Мастер сновидений - Сергей Нетреба-Залесский

Стас неожиданно для себя зевнул, потянулся, устраиваясь поудобнее. Томная нега охватила его, и не прошло и минуты, как Стас ровно и спокойно задышал, погрузившись в глубокий сон. Фельдшерица пристально смотрела на мирно спящего Стаса и вдруг, что есть силы вцепившись в его плечо, крикнула прямо ему в ухо: -Проснись, Иуда, проснись! Вражеские всадники скачут по улицам города. Тебе надо бежать!

Стас ошарашено открыл глаза и приподнялся на ложе. В полном недоумении уставился он на молодую женщину, чья растрепанная прическа так не вязалась с элегантным пеплумом, подпоясанным тоненьким, отделанным серебряными бляшками пояском.

– Кто ты, дивное виденье? – хрипло спросил Стас. – И где я?

– О, Иуда, – горько зарыдала женщина, заламывая руки. – Какое горе… какое горе! Почему говоришь ты со мной, Лоидой, дочерью возлюбленного тобою брата твоего Иасона, на незнакомом наречии? Неужели не узнаешь ты меня?

– Лоидой? – недоуменно переспросил Стас. – Какой Лоидой?

– О, боги, – запричитала женщина- Бредит он, бредит. Не узнает он меня и не хочет говорить со мной! 3лой Уруку, да будет проклято его имя во веки и из века в век, наслал на тебя злую лихорадку, и со вчерашнего вечера, как принесли тебя в дом брата твоего, Иасона, горишь ты весь и бредишь, говоря нечто непонятное нам… Брат твой не так давно ушел к Луке, чтобы пригласить к тебе врача, искусного в исцелениях болезни, подобной твоей, но я рада, что ты хотя бы открыл глаза…

Погоди, -Стасу разговор этот давался с трудом, но он был рад хотя бы тому, что может, пусть и коряво, но все же произносить связные слова, – погоди, женщина… Мне тяжело говорить… Так ты утверждаешь, что ты Лоида, дочь моего брата Иасона? Не помню… – Он тяжело смежил веки, чувствуя, что где-то там, глубоко за надбровьями, рождается тяжелая, тошнотворная головная боль.– Почему я этого не помню?

– Сейчас, сейчас, – засуетилась женщина. – Сейчас вспомнишь… – Она бросилась к стене и сняла с нее тяжелый, тускло-зеркальный диск. Поднеся диск к нему, она повернула его так, чтобы он мог увидеть свое отражение. – Ты только посмотри на себя, Иуда, в кого ты превратился. Если бы отец мой не настоял на том, что надо забрать тебя в свой дом, ты бы еще вчера покинул бы мир живущих… Моя мать, Раав и я, мы не отходили от тебя всю ночь и боялись, что ты не увидишь рассвета, но, слава Богам, ты остался жив!

Из тусклого зеркала на него глянули больные, затравленные глаза из щелочек заплывших век на одутловатом, бледно-сером, с огромными мешками под глазами, лице. Длинная, всклокоченная, и даже в этом зеркале грязная борода торчала дыбом, а давно нечесаные, грязные космы свисали на лоб. Скосив глаза, Стас увидел, что одеяние его грязно, а густо поросшие черным волосом ноги все сплошь покрыты язвами от расчесов. Он протянул руку, пытаясь ухватиться за зеркало, но женщина быстро убрала его в сторону и заботливо проговорила:

– Нет, нет! Тебе нельзя утомляться. Ты лучше поспи еще, а отец приведет Ермия, и он разбудит тебя. Надеюсь, к тому времени тебе станет лучше, и ты начнешь узнавать нас!

– Да-да, -Стас тяжело откинулся на подушки и, уже сонным голосом, промолвил, – Принеси мне попить, Лоида… – Звучно всхрапнув, он сонно завозился, и, пробормотав неразборчиво что-то, заснул. И вновь Стас буквально провалился в странный сон, где гротеск и ужас смешались в причудливую ткань, и он, понимая, что это сновидение, тем не менее, не мог отделаться от ощущения, что этот сон – не совсем сон и утопая в ирреальном кошмаре, он никак не мог выбраться из искаженного «Я», чтобы проснуться и обрести почву под ногами. Ему виделось, что он, никем не замечаемый, бредет по длинному коридору, даже не коридору, а, скорее, по вырубленной в толще горы штольне. Редкие факелы, воткнутые в бронзовые кронштейны, освещали его путь неверным, дрожащим светом, а впереди, неимоверно далеко и в то же время ужасающе близко, открывался высокий сводчатый зал, дальние края которого терялись во мгле, мгле такой плотной, что даже неистово полыхающая посреди залы скважина не могла осветить ее. Гул подземного пламени причудливо переплетался с мрачной торжественностью ритуального песнопения, как бы доносящегося из ниоткуда, из глубоко сокрытых подсознательных тайников… Но вот из боковых коридоров, которые Стас не видел, но о существовании которых был неизвестно откуда осведомлен, показались уродливые фигуры, странно похожие и в то же время не похожие на человеческие, кривляющиеся, подобно злым обезьянам. Их крокодильи хвосты при каждом их шаге пристукивали по каменным плитам пола, и этот идиотский стук складывался в незатейливый шарманочный мотивчик, а кривляющиеся фигурки пошли как-то боком, вприскочку и это было так смешно, что Стас не выдержал и засмеялся в голос, хотя понимал, что этого ни в коем случае делать нельзя.

Его смех загрохотал в подземной темнице, подобно горному, а точнее подземному обвалу, заставив содрогнуться высокие своды, сокрытые в предвечной тьме, и тьма осветилась, превратилась в призрачный свет, в котором брели редкие полупрозрачные тени, каждая из которых была похожа на чудовищно искаженного человека, чьи члены, странно спутавшись местами, все же были понятны и узнаваемы. Подземный гул стал громче, и багровое пламя из земных глубин, ударив свечой, вобрало в себя и растворило призраков, а когда оно опало, из глуби сводчатого зала выплыло НЕЧТО, сгусток Мрака, чьи отполированные формы поглощали малейший проблеск света, и ни единого блика не попало в глаза Стаса.

– Кто ты?! – громовым голосом вопросил Мрак.

– Я… Я не знаю… – растерянно ответил Стас. – Я думаю, меня зовут Стас. Да, да, конечно, Станислав Маркович Ковальский.

– Не лги мне, Кизим! – Мрак грохотал и ревел вокруг него.-Ты-магупат Кизим, сокрывшийся от меня в иных временах и превратившийся в глупца по имени Кейхил, Джуд Кейхил. Ты профессор химии, ты работаешь на наркомафию!!!

– Я… Я не химик! Я просто человек! -Стас почувствовал, что в нем рождается гордость за то, что он может так сказать о себе. – Я – ЧЕЛОВЕК!

– Где ты?! -Стасу показалось, что он попал в эпицентр ядерного взрыва и испепелен. Мрак бушевал вокруг него раскаленной плазмой черной звезды, и его обугленная плоть, сдуваемая космическим вихрем, уносилась прочь, оставив истлевшие кости в абсолютном нуле вакуума…

– Я есть я, и я в самом себе, я внутри себя! – кричал Стас, и голос его слабее комариного писка умирал, еще не успев родиться, а Мрак хохотал над его слабыми потугами отстоять свое «Я», и этот хохот, издевательски-пренебрежительный хохот убивал Стаса, расслаивал его душу, как расслаивается слюда, обмотавшая провода, переполненные электрическим током.

– Ты пуст! – прогрохотал Мрак. – Тебя нет! Твое «Я» исторгнуто в ничто…

– Неправда! – пискнул Стас, а Мрак, раздуваясь мыльным пузырем, радужными переливами черноты поглотил его, и ледяное пламя охватило Стаса. Он скорчился в зародышевый комок и приготовился рождаться, сквозь пульсирующую трубу, ведущую в муки. И он родился, был исторгнут в свет, и смутный ропот мира сотряс его могучей вибрацией, и начался новый цикл, в котором не было ни имени, ни понятий, ни независимости. Был крохотный комочек плоти, сжавшийся в извечном страхе перед неизвестностью. Он возлежал на алтаре, приготовленный к закланию, и лев с драконьими лапами вознес над ним вороненый клинок, изукрашенный позолоченной резьбой, и выступила из тьмы царица в тиаре, а с багрово отсвечивающих клыков ее капала наземь кровь, и там, где капли падали и растекались, вырастали шипастые кусты, покрытые жадно отверстыми пастями вместо цветов. Опять донеслось отдаленное песнопение, но теперь Стас разбирал доселе непонятные ему слова древнего заклятия:

«Расползаясь над землейМрак удушливой волнойОт подножий гор ползет,Затмевая небосвод…Чтобы солнце и лунаЗатемнились дочерна,Пусть выходит из глубинМира Черный Властелин.Пусть заклятие падет,В час, когда сюда придет,Дева северной земли,Где все правят короли,И когда звезда МуфридКруг небесный завершит!»

Смутные видения замелькали перед Стасом, и, затмевая все и вся, возникла перед его взором картина, где тени Преисподней, схватив белокурую молодую женщину, с рычанием и хохотом швырнули ее к подножию исполинского трона, который был пуст и, выкрикивая слова чудовищные и непроизносимые, вскрыли ей грудь вороненым кривым клинком и достали из груди ее еще живое трепещущее сердце, и капли крови ее, упав на подножие трона, взвихрились черным дымом, и дым стал собираться и уплотняться в доселе невидимую массу, и вот, на троне показалась темная фигура, огромная, как исполинский дымный столп, увенчанная венцом из скал, и багряные очи сумрачно блеснули из-под туч, заволокших чело Повелителя. Свод подземелья невиданным образом улетел ввысь, и показалось Стасу, что вся земля покрылась каменным сводом вместо неба, и померкли луна и звезды, и солнечный луч не мог пробиться к иссыхающей затемненной земле, и превращались виноград и смоквы в терние и волчцы. Дикие орды, освещая путь свой факелами, зажженными от подземных огней, бесконечно сражались другие другом за глоток гнилой воды, за отравленные плоды подземного мира, за куски тухлого мяса. Казалось, что все кончено, что никогда уже свет и тепло не проникнут к земле, порабощенной Повелителем Тьмы, но раздался громовой удар, и голос, сотрясающий саму основу мира, повелительно произнес: