Архитектура города - Альдо Росси

Город и обжитая территория, возделанная земля и леса становятся делом человека, потому что в них вкладывается огромное количество труда, это творение наших рук; но, будучи рукотворной родиной, чем-то искусственно созданным, они также свидетельствуют об определенных ценностях и сохраняют память. Город живет своей историей.

Следовательно, связь между местом и людьми и город как произведение искусства, являющееся конечным, определяющим фактом, который направляет эволюцию к определенной эстетической цели, заставляют нас применять к изучению города комплексный подход.

И естественно, мы должны будем принимать во внимание то, как люди ориентируются в городе, изучать формирование и эволюцию того, как они ощущают пространство; насколько мне известно, это направление является главным в нескольких современных американских исследованиях – в частности, в работе Кевина Линча; я имею в виду направление, связанное с пониманием пространства и основанное по большей части на данных антропологии и свойствах города.

Две гравюры Иоганна Рудольфа Дикенманна, 1793–1884

Вверху: Цюрих, озеро и горы, вид с башни Святого Петра

Внизу: Чертов мост на дороге к перевалу Сен-Готард

Подобными вопросами занимался также Макс Сор, используя аналогичный материал – прежде всего наблюдения Мосса о соответствии между названиями групп и названиями территорий у эскимосов. Возможно, стоит вернуться к этим темам позже; а сейчас все это нужно нам только как введение к исследованию, и мы снова обратимся к этим проблемам, только когда изучим больше аспектов факта городской среды и попытаемся понять город в целом как масштабное отражение человеческой природы и жизни.

В своей книге я пытаюсь взглянуть на это отражение через его стабильную и сложную «декорацию» – архитектуру. Иногда я спрашиваю себя, почему до сих пор не изучен этот глубинный смысл архитектуры как человеческого творения, которое формирует реальность и изменяет материю в соответствии с эстетическим замыслом. Ведь тогда архитектура сама оказывается не только местом, где разворачивается человеческая жизнь, но и частью этой жизни, которая, в свою очередь, отражается в городе и его памятниках, кварталах, жилых домах, во всех фактах городской среды, которые возникают в обжитом пространстве. Отталкиваясь от этой «декорации», теоретики исследовали городскую структуру, пытаясь выделить опорные точки, структурные узлы города, места, в которых шла работа разума.

Теперь я напомню вам о понимании города как артефакта, как произведения архитектуры или инженерии, растущего во времени; это одна из самых надежных гипотез, которую мы можем развить.[5]

Возможно, для борьбы с мистификациями нам может послужить и тот смысл, который придал исследованиями города Камилло Зитте, пытаясь выявить в структуре города законы, не зависящие от чисто технических факторов и в полной мере принимающие в расчет «красоту» городской планировки, формы в том виде, в каком мы ее воспринимаем: «Имеются три основные градостроительные системы: прямоугольная, радиальная и треугольная. Другие – производные от этих трех. К художественным вопросам и искусству все это не имеет отношения. Цель всех трех – исключительно лишь регуляция уличной сети. Таким образом, замысел здесь изначально технический. Уличная сеть всегда служит только для сообщения. Воспринимать и видеть ее в натуре невозможно, лишь на плане. Поэтому до сих пор не было речи об уличных сетях – ни античных Афин или Рима, ни Нюрнберга или Венеции. С художественной точки зрения они невоспринимаемы и поэтому безразличны. Для искусства важно лишь то, что обозримо, что видно, следовательно – отдельная улица, отдельная площадь».[6]

Высказывание Зитте важно для понимания его эмпиризма; кроме того, по моему мнению, оно способно подвести нас к тем американским исследованиям, о которых мы говорили выше, и в рамках которых художественность может быть понята как изобразительность, воспринимаемость. Я сказал, что урок Зитте может избавить нас от множества мистификаций, и это не подлежит сомнению. Этот урок относится к технике градостроительства, ведь в ней всегда сохраняется и конкретика действительности, например чертеж площади, и принцип логического построения, идеи этого чертежа. А моделями в той или иной степени всегда служат отдельная улица или отдельная площадь.

Но, с другой стороны, в уроке Зитте содержится и серьезная неясность – будто бы город как произведение искусства можно свести к некоему художественному факту или к соображениям «читаемости», а не к конкретному опыту. Мы же, напротив, считаем, что целое важнее отдельных частей и что только факты городской среды в их целостности, а значит, и дорожная сеть, и городская топография, вплоть до вещей, которые можно увидеть, прогуливаясь взад-вперед по улице, составляют это целое. Естественно, архитектурную целостность придется изучать по частям, что я и собираюсь сделать.

Итак, я начну с вопроса, который открывает путь к проблемам классификации, а именно – с типологии строений и их отношений с городом. Отношений, которые составляют главную идею этой книги и которые я буду исследовать с разных точек зрения, при этом всегда рассматривая строения как моменты и части того целого, которое представляет собой город.

Эта позиция была ясна теоретикам архитектуры эпохи Просвещения. В своих лекциях в Политехнической школе Дюран говорил: «De même que les murs, les colonnes, etc., sont les éléments dont se composent les édifices, de mêmes les édifices sont les éléments dont se composent les villes» [«Как стены, колонны и проч. являются элементами, из которых состоят здания, так и здания – элементы, из которых состоят города»].[7]

Типологические вопросы

Понимание фактов городской среды как произведения искусства открывает путь к изучению аспектов, проясняющих для нас структуру города. Город как «человеческий феномен par excellence» – это архитектура и все произведения, составляющие тот конкретный способ, которым такая архитектура трансформирует природу.

Люди бронзового века приспосабливали ландшафт к общественным нуждам, строя искусственные острова из кирпича и выкапывая колодцы, осушительные и оросительные каналы. Первые дома защищают своих обитателей от внешней среды и создают для них регулируемый климат: с развитием города такая регуляция приводит к созданию особого микроклимата. Уже в неолитических деревнях наблюдаются первые попытки приспособления мира к нуждам человека. Выходит, что рукотворная родина – ровесница человека.

В связи с этими трансформациями возникают первые формы и типы жилищ, а также храмы и более сложные строения. Тип складывается в соответствии с нуждами и представлениями о прекрасном; он един, хотя в разных обществах существует множество его вариаций, и связан с формой и образом жизни. Итак, вполне логично, что понятие типа ложится в основу архитектуры и используется как в практике, так и в теоретических трактатах.

Я убежден в значимости типологических вопросов. Важные типологические вопросы проходят через всю историю архитектуры; они возникают почти всегда, когда речь идет о проблемах урбанистики. Авторы трактатов, например Франческо Милициа, не дают определения типа, но это понятие могут раскрыть некоторые их утверждения, в частности следующее: «Удобство любого строения подразумевает три главных свойства: 1. Его местоположение. 2. Его форма. 3. Распределение его частей».

Итак, для меня понятие типа – это нечто постоянное и сложное, логическая конструкция, предшествующая форме и создающая ее.

Один из крупнейших теоретиков архитектуры, Катрмер-де-Кенси, осознававший важность этих вопросов, дал прекрасное определение типа и модели.

«Слово “тип” являет собой не столько образ предмета, который должно копировать или в точности повторять, сколько идею элемента, который сам должен служить правилом для модели. <…> Модель, понимаемая согласно практике искусства, – это предмет, который следует повторять как он есть; “тип” же – это предмет, на основании которого каждый может задумывать произведения, не похожие в точности друг на друга. В модели все точно и определенно; в “типе” все в большей или меньшей степени смутно. Итак, мы видим, что в подражании “типам” нет ничего, что чувство и дух не могли бы распознать. <…>

Во всех странах искусство регулярного строительства развивалось на основе прежде существовавших зачатков. Всему что-то предшествует; ничто ни в коем роде не возникает из ничего; и это правило не может не относиться ко всем людским изобретениям. Итак, мы видим, что все они, несмотря на последующие перемены, всегда сохраняют явственным, ощущаемым и осознаваемым свой первоначальный принцип. Это нечто вроде ядра, вокруг которого со временем накапливаются, сообразуясь друг с другом, расхождения и вариации форм, возможные для данного предмета. Поэтому до нас дошли тысячи предметов всякого рода, и, дабы постичь их основания, одна из главных задач науки и философии состоит в том, чтобы выяснить их происхождение и первопричину. Вот что называется “типом” в архитектуре, как и в любой другой области открытий и учреждений человеческих. <…> Мы занялись этим рассуждением, чтобы как следует разъяснить значение слова “тип”, применяемого в метафорическом смысле к ряду произведений, и ошибку тех, кто либо не признает его, поскольку это не модель, либо искажает его, навязывая ему строгость модели, которая на самом деле относится только к точной копии».[8]