Мы жили среди бауле - Гржимек Бернгард

Вместе с нами под деревом сидят братья и родственники Куадью; поверх их обнажённых чёрных тел накинуты лишь красочные накидки из домотканой материи, белые в синюю полосу, и по кругу ходит так называемый калебас — чаша из высушенной оболочки плода, напоминающего тыкву. Я поинтересовался, почему у одного из родственников хозяина забинтованы обе ноги.

— А у него лепра, проказа, — пояснили мне самым безмятежным тоном, и наша беседа потекла дальше как ни в чём не бывало.

Неподалёку от пас топчется в нерешительности молодая женщина. Я заметил, что ей явно хочется поговорить с кантональным вождём, но она не решается, видимо, стесняется нас. Мне пояснили, что это жена, которая хочет развестись со своим мужем, потому что он её бьёт. Послезавтра должно состояться судебное разбирательство, но она уже заранее пришла сюда из своей деревни, чтобы поговорить с кем нужно и склонить общественное мнение в свою пользу.

Женщина здесь совсем не обязана покоряться мужниному произволу. Она имеет право уйти от своего супруга, если в течение двух лет женитьбы не забеременеет и не родит ребёнка. Может она его покинуть и в том случае, если он не считается с её «тотемным животным» и ест в присутствии жены блюдо, изготовленное из какого-либо животного, считавшегося в доме её родителей священным и неприкосновенным. От такого нечестивца тоже разрешается уйти. Разумеется, родителям в подобных случаях приходится возвращать неудачливому зятю выкуп, который он уплатил за их дочь. Но это в свою очередь далеко не всем родителям по душе. Поэтому чаще всего они заинтересованы в том, чтобы сохранить брачные узы дочери и не допустить развода, даже если зять слишком стар или не в меру груб. В прежние времена, даже ещё не так давно, браки закреплялись старейшинами рода. При этом половина выкупа за невесту вносилась из общинного фонда, а другую половину должна была вносить ближайшая родня жениха из собственных средств. С тех пор как покончено с междоусобными войнами и отпала необходимость держаться скученно, своим кланом, отдельные семьи стали дальше разъезжаться друг от друга и обрабатывать уже индивидуальные участки. А прежде вся деревенская община обрабатывала одно поле, принадлежащее всем. Урожай предводитель общины делил затем между отдельными семьями по своему усмотрению. В наше время молодые люди имеют возможность уходить на заработки, на плантации и, накопив денег, покупать себе жён по собственному вкусу, не считаясь с роднёй. При этом они видят в кино, что браки заключаются по любви. Однако нельзя сказать, чтобы браки от этого стали счастливее. Сплошь и рядом узнаёшь здесь о трагических любовных историях, разыгрывающихся между негритянскими Ромео и Джульеттами, ничем не уступающих нашим знаменитым европейским драмам…

Так, мой гостеприимный хозяин Абрахам рассказал мне историю, как однажды к нему на грузовик попросилась компания из восьми или десяти разгневанных родственников, которые как раз изловили такую убежавшую из дома молодую жену и, вырвав её из объятий любовника, увозили назад к ненавистному мужу. В операции принимали участие и жадные родители беглянки. Несчастную девчонку связали верёвками, она орала во всю мочь, рыдала и ругалась, но была абсолютно беспомощна. Господину

Абрахаму от души было жаль несчастную. И вот, когда милые родственнички попросили остановить машину, чтобы удалиться по нужде в кусты, он незаметно перерезал ножом верёвки, стягивавшие руки и ноги беглянки. С быстротой лани та соскочила с машины и кинулась бежать к лесу, а родственники, вопя и чертыхаясь, бросились её догонять. Что же касается Абрахама, то он побыстрее дал газ и оставил эту тёплую компанию в лесу, тем более что деньги за дорогу ему были уплачены вперёд…

Я не знаю, развёл ли мой друг Куадыо тогда ту молодую женщину из Беуми с её супругом. Но мне кажется, что эти африканские деревенские суды судят, как правило, вполне справедливо и разумно. Хотя бы уж потому, что действуют не торопясь, во всех подробностях разбираясь в каждом отдельном случае и предоставляя возможность высказаться каждому желающему выступить по данному делу. Это не то что в наших судах, где за одно утреннее заседание рассматривается до полдюжины гражданских дел…

В каждой деревне существует два выходных дня: один — настоящий, как у нас воскресенье, и один — «день суда», когда тоже не работают. В такие дни с утра до вечера идут судебные разбирательства, выслушиваются прения сторон; часто это происходит в просторном здании, построенном специально для этих целей. Суд у кантонального вождя — это вторая инстанция. Разбор более сложных случаев, вроде убийств и покушений, остаётся привилегией правительственных судов, если только место преступления не находится слишком далеко, в «глубинке», и улаживается самими аборигенами меж собой. Поэтому на долю деревенских и районных (кантональных) судов перепадают обычно такие гражданские дела, как супружеские измены, разводы, оспаривание границ между соседями. В соответствии с нормами африканского обычного права за непреднамеренное убийство полагается платить денежный штраф, в случае намеренного убийства родственники убитого обязаны сами выследить убийцу и прикончить его. Притом ответственность за убийство несёт не только сам преступник, но и вся его родия. Самоубийство тоже рассматривается как убийство, и родственники самоубийцы обязаны платить за это серьёзные штрафы[10].

Шеф Куадью обещал отвезти нас на грузовике в глубь страны, туда, где расположены такие деревни бауле, которых ещё не коснулась цивилизация. Нам рассказали, что там водятся бегемоты, и обещали их показать. Но неторопливая беседа под деревом явно затягивается, всех приятно разморило под действием пальмового вина «банги», и никто и не думает отправляться за грузовиком. Когда мы вежливо намекаем, что пора, мол, собираться в дорогу, то, к величайшему своему удивлению, узнаём, что наш любезный хозяин вовсе не собирается пас так скоро отпускать, он хочет оставить нас у себя ночевать, более того, он готов уступить нам свои собственные постели, а ещё лучше, если мы согласимся погостить у него пару дней…

Вот так всегда в Африке. У людей есть время, они никуда не торопятся, и благодаря здешнему гостеприимству можно было бы недели и даже месяцы проводить в гостях, переезжая из одного дома в другой, пользуясь любезными приглашениями хозяев. Но у нас времени в обрез. Мы благодарим, отказываемся, извиняемся и наконец уже сидим в громоздком грузовике «камьон» и катим по узкой пыльной просёлочной дороге. На дороге этой почти не заметно движения. Куадью едет с нами. Он захватил с собой нескольких провожатых и четыре охотничьих ружья. Он собирается познакомить нас с несколькими деревенскими старостами, а те уже в свою очередь будут передавать нас «из рук в руки» следующим, с соответствующими рекомендациями. И так на всём пути, от деревни к деревне, пока мы не доберёмся до самых глухих местностей, где никогда не видели ни пробкового шлема, ни солнцезащитных очков.