У истоков древнерусской народности - Петр Третьяков

Для того чтобы понять и объяснить все эти явления исторической и культурной жизни по их нередко очень бледным следам в археологических источниках, необходимо собрать особенно большой фактический материал, относящийся к древним славянам, значительно превышающий то, чем сейчас располагает археология.

Одно время, особенно в 40—начале 50-х годов нашего века, значительным признанием пользовалась славянская этногенетическая гипотеза польского археолога Й. Косшевского, послужившая одним из оснований «висло-одерской теории». По его мнению, древнейшими славянами были племена позднего бронзового и раннего железного века (XIII–IV вв. до н. э.), известные археологам по древностям лужицкой культуры, одной из наиболее ярких среднеевропейских культур того времени. Лужицкие племена были хорошо знакомы с земледелием, скотоводством и обработкой металлов. Их древностями являются остатки поселений, нередко укрепленных валами и рвами, и могильники с трупосожжениями. Свое условное название они получили от Лужицы — старинной западнославянской земли.

Старейший центр формирования лужицких племен, по мысли Й. Косшевского, лежал на западе — в междуречье Одера и Вислы, где находились поселения их предшественников и предков предлужицких и унетицких племен. Отсюда лужицкие племена стали распространяться якобы в восточном направлении, поглощая местное население Повисленья, известное по древностям тшинецкой культуры, получившей свое название от древнего поселения в Тшинце в Среднем Повисленье.

В последующий период, уже во второй половине I тыс. до н. э., в среде позднелужицких племен произошли заметные изменения, связанные с передвижением северных, поморских, племен на юг и юго-восток. Через некоторое время племена Повисленья, смешавшиеся с пришельцами, оказались под сильным влиянием культуры кельтов. В итоге всего этого у населения Повисленья возникла пшеворская культура последних веков до нашей эры и начала нашей эры (по г. Пшеворску в бассейне Сана), которую некоторые исследователи связывали с историческими венедами-славянами. Из тех же элементов — позднелужицких и поморских плюс влияние кельтской культуры — на юго-восточных окраинах образовалась культура зарубинецких племен, продвинувшихся во II в. до н. э. на Средний Днепр и положивших начало днепровским славянам.[13] Свое археологическое имя эти племена получили по могильнику у с. Зарубинцы, расположенному на правом берегу Днепра южнее Киева.

Последовательными защитниками «висло-одерской теории» были многие польские археологи, в частности К. Яджевский, автор «Атласа происхождения славян» и других исследований, посвященных славянским древностям. Чехословацкий археолог Я. Филип в книге «Начало славянского населения в Чехословакии», вышедшей в конце 40-х годов, привел 38 доказательств славянства лужицких племен.[14]

Несколько иначе представлял себе картину происхождения славян известный польский славист Т. Лер-Сплавинский. Он полагал, что лужицкая культура не была славянской, а принадлежала мощной индоевропейской группировке, исчезнувшей еще в древности, но сыгравшей значительную роль в европейском этногенезисе. Продвигаясь из Висло-Одерской области на восток, лужицкие племена, по мысли Т. Лер-Сплавинского, легли суперстратом на западные группировки неразделившихся балто-славянских племен (тшинецких и др.). В результате из смешения лужицких и местных элементов возникли славяне, отделившиеся тем самым от балтов, не испытавших на себе лужицкого влияния. Последующую судьбу древних славян, по археологическим данным, Т. Лер-Сплавинский изображал в основных чертах так же, как и Й. Косшевский. В пшеворских племенах он тоже видел древних славян-венедов.[15]

Но в ходе дальнейших исследований в «висло-одерской теории», во всех ее вариантах, обнаружились глубокие трещины. Оказалось, что мысль о сложении лужицких племен в Висло-Одерской области и о продвижении их оттуда на восток далеко не бесспорна. Уточнение хронологии лужицких древностей показало, что их западная (западнопольская) группа отнюдь не являлась старейшей. Лужицкие племена не были в свое время суперстратом, перекрывшим тшинецкий массив, они не смешались с тшинецкими племенами, а скорее всего являлись их потомками. Земли на запад от Вислы были заняты ими несколько позднее. Другими словами, процесс шел совсем иначе, чем предполагают Й. Косшевский и его последователи.

Выяснилось также, что поселения тшинецких племен в третьей четверти II тыс. до н. э. имелись не только в границах бассейна Вислы, но и простирались далее на восток, вплоть до Среднего Днепра (рис. 2).

Рис. 2. Распространение древностей тшинецкой (тшинецко-комаровской) культуры II тыс. до н. э. (по А. Гардавскому и С. С. Березанской).

Следовательно, тшинецкие племена занимали ту самую область, которая на основании других данных выступает как древнеславянская. Все это породило мысль о том, что именно тшинецкие племена являлись древнейшими славянами или их важнейшим компонентом. В конце 40-х годов впервые за такое решение вопроса высказался польский археолог С. Носек. В настоящее время исследования в данном направлении ведут А. Гардавский, некоторые другие польские ученые и украинские археологи А. И. Тереножкин, С. С. Березанская, И. К. Свешников и др.[16] Некоторые предварительные итоги первого этапа этих исследований были подведены в книге ученика Л. Нидерле — известного чехословацкого археолога-слависта Я. Айзнера, умершего в 1967 г.[17]

Дальнейшее развитие культуры у племен восточной части тшинецкого массива шло несколько иначе, чем на западе, не по лужицкому, а по-иному пути. В конце II тыс. до н. э. на основе тшинецкой культуры здесь сложилась преемственно связанная с ней так называемая белогрудовская культура, во многом близкая лужицкой, также земледельческо-скотоводческая, но имевшая и свои специфические особенности в материальной культуре. Поздний этап белогрудовской культуры, относящийся к раннему железному периоду — VIII–VII вв. до н. э., получил название чернолесской культуры по имени городища Черный Лес в бассейне р. Ингулец, правого притока Днепра. Во второй четверти I тыс. н. э. чернолесские племена, по мысли А. Н. Тереножкина, попали в границы скифского объединения, что оказало большое влияние на их жизнь и культуру и еще более обособило их от западной группы раннеславянских племен.

Иначе представляется сейчас и вопрос о пшеворских племенах, в которых пытались видеть исторических венедов. Одним из их северных компонентов кроме поморских племен было, по-видимому, население, продвинувшееся на юг из Ютландии или низовьев Эльбы, которое не могло быть не кем иным, как древними германцами, отдельными их группировками. Перед польской археологией стоит сейчас задача дифференциации пшеворского археологического массива, разделения его на две части — славянскую (венедскую) и германскую. Речь идет при этом не о территориальном размежевании, разделении пшеворского ареала на две области, а о выделении славянских и германских древностей нередко в одних и тех же пределах, так как в это время — в конце I тыс. до н. э. и в начале н. э. — славянские и особенно германские племена находились в движении, жили чересполосно, их расположение менялось, элементы культуры смешивались.

Задача эта очень сложная и трудоемкая. Критерии для разделения фонда пшеворских древностей на славянские и германские предстоит искать среди таких элементов культуры, которые до сих пор считались второстепенными, малозначащими. Возможно, что они отыщутся не столько в инвентаре могильников, где нередко очень сильны латенские (кельтские) элементы, нивелирующие культуру германцев и славян, сколько среди материалов из раскопок поселений — среди бытовых вещей, в приемах домостроительства и др. А последние исследованы еще далеко не достаточно.

Кажется, значительно благополучнее обстоит дело с древностями зарубинецких племен, в отличие от пшеворских весьма однообразными на всей обширной территории их распространения между верховьями Западного Буга и Средним Днепром. Зарубинецкая культура сложилась ко II в. до н. э., после того как под ударами сарматов в Поднепровье рухнула скифская оседлость, прекратилась жизнь на больших городищах скифской поры. Главные центры формирования зарубинецкой культуры находились, по-видимому, в западной части указанной территории: у верховьев Днестра и Западного Буга, по правым притокам Верхней Припяти. В предыдущий период скифское влияние ощущалось здесь слабее, чем в Поднепровье; сюда проникли из Повисленья поморские племена, упомянутые выше в связи с пшеворской тематикой. Здесь ощущалась близость земли кельтов и их яркой культуры, а также близость земли фракийцев. Западные и южные черты— поморокие, кельтские (латенские) и дако-фракийские — отчетливо представлены в культуре зарубинецких племен. Наконец, следует думать, что предки зарубинецкого населения не пострадали во время сарматского разгрома, постигшего области Среднего Поднепровья. Вскоре, еще в рамках II в. до н. э., зарубинецкие племена расширили свою территорию на восток, вплоть до Днепра и низовьев Десны, и как бы восстановили на новой основе ту картину, которая существовала здесь в доскифское время.[18]