Черная кровь ноября - Яна Витт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому поворачивалась она с раздражением.
– Мы еще закрыты! – Энн пришла на работу в шоколадную лавочку на полчаса пораньше, чтобы без помех выпить чая и стряхнуть вечную усталость от недосыпа. И снова улыбаться посетителям. Хэллоуин закончился, начинается рождественский ад, надо быть в пять раз веселее обычного.
Но едва ее взгляд схлестнулся со взором пронзительных зеленых глаз, все мысли схлынули, будто кто-то открыл шлюзы плотины. Мигом обмелели и высохли слова на языке, бесследно растворилось раздражение.
Энн подалась вперед, сделала несколько шагов к окликнувшему ее посетителю. Он выглядел… волшебно. Как городской сумасшедший, но совершенно колдовской – в венке из листьев и золотом плаще.
– Ты ведь откроешься мне, малышка Энни? – Длинные пальцы скользнули по лицу девушки.
Энн с трудом подавила совершенно неуместное желание обнять их губами и пососать. Ей стоило оттолкнуть его и приказать выйти. И даже вызвать полицию… возможно. Потом. После того, как он перестанет пропускать ее волосы между пальцами и восхищенно смотреть на ее лицо…
– Что? – Он, кажется, что-то спросил? Она забыла. Глаза цвета сочной травы… наверное, линзы. Он, возможно, из тех актеров, что ставят сценки здесь, на площади в праздники…
– Я говорю, отсоси мне, шлюшка Энни, и я покажу тебе такие волшебные дворцы, каких ты никогда не видела.
Что?!
Энн встряхнулась.
Но пальцы, которые только что ощущались невероятно нежными, сжались, грубо сгребая ее волосы и опуская на колени. А другая рука, откинув плащ, под которым не обнаружилось никакой одежды, раздвинула губы Энн. Она попыталась встать, закричать, но ее рот уже был занят.
– Ты хороший материал для гордой эльфийки, шлюшка Энни. – Голос по-прежнему ласкал слух, даже несмотря на то, что с ней сейчас делали. – Если у вас все такие, у меня будет удачный день.
Энн почти задыхалась – девушке еще никогда не приходилось видеть настолько длинных приборов, хотя эпитет ей подобрали довольно справедливо.
Но когда она в очередной раз закашлялась, ее рот внезапно освободили, рывком за волосы подняли на ноги, а зеленоглазый незнакомец припечатал ее губы жестоким укусом.
И оттолкнул.
Энн отлетела к стеллажам с шоколадными фигурками и сползла на пол.
Рядом с ее лицом улыбался эльф Санты в зеленом марципановом колпачке. Кровь из прокушенной губы капала на блузку, и Энн подставила ладонь. От изнасилования она очухается, а с шелка пятна уже не смыть.
Ирн с насмешкой наблюдал, как расширяются глаза девчонки, когда алая кровь на ее пальцах превращается в золотистую пыльцу и разлетается облаком по лавке от изумленного выдоха. Оседает на сладких фигурках, на огромных шоколадных брусьях, завернутых в грубую бумагу, облепляет витрину изнутри, заставляя даже бледный предзимний свет солнца превратиться в июльский.
От неожиданности Энн опускает руку, кровь течет струйкой по ее подбородку, по шее, ключице, сбегает в ложбинку между грудей и оборачивается золотом.
Энн пытается выгрести ее, но пыльца только въедается в кожу, расползается по телу, которое начинает слегка зудеть.
– Раздевайся, Энни, – мурлычет насмешливый голос. – Будет много интересного. А я пока навещу твоих соседок.
Колокольчик над дверью звякает, но Энн уже не до того – она пытается смахнуть пыльцу, но та, как намагниченная, липнет к ней, ползет ниже, забираясь под одежду, и кожа зудит все сильнее.
Она и вправду начинает расстегивать блузку, совершенно наплевав на витрину от пола до потолка – ну и заметят, черт с ними! Когда он совал ей в рот член, никто не почесался!
Раздеться – это ошибка, понимает Энн, когда золотая пыльца растекается по открытой коже почти мгновенно. Но зудит еще сильнее, и Энн стягивает бюстгальтер, расстегивает юбку, чтобы почесать живот, а потом еще ниже…
И все кончается тем, что она стоит абсолютно обнаженная и покрытая золотом, как девушка Бонда в «Голдфингере» – среди шоколада, тоже покрытого сияющей пыльцой.
И вроде бы девушка Бонда от этого умерла!
Энн не успевает испугаться и подумать, как такое будет ощущаться – задохнуться под золотой краской, – ведь корка из пыльцы вдруг стягивает ее кожу в одних местах, рассекает в других, пережимает вены и выворачивает руки так, что трещат кости. Хочется кричать, но и горло сдавливается, сжимаясь все сильнее, и Энн понимает, что, похоже, сейчас умрет.
Ирн возвращается через полчаса – столько времени он потратил, чтобы найти еще шестерых.
Он проводит пальцами по резко очерченным скулам, по острым ключицам, по хрупким косточкам на бедрах очень-очень тонкой – невозможно, невероятно, недостижимо для человека – фигурки.
Энн поднимает к нему личико и улыбается ласке: раздвигает губы и демонстрирует треугольные мелкие зубки. Кожа у нее золотая, а за плечами – прозрачные стрекозиные крылышки.
– Ты моя самая красивая, – нежно говорит Ирн, любуясь эльфийкой. – Пойдем танцевать.
И колокольчик на двери звякает еще раз.
На полу лавки остается лежать гора отвратительно воняющих внутренностей: желудок, почки, печень и много-много метров кишок.
8. Кристина
– Неблагодарная мразь!
В чем-то Кристина с директрисой согласна.
– Отбившаяся от рук хулиганка!
А в этом нет.
– Эгоистка, нахалка, свинья! У Людмилы Сергеевны из-за тебя был гипертонический криз, вчера скорую вызывали!
Кристина чувствует себя виноватой.
– Школа и фонд могли бы рассчитывать хотя бы на лояльность, как ты думаешь? После всех наших стараний! Мы тебя выучили, воспитали – но это мы обязаны делать по закону, а мы просто из сил выбивались! Дали тебе шанс, взяли в поездку!
Формально Кристина получила ее в награду за победу в городской олимпиаде. Но не от города, а от фонда для одаренных школьников, поэтому в принципе здесь тоже есть доля правды.
– Мы надеялись, ты научишься чему-то, испытаешь благодарность и принесешь пользу школе! Но ты черт знает чем занималась! Сбежала от группы, трахалась небось с местными турками!
Кристина молчала, а Нинель Владимировна разогревалась, накручивала себя и теперь вышла на боевые децибелы. Кристина планировала и дальше держать рот на замке, но вот последнее было уже чересчур!
Она взметнула обиженно-яростный взгляд на устроившуюся за столом директрису. Кристина полчаса стояла перед ней, ноги отваливались, голова кружилась, но она не жаловалась. Она знала, на что шла. И догадывалась, что ей попадет. Но теперь…
Директриса поняла, что переступила грань, и прикрутила сияние своего нимба.
– В общем,
