В состоянии необходимой обороны - Фридрих Незнанский

Сейчас в моей жизни, очевидно, наступил как раз такой период затишья. В данный момент я ехал спозаранку в Южное Бутово, чтобы устроить дела гражданки Рожкиной. Какой ерундой только не приходится заниматься хорошим специалистам, когда они состоят на государственной службе, не желая пускаться в свободное плавание по волнам частного предпринимательства!.. Муж, которого себе выбрала эта замечательная гражданка, изрядно ей надоел тем, что постоянно не просыхал. Она задумала развестись с ним, а заодно и разменяться. Совершенно естественное, я бы сказал, желание. Сложность тут была одна – гражданин Рожкин, поскольку никогда не просыхал, был практически недееспособен. Он не мог ни зайти с женой в паспортный стол, ни поставить подпись в бумагах. Жена утверждала, что трезвым его можно застать, разве если вломиться к нему в квартиру в семь утра. А так рано госучреждения не работают… А тут еще помимо этих проблем гражданин Рожкин решил заупрямиться и ни развода, ни размена жене не давать. «Будешь, – говорит, – жить где жила». Кроме того, он желал компенсации за беспокойство. Что делать? Пришлось мне самому, по просьбе гражданки Рожкиной, уламывать ее бесполезного мужа. С этой целью я должен был наведаться к ним в квартиру с утра, так как несколько назначенных в более приемлемое время встреч с Рожкиным не состоялись, хотя он и клятвенно обещал. Но что-то каждый раз ему мешало…

Сверяясь с адресом, я припарковался у одной из высоток, похожей как две капли воды на все остальные высотки района. Белые и голубые коробочки. Ну кто так строит?! Не люблю я эти новые районы. Во-первых, не понимаю, как жители тут ориентируются. Во-вторых, какую-то тоску на меня подобные пейзажи нагоняют… Нет, я бы так жить не стал. Пейзажик угнетает больше, чем у Достоевского. День живешь, два живешь, а на третий уже так и хочется кого-нибудь топором промеж глаз тяпнуть или самому на осине удавиться, если найдешь, конечно, осину в таком микрорайоне…

Подъезд оказался замкнут, на двери висел новенький домофон. Вот еще одна новая московская мода. Толку в этих запорах… Разве что своих не пускать. А для того, кому надо проникнуть в дом, это не препятствие. Каждый дворовый мальчишка знает, как открыть магнитный замок.

Нужная мне тридцать девятая квартира не отзывалась. Я звонил и звонил. Нет ответа… Это уже настораживало… Надеюсь, Рожкин просто не может проснуться. Пришлось звонить к соседям.

– Кто там? – произнес противный женский голос.

– Откройте, пожалуйста, – начал я вежливо, – я к вашим соседям, в тридцать девятую…

– Вот туда и звоните, – отреагировала женщина сквозь хрип и сипение домофона и пропала.

Я позвонил в другую, проклиная людскую подозрительность.

– Кто?.. – На этот раз мужчина.

– Милиция!

– Я те щас покажу милицию! Повадились тут разные… Я всех милиционеров в районе знаю, я сам милиция! Вот я к тебе спущусь сейчас! – пригрозил он и отключился. Это уже нехорошо. А вдруг и впрямь выйдет? Я, конечно, понимаю, что в таких районах озвереешь от однообразия и скукоты, но мне-то надо было, несмотря ни на что, попасть внутрь!

На третий раз мне повезло – только я изготовился звонить, как дверь подъезда открылась и из дома вышел ребенок с ранцем на плече. Дверь он не захлопнул, – видимо, еще не научился по малолетству остерегаться всех и каждого… Я воспользовался этим обстоятельством, ловко просунув ботинок в зазор между дверью и косяком, и помешал двери закрыться.

Подъезд нужного мне дома выглядел вполне прилично. Побелку еще не успели изгадить, даже ряды почтовых ящиков выглядели более-менее презентабельно. Искомый алкоголик жил на втором этаже. Я долго звонил и стучал в деревянную дверь. Казалось, я перебудил весь подъезд, и все соседи настороженно прильнули к своим дверным глазкам… Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, что-то упало, зазвенело, раздались невнятные, но весьма злобные ругательства. Дверь открылась, и на меня уставилась синюшная физиономия, заросшая трехдневной щетиной.

– Рожкин? – спросил я строго и официально.

– Ну я-то, допустим, Рожкин, – отозвалась физиономия. – А вот ты кто?

– Юрий Гордеев. Адвокат вашей жены. Мы с вами должны были встретиться.

– А… Здорово. Заходи, адвокат!..

Я зашел, опасливо озираясь. В квартире стоял удушливый, кислый запах позавчерашних щей.

Хозяин проследовал на кухню, слышно было, как он там шумно пьет воду из-под крана.

– Выпить хошь? – осведомился он громко.

Я насторожился. В моих интересах было как раз никакой выпивки до подписания бумаг не допускать. Осторожно заглянув в комнату, я увидел там бардак и безобразие – скомканные газеты на полу и столе, тряпье на диване и кровати плюс какие-то не очухавшиеся еще со вчерашнего дня собутыльники. Сама жена Рожкина, приняв решение разводиться с мужем, съехала к родственникам, к матери кажется. Теперь Рожкин, видимо, вовсю наслаждался свободой.

– А… Может, мы сначала по делу? – предложил я, проходя в кухню, где Рожкин уже чем-то деловито звенел. Ну так я и думал – наполняет стопки. Одну стопку он сунул мне в руку – граненую, толстого стекла, неприятно липкую и грязную.

– Ну, – сказал он, – будем! – И потянулся чокнуться. Выпил, сморщившись, запустил пальцы в банку, где в мутном рассоле плавал последний огурец.

– Жена солила, – поделился он со мной с гордостью. – Кончились все… Ты жену мою знаешь?

Так, думаю. Приехали.

– Я адвокат Гордеев. Пришел. К вам. По делу. С поручением от вашей жены. Вы ей обещали заявление подписать.

– Да помню я, адвокат… Ты думаешь, я не понимаю ничего? А я все понимаю, – хитро прищурился Рожкин и покачал у меня перед лицом искривленным, заскорузлым пальцем. – Только ты зря приехал. Шиш ей выйдет с маслом. А где она сама шляется-то?

Я почувствовал, что пора брать быка за рога, так как Рожкин, кажется, на одной стопке не собирался останавливаться.

– Я приехал специально договориться, на каких условиях вы согласились бы с нами сотрудничать. Я со своей стороны мог бы позаботиться о защите ваших интересов, несмотря на то что я адвокат вашей жены.

– Чего надо-то? – спросил Рожкин, жуя огурец.

– Мне необходима пока только ваша подпись под заявлением… И еще несколькими бумагами. Собственно, по установленному порядку вы сами должны были бы пройти в ЖЭК и так далее, но я, зная, как вы заняты, договорился за вас, и они согласились принять документы без вашего личного присутствия.

– Еще чего! – отреагировал Рожкин. – Никогда я бумаг не подписывал и не буду! Чего эта змея еще удумала? Чего ей не хватает? Сладкой жизни захотела? А без моего согласия, значит, никак? Так я ей своего согласия не даю. Я ей полный законный муж, и она от меня никуда-а не денется. Не ндравится ей, вишь… Как она со мной – так и я с ней.

– У вас с женой совместная собственность. Она хочет разменяться, чтобы у каждого было по квартире. И вам хорошо будет, никто не будет мешать…

– Еще чего. Никуда я отсюда не поеду. Мне и тут хорошо. А она где хочет, там пущай и живет. Вот вернется только – уж я ей покажу, где раки зимуют… вертихвостка. Я ради этой… паскуды и пальцем не пошевелю. Она меня кипятком обварила!

– В каком смысле? – спросил я, несколько обалдев.

– А так, схватила с плиты кастрюлю и плеснула в лицо, чуть глаза меня не лишила!..

– За что это она вас?

– А, я ее бить хотел… – пояснил Рожкин. – А что? Житейское дело… Нет, ты не думай, мы иногда и мирно жили… Ты чего не пьешь? – спросил он подозрительно. – Подпоить меня хочешь?.. Я трех таких, как ты, перепью! Думаете, Степан ничего не видит, не понимает, его можно вокруг пальца обвести! А что мне, к примеру, за это будет, если я вдруг да соглашусь? А?.. Отпущу бабу свою и по-христиански – живи, мол…

Тут я понял, что формальности пора прекращать. Да и чего я хожу вокруг да около, как в первый раз, честное слово?

– За причиненное вам беспокойство мы готовы выплатить соответствующую компенсацию, – сказал я, значительно заглядывая ему в глаза.

Расчет оказался точен – в глазах Рожкина я заметил заинтересованность. Наверняка финансы его на исходе, а выпивать на что-то сегодня и завтра надо продолжать…

– Взяток не беру, – предупредил он, борясь с собой.

– Ну что вы, какая взятка. Вот если бы вы мне давали – вот это была бы взятка. Я при исполнении.

– Беру только взаймы, – сказал щепетильный Рожкин. После чего стал неистово торговаться. Я основательно опустошил собственный карман – в обмен на долгожданную подпись. Эх, было бы дело чуть серьезней, не миновать бы мне судебного разбирательства…

– Хорошо, – говорил Рожкин, пересчитывая послюненным пальцем бумажки. – Разве я не понимаю, что ж я, не человек… Вот и расстанемся по-хорошему, по-христиански, и пусть идет с миром… Вот эта бумажка почему рваная? Рваных мне не надо, у меня их в магазине не берут…

Наконец, произведя подсчет, Рожкин изготовился выполнить свою часть устного договора. Однако на том мытарства мои не кончились. Руки у Рожкина, что совершенно понятно, изрядно дрожали, так что мне пришлось заставить его сперва долго тренироваться на куске газеты. Время от времени он порывался еще выпить, но я хватал его за рукав, грозил отобрать деньги. Рожкин пыхтел, выводя закорючки, отрабатывал гонорар.