Как в кино не будет - Светлана Бестужева

- Достал ты эту доску?

Голос принадлежал Ивану.

- Не, не успел. Все время народ колготился, то в кухне, то в ванной. Мне не с руки было.

- Дурак! Заперся бы, пустил воду, а сам вытащил бы иконку, да и вынес бы под полой... Крутишь ты что-то. Не иначе, все себе хочешь забрать.

- Может, и хочу. Только у меня надежных покупателей нет пока.

- Завтра приду в это же время. Чтобы все сделал.

- Сделаю, не волнуйся.

Дверь снова открылась и закрылась. Послышались удаляющиеся по коридору шаги Ильи. А я все еще сидела в оцепенении и мучительно размышляла: о какой иконе шла речь? Что на сей раз затеяли "братья-разбойники". И вдруг меня осенило: это же икона Лидии Эдуардовны. Они ее прятали прямо в квартире, до лучших времен. А теперь, видно, нашли хорошего покупателя, вот и торопятся вынести. А Илья, хоть и ловкий парень, но соображает туговато. Не нашел времени, чтобы без свидетелей в ванную зайти. Ничего, зато я найду.

Я сползла со своей коляски и по-пластунски двинулась в коридор. Добралась до комнаты Френкелей, поскреблась в нее. Семен спал чутко, сам жаловался. Поэтому через минуту он открыл дверь и в недоумении замер на пороге. Потом глянул вниз.

Я приложила палец к губам, потом сделала знак рукой и поползла в сторону кухни. Ошалевший Семен крался за мной, даже не пытаясь помочь.

В кухне я шепотом велела ему закрыть обе двери, в коридорчик и в саму кухню. А потом также шепотом сказала:

- Иди в ванную, там, в старой трубе должен быть сверток. Достань его, пожалуйста.

- Ты в своем уме? -- обозлился Семен.

- В своем, в своем, -- успокоила его я и быстро посвятила в суть дела. Семен слегка свистнул и кошкой метнулся в ванную. Там когда-то, еще до войны стояла дровяная колонка. Потом провели газ, колонку убрали, а отверстие для трубы осталось. При желании там можно было спрятать средних размеров радиоприемник.

Через минуту Семка вернулся с газетным свертком в руках. Я тем временем не без труда перебралась на табуретку у окна. Мы развернули бумагу и в тусклом свете уличного фонаря увидели знакомую нам обоим икону. Бесценный Николай-угодник, единственная ценность Лидии Эдуардовны.

- Что это вы тут затеяли? -- негромкий голос бабы Фроси заставил меня подскочить от неожиданности.

- Да вот Регинка икону нашла, -- как нечто само собой разумеющееся объяснил Семен.-То-то наша баронесса обрадуется.

Пришлось коротко объяснить все и бабе Фросе. Она выслушала-и протянула руку.

- Пока этот ирод не съехал, я это у себя спрячу. Ко мне не сунется. А то, чего доброго, он со зла такого наворочает, сам не рад будет...

Что ж, она была права. Мы с Семеном разошлись по своим комнатам. Точнее, он отнес меня на руках в мою коляску, а уж потом проскользнул к себе. Весь следующий день я не без удовольствия наблюдала ошарашенную физиономию Ильи. Ночного разговора с Иваном, правда, не слышала-спала. Но об итогах догадалась сразу, едва увидела роскошный, новенький, отливавший перламутром синяк под глазом у соседа. С этим украшением он из родительского дома, наконец, убрался. А мы с бабой Фросей отправились к Лидии Эдуардовне и без лишних слов вернули ей икону. Чем, в полном смысле слова, вернули к жизни: почти не поднимавшаяся с постели со времени пропажи своей реликвии наша баронесса уже на следующий день самостоятельно вышла на кухню, а потом вообще вернулась к прежнему образу жизни.

И я-тоже. А в моей обычной жизни никаких ярких событий не происходило. На машинке печатать я в свое время выучилась и теперь зарабатывала себе на жизнь переводами для одного научного журнала. Тексты были скучными, платили до обидного мало, но все-таки эти деньги составляли довольно ощутимую прибавку к моей инвалидской пенсии. А после папиной смерти мы с мамой считали не рубли-копейки. Сбережений мои родители отродясь не делали, да и моя болезнь стоила им, прямо скажем, немало. По меркам нашей квартиры мы, правда, жили средне. По меркам более общим-ниже среднего уровня. Но ведь мне были не нужны ни обувь, ни новые тряпки. Тем более что я и из дома-то выходила в исключительных случаях.

Точнее сказать, не выходила, а меня выносили и усаживали на лавочку во дворе. Потом следом вытаскивали коляску и пересаживали меня в нее. Для всех этих сложных манипуляций был необходим мужчина, плюс теплая и сухая погода. Сначала этим занимался папа, а когда его не стало-Семка. Но уж тут, ко всему прочему, он должен был находиться дома в дневное время-редкость чрезвычайная. Так что после папиной смерти я бывала на воздухе в среднем три-четыре раза в год. И если честно-не очень-то любила эти "выходы в свет": терпеть не могу, когда меня жалеют.

В восьмидесятом году, как раз перед Олимпиадой, слегла баба Фрося, никогда и ничем не болевшая. Слегла-и уже не встала. А буквально за несколько часов до смерти, когда я заехала в своем кресле к ней проведать, шепнула мне:

- Боюсь, что умру и все прахом пойдет. Ты девка разумная, да и из квартиры, почитай, не уходишь. Так вот, на самый-самый крайний случай, если с кем из вас большая беда будет, запомни: в чулане при кухне, в том углу, где железный лист прибит, я еще в семнадцатом году спрятала пять тысяч царских золотых. Покойный хозяин мне их отдал, когда обыски начались. Прислугу-то не трогали. Да и потом... любили мы с ним друг друга. Сильно любили, потому я в девках и осталась, его помнила. Я спрятала, конечно, а он через месяц после этого умер. Только помни: в самом крайнем случае. И никому ничего не говори. А в мою комнату теперь уже никого не поселят, точно знаю. Все, устала я. Иди с Богом, ты ведь мне тоже как внучка была, может, даже ближе, чем остальные-то... Иди уж...

Баба Фрося умерла так же, как и жила: думая о других. С вечера, неизвестно откуда взяв для этого силы, встала, умылась, оделась во все новое, приготовила свечку и снова легла в постель. Утром мы нашли ее уже без дыхания.

Глава четвертая. Нехорошая квартира.

Несмотря на все эти малоприятные происшествия, я, до поры до времени, считала, что ничего сверхъестественного в нашей квартире не происходило. Так, коловращение жизни, смена поколений. Но вот Ирина категорически утверждала: квартира, мягко говоря, нехорошая. И, едва выйдя из отроческого возраста, поставила себе цель: любой ценой выбраться из нашей квартиры.

Ребенком-то она наше жилище воспринимала спокойно: почти все наши школьные подружки жили в таких же арбатских коммуналках. У нас еще было, пожалуй, потише, чем у других. Но чем старше она становилась, тем тяжелее переносила домашний очаг. Особенно болезненно она воспринимала мою скрюченную фигуру в коляске. Если бы я не знала Ирину так хорошо, то пожалуй бы, решила, что она мною брезгует. Как раздавленной кошкой на мостовой.

Конечно, это было не так. Просто жизнь у самой Ирины с каждым днем становилась... не труднее, нет, но ожесточеннее, что ли. А когда умерла баба Фрося, то моей подруге стало просто невмоготу. Старуха еще как-то разряжала атмосферу, а без нее стало нечем дышать. Баба Маша, родная бабка Ирины, никогда не отличалась легким характером, но с возрастом начала терять чувство меры вообще.

Во сколько бы ни вернулась Ирина домой, она тут же попадала под перекрестный допрос: "Где была?" "С кем была?" "Надеюсь, глупостей не наделала?" А заканчивалось все одинаково: "Принесешь в подоле, как твоя мать, - выгоню из дома!"

Надо отдать должное Ирке: она терпела, сколько могла. Даже тогда, когда бабка залепила ей в моем присутствии: "Лучше бы тебя парализовало, как Регину, все спокойнее бы мне было!", даже тогда, повторяю, наорала на Марию Степановну я, а не Ирина. Она просто молча повернулась и ушла. Вернулась через несколько дней, что, естественно, ее отношения с бабкой не улучшило никоим образом.

- Ты бы вышла замуж, - посоветовала я ей как-то в один из тех редких вечеров, когда она сидела дома и была расположена со мною беседовать. Нельзя же жить в такой атмосфере - так и спятить недолго. У тебя же поклонников полно. Олег, например, просто сохнет по тебе уж который год. Чем не жених?

- Он-то жених, только я пока не невеста, - вздохнула Ирина. Понимаешь, у меня с ним уже все было и... Ну. Не нравится мне это, хоть убей. Кто придумал, что женщина от этого удовольствие получает? Сейчас немного притерпелась, а вначале б-р-р! Сплошной ужас! А Олег, конечно, хочет жениться - он же у меня первый. Я не готова. Не люблю его по-настоящему.

- Не мое дело советы давать, но можешь человека сделать абсолютно счастливым. Как в одной из кинокомедий говорил: "Жениться нужно на сироте". На мне, как ты понимаешь, никто не женится. А на тебе - сию же минуту.

- Перестань ерничать! У меня бабка есть, забыла? Впрочем, если я соглашусь выйти замуж за Олега, он должен будет благодарить за это в первую очередь ее. Достанет она меня окончательно - уйду замуж. Не в петлю же лезть?

Мария Степановна Ирку в конце-концов "достала" и свадьба, таким образом, состоялась. Ирина переехала к мужу в мастерскую. Но, по-видимому, в чем-то она оказалась права, приписывая нашей коммуналке магические свойства. Квартира "не захотела" ее отпустить: через два года первое замужество Ирины закончилось и она вернулась в ненавистные ей стены. А куда еще более деваться?