте заметить, что в данный момент я еще раз трачу на вас свое, как вы выразились, бесценное время. А это значит немало, не считаете? Да будет вам известно, что по критерию смазливости вы в моем списке шли не на первом месте. — Услышав еще и такое, вдогонку ко всему вышеперечисленному, я краснею, кажется, до самых корней волос. И в этом, оказывается, недостаточно хороша, да что ж за человек он такой невыносимый?! — Вашей предшественнице я контракт так и не предложил, как нетрудно догадаться, по профессиональным соображениям. И я уж точно не отрывал бы Боуи от его прямых обязанностей ради человека, которого не собираюсь брать в штат, который меня не устраивает по профессиональным соображениям или что вы там еще себе навоображали. — В этом месте он бросает на меня насмешливый взгляд. — Кстати, в чем дело, мисс Хадсон, вас уязвило и то, что я не считаю вас самой хорошенькой из кандидаток? Противоречивая вы особа. Если вас это утешит, в жизни вы интереснее, чем на фото в резюме.

— Мистер Эперхарт, я решительно вас не понимаю! — тут я начинаю злиться и терять терпение несмотря на то, что мне этого делать никак нельзя.

— Само собой, и то, что мы с вами не поймем друг друга, было очевидно с первых минут знакомства, — сообщает он буднично и вдруг так резко останавливается, что я по инерции делаю еще шаг и только потом оборачиваюсь. — Но задевает вас не это, а то, что вы весь день обдумывали, как отнестись к моему заявлению о вашей привлекательности. В итоге решили оскорбиться, но стоило мне сказать, что есть кто-то лучше, все профессиональные порывы вылетели в трубу и выступила вперед она: уязвленная женщина.

Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы по-детски обхватить себя руками. И не могу не признать, что он прав: я ужасно непоследовательна и веду себя слишком импульсивно. Я в принципе вспыльчива, но когда речь идет об Эперхарте, я вспыльчива сверх меры и сама не понимаю отчего.

— Если это единственная причина, по которой вы не хотите подписать контракт и избавить меня от поиска новых кандидатов на это место, давайте с ней разберемся и покончим с этим. И будете вы мне доказывать свой профессионализм целый год.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не понимаю…

— Я выбрал вас по двум причинам: потому что вы действительно жили в Эмиратах и отчетливее большинства соискателей представляете, с чем столкнетесь, но кроме того вы юная и привлекательная женщина, что обязано смущать заказчиков минимум из-за культурных особенностей. Меня сей факт не смущает, потому что я отдаю себе отчет, по каким критериям отбирал кандидаток на эту вакансию. Глядя на фото на сайте, я читал резюме, а затем задумывался именно над тем, хотел бы я переспать с женщиной, запечатленной на нем, или нет. — А вот так я не краснела еще и ни разу в жизни! У меня даже воздух в легких заканчивается: приходится стоять и ловить его ртом. От удивления, оскорбления или смущения? Все сразу, наверное. Коктейль по-настоящему взрывоопасный! — То есть, если это для вас препятствие, я еще на берегу предлагаю вам переспать со мной и навсегда закрыть этот вопрос, избавив таким образом нас обоих от грез «как бы оно было». Поверьте, это все упростит.