Записки балерины Санкт-Петербургского Большого театра. 1867–1884 - Екатерина Оттовна Вазем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От Волковой я перешла в класс к Льву Ивановичу Иванову,[22] известному артисту, режиссеру и балетмейстеру, но у него далеко в смысле успехов не пошла. На уроках я ленилась и шалила, тем более, что стояла в самом последнем ряду танцующих. Л. И. Иванов никогда не был хорошим педагогом — главным образом вследствие природной мягкости и апатичности своего характера. Он не был способен заставить учиться и не умел поддерживать дисциплину. Мои отметки по танцам были в то время очень невысоки, и П. С. Федоров угрожал мне даже увольнением через год, если я не исправлюсь.
Преподавание балетных танцев производилось тогда приблизительно так же и в той же постепенности, как это делается и теперь. В младшем классе проходился элементарный экзерсис у палки и на середине зала.
Мое серьезное учение началось только после перехода в средний класс к Алексею Николаевичу Богданову,[23] впоследствии балетному режиссеру. Здесь экзерсис был посложнее. Мы проходили разные позы, арабески,[24] аттитюды,[25] нетрудные танцовальные темпы. Число движений увеличивалось — начинались движения на полупальцах.
Богданов являлся отличным учителем. Прекрасно распоряжаясь танцующей массой учениц, он замечал достоинства и недостатки всех и умел внимательно за всем следить. Он сразу заметил меня, поставил в первую линию и этим как бы поощрил меня. Действительно, я стала учиться весьма старательно. Скоро моя подруга К. И. Канцырева[26] и я стали лучшими ученицами, и Богданов, в виде Награды за хорошие успехи, стал часто приносить нам сладкие булки — штрицели, а однажды даже подарил маленькие золотые колечки, изображавшие крест, якорь и незабудку.
У Богданова я училась сравнительно недолго и перешла в старший класс к французу Гюге,[27] превосходному учителю танцев, которому главным образом я обязана всей своей последующей артистической карьерой. Гюге сразу оценил мои способности и направил их развитие должным образом. Мне тогда было лет четырнадцать.
Гюге принимал в свой класс только лучших учениц, которых можно было подготовить к занятию ответственных мест на сцене. Менее способные воспитанницы, предназначавшиеся только к ансамблевым танцам, обучались другим преподавателем, и их класс был несравненно проще. Своих будущих учениц Гюге подбирал как по экзаменационным отметкам, так и путем личного выбора, неизменно присутствуя на всех экзаменах. В старшем классе происходила окончательная подготовка танцовщиц к сцене. Здесь они проходили высшую хореграфическую премудрость, постижение которой необходимо артистке образцового балетного театра, здесь определялись хореграфический жанр той или иной ученицы и объем танцовальных возможностей будущей артистки.
Глава 2. Школьный быт и товарищи. — Училищные спектакли. — Мои первые сценические шаги
Петербургское театральное училище в 50-х и 60-х годах прошлого столетия помещалось там же, где и теперь, — в верхних этажах дома театральной дирекции на Театральной улице. Кажется, и расположение комнат с тех пор осталось без изменения.
Жизнь наша в училище, как водится, протекала по расписанию. Утром, встав от сна, пили чай с небольшой дозой синеватого, разбавленного водой молока и неизменными двумя булками: одной маленькой сладкой и другой обыкновенной полуторакопеечной.
После чая имел место один общеобразовательный урок, а затем следовал танцовальный класс, после которого мы «завтракали», если можно назвать завтраком полуторакопеечную булку и кусок черного хлеба. Желавшим иметь собственный чай предоставлялся кипяток. Впрочем, в последние годы перед выпуском нескольким лучшим ученицам (в том числе и мне) ежедневно, для подкрепления сил. после урока танцев давали по рюмке хереса, а затем — бифштекс с картофелем. Обыкновенно горничная приносила из кухни, помещавшейся в самом верхнем этаже, в столовую (т. е. этажом ниже) эти бифштексы уже разложенными на тарелках, причем последние, для удобства носки, клали друг на друга. Понятно, все старались получить верхний слой стопки тарелок. В великом посту мясо заменялось селедками.
Позавтракав, мы отправлялись на происходившие в помещении училища балетные репетиции, независимо от того, были ли сами заняты в них, или нет. Присутствие воспитанниц на всех репетициях было обязательно. Сидя на полу, мы наблюдали за танцующими и, прислушиваясь к разным замечаниям, делавшимся артистам балетмейстером, невольно запоминали все «па» и сцены так, что могли сами повторить все виденное, что мы обычно и делали.
После репетиции мы получали обед из трех блюд, довольно скудный по объему порций и очень однообразный. Из подававшихся блюд я, между прочим, запомнила, в качестве сладкого, жареную тыкву, которой нас пичкали в продолжение чуть ли не целого года, так как нашему эконому удалось приобрести по дешевой цене целую партию тыкв, которыми он нас и потчевал.
После обеда шли снова уроки общеобразовательных предметов, а после пяти мы были свободны до самого ужина, представлявшего собою ухудшенное повторение обеда. После ужина ложились спать. Довольно часто проводили вечера в театрах — в специально нам предоставленных ложах (из числа непроданных).
Как читатель мог видеть, наше питание не было очень сытным. Поэтому воспитанницы старались (конечно, втайне от классных дам) восполнить этот недостаток, кто чем мог. Дорогих яств покупать было не на что. Довольствовались печеной брюквой, сушеным в печной трубе хлебом, покупали на уличных лотках пряники, толокно с квасом и т. д. Особенным же успехом у нас пользовались селедки.
В свободное время мы изрядно шалили. Я была большой шалуньей, и все классные дамы уже наверное знали, в случае происшедшей среди воспитанниц какой-нибудь «истории», Что в ней участвовала «Катенька Вазем». Но главным нашим развлечением были танцы. Много с нами занимались старшие воспитанницы, но чаще всего мы тан-цовали одни, повторяя виденное на репетициях. Помнится, я в детстве очень любила роли королев и старалась всегда их играть, причем для большего эффекта вместо короны надевала на голову чалму, сделанную из казенного синего платка. В этих импровизированных дивертисментах я танцовала партии балерин, причем моим неизменным «кавалером» являлась моя подруга Леонович, отличавшаяся удивительной для ее возраста силой> которая позволяла ей не только «поддерживать» меня, но даже поднимать на воздух.
Рассказав об этих хореграфических упражнениях, не могу обойти молчанием один случай, едва не окончившийся для меня трагически. Незадолго до польского восстания 1863 г., когда политическая атмосфера была чрезвычайно сгущена, а
