Время смеется последним - Дженнифер Иган

— Ты про голову? Не прошла пока, — ответил он.

Они все еще катались по Крандейлу, бесцельно колесили между особняками (с тех пор как они решили «делать что-нибудь другое», бесцельно колесить приходилось много). Перед каждым особняком лужайка, чуть ли не на каждой лужайке играют четверо-пятеро детишек, все светловолосые и все в костюмчиках от Ральфа Лорена — глядя сейчас на этих детишек, Бенни видел еще яснее, чем раньше, что у него не было ни малейшего шанса здесь прижиться: слишком он смугл и лохмат для этого рая, и никакое мытье-бритье тут не поможет. Зато Стефани быстро нашла себе партнершу по теннису и выбилась в число лучших теннисисток местного клуба.

— Крис, — сказал Бенни. — Мне тут надо заехать к двум девушкам… Ну, тетенькам. Солисткам из одной группы. Я, правда, собирался к ним позже, но если тебе интересно, мы могли бы…

— Ага, интересно.

— Правда?

— Ага.

Поди разберись: то ли сын старается ему угодить — а доктор Бит уверял, что он старается, и даже очень, — то ли правда золото подстегивает любопытство и Крис внезапно заинтересовался отцовской работой. Он, конечно, вырос среди рок-групп, но все равно его поколение — это уже другие дети, привычные к пиратской продукции, для них слова «лейбл», «копирайт», «авторское право» — пустой звук. Хотя Криса и его ровесников винить не в чем, Бенни это прекрасно понимал: угробившие музыкальный бизнес мародеры явились поколением раньше, они теперь взрослые дяди. Но он все же пытался следовать совету доктора Бита и не грузить Криса своими проблемами, а вместо этого чаще слушать с сыном музыку, которая нравится им обоим. Поэтому всю дорогу до Маунт-Вернона он гонял Perl Jam.

Сестры Stop/Go жили с родителями в большом обветшалом пригородном доме, окруженном старыми деревьями. Бенни был здесь однажды года два-три назад, когда только их нашел. Потом он передал их своим помощникам — одному, другому, третьему — и ничего, ноль. Выбираясь сейчас из машины, он вспоминал, с какими надеждами ехал сюда впервые, и злился так, что аж стучало в висках: какого хрена, неужто за столько времени нельзя было выдать хоть какой-то результат?

Саша ждала их с Крисом у дверей. Когда Бенни ей позвонил, она поехала на Центральный вокзал, села на поезд и каким-то образом добралась до места раньше их.

— Приветище! — улыбнулась Саша и взъерошила Крису волосы. Она знала его чуть не со дня его рождения, даже иногда бегала в «Дуэйн Рид» за памперсами и пустышками. Бенни посмотрел на Сашину грудь. Никаких эмоций. Во всяком случае, чувственных — из прочих он как раз испытывал к ней прилив искренней благодарности, по контрасту с приливом злости на остальных своих помощников, запоровших такое простое задание.

Они помолчали. Желтый свет падал сквозь листву, будто изрезанную ножницами. Бенни перевел взгляд с Сашиной груди на Сашино лицо, скуластое и зеленоглазое. У нее были вьющиеся волосы, то рыжие, то фиолетовые, смотря по времени года, — сейчас рыжие. Она улыбалась Крису, но внутри ее улыбки Бенни мерещилось беспокойство. Бенни редко задумывался, чем она живет, вообще мало что о ней знал. Ну, догадывался, что у нее иногда бывают бойфренды — появляются, потом исчезают, — но особо не вникал: в первые годы из уважения к ее личной свободе, а потом просто стало неинтересно. Однако сейчас, стоя на пороге чужого дома, Бенни поглядывал на Сашу с любопытством. Когда он познакомился с ней в «Пирамиде» на концерте «Кондуитов», Саша была еще студенткой — значит, сейчас ей уже точно за тридцать. А почему замуж не вышла? Не завела ребенка, в конце концов? Ему вдруг показалась, что она постарела. Или он просто давно не смотрел на ее лицо?

— Ты что? — спросила Саша.

— Ничего. — Бенни отвел взгляд.

— Как себя чувствуешь?

— Лучше не бывает, — ответил он и забарабанил в дверь.

Сестры выглядели великолепно — если не вчерашние школьницы, то как минимум вчерашние студентки, особенно если допустить, что они брали академ на годик-другой или, скажем, пару раз меняли колледж. Старшая — Чандра, младшая — Луиза. Их черные волосы были гладко зачесаны назад, глаза сияли, и оказалось, что у них тьма-тьмущая новых композиций! Бенни, готовый поубивать своих бездарных помощничков, злился все сильнее, но это была бодрящая, мобилизующая злость. Сестры трепетали, понимая, что визит Бенни Салазара — их последняя и единственная надежда, нервная дрожь витала в воздухе. В прошлый раз, когда Бенни к ним приезжал, Луизина дочь Оливия каталась перед домом на трехколесном велосипеде, а сейчас на ней джинсики в обтяжку и сверкающая диадема — судя по всему, не детская игрушка, а какой-то модный аксессуар. Когда Оливия вошла в комнату, Крис весь подобрался, будто она факир, а у него внутри змея в корзине и эта змея проснулась.

Они гуськом спустились по узкой лестнице в подвальный этаж — в домашнюю студию звукозаписи, которую отец устроил для своих дочерей много лет назад. Студия была целиком, включая пол и потолок, обита лохматым оранжевым ковром. Опускаясь на единственный стул, Бенни одобрительно покосился на ковбелл.

— Сделать тебе кофе? — спросила Саша.

Чандра повела ее куда-то наверх, где варят кофе. Луиза села за клавиши, и полилась музыка, сперва негромкая. Оливия подошла к бонго, начала постукивать ладонью по кожаной мембране. Крису она вручила тамбурин, и он, к удивлению отца, тут же подключился — ударял по нему вполне ритмично. А что, подумал Бенни, славно. День вдруг начал складываться совсем неплохо. Кому, собственно, мешает, что у солистки дочь, которой скоро десять? Никому. Можно ее тоже ввести в группу — будет третья сестричка. Заодно слегка омолодим состав. И Криса запишем в родственники. Только им с Оливией придется поменяться инструментами, а то мальчик с тамбурином как-то не очень..

Вернулась Саша с кофе, и Бенни, выудив из кармана красную шкатулочку, бросил в чашку щепотку золотых хлопьев. От первого глотка ощущение удовольствия заполнило его сразу целиком, как снежинки заполняют небо. Черт, как хорошо! Нечего было полагаться во всем на помощников, давно бы уже сам приехал, посмотрел и послушал, как делается музыка, — в этом же вся соль! Когда есть люди, есть инструменты, есть старенькая заезженная аппаратура — и вдруг из всего этого выстраивается что-то цельное — рождается живой звук. Сестры, стоя за клавишами уже вдвоем, наигрывали свои мелодии, Бенни трепетал от предвкушения. Что-то должно случиться, вот прямо здесь и сейчас — он знал это точно, чувствовал легкое покалывание на руках и в груди.

— У вас же на нем стоит Pro Tools? — Он кивнул на ноутбук, раскрытый на столе среди инструментов. — И микрофоны подключены? Может, запишем пару треков не отходя от кассы?

Сестры заглянули в экран, кивнули. Да, все готово к записи.

— С вокалом? — спросила Чандра.

— Непременно, — сказал Бенни. — Всё вместе! Такого шороху наведем — у вашего дома крышу снесет.

Саша стояла возле стула Бенни, справа. В набитой людьми комнатушке становилось все жарче. Вдруг пахнуло абрикосом: это были духи, которыми Саша пользовалась много лет, а может, не духи, а туалетная вода или лосьон, и Бенни вдохнул этот запах — абрикосовую сладость вместе с горечью вокруг косточки. И в ту же секунду его пенис подскочил, как старый пес от пинка, и он сам от изумления чуть не подскочил на стуле, но взял себя в руки. Не спеши, приказал он себе, пусть все идет своим чередом. Не спугни.

Сестры наконец запели. Их хрипловатые, будто шершавые голоса перемешивались с воем, звоном и грохотом их инструментов — эти звуки всколыхнули в Бенни что-то глубинное, глубже любых оценок и восторгов, они лились прямо в его тело, и тело тут же отозвалось пронзительной дрожью. Эрекция — впервые за столько месяцев, и это при том, что Саша уже двенадцать лет с ним рядом — наверное, потому он и не видел ее, что рядом, — прямо как в романах девятнадцатого века, которые считаются «дамскими», Бенни даже приходилось в свое время читать их тайно. Он схватил ковбелл и стал бить по нему палочкой, лихорадочно и самозабвенно. Музыка заполнила его рот, уши, грудную клетку — или это его собственный пульс? Или это огонь?

И тут, на вершине всепожирающего блаженства, Бенни вдруг вспомнилось, как он однажды прочел переписку двух своих сотрудников, скопированную ему по ошибке, и узнал, как они называют его между собой: «Колтун». О боже. Унижение при виде этого слова захлестнуло Бенни в одну секунду. Он не знал точно, что имелось в виду: что он волосат? Да, правда. Грязен и неопрятен? Ложь! Или в гадкую кличку вкладывался буквальный смысл и он таки похож на колтун, какие ему приходилось выстригать у Сильфы, кошки Стефани, — а если не выстригал, то Сильфа выгрызала их сама, а потом отрыгивала гадкие скользкие комки шерсти на ковер? В тот же день Бенни коротко постригся и собирался еще сделать восковую эпиляцию спины и рук, но Стефани отговорила: ночью в постели она гладила прохладными пальцами его плечи и повторяла, что любит его таким как есть и что в мире и так уже полно мужиков с лысыми от эпиляции телами.