Лейтенант милиции Вязов. Книга первая - Сергей Волгин

— Где работает ваш родственник? — спросил подполковник.

— Сейчас нигде не работает, живет у тестя, — ответил Саркисов.

— А раньше?

— Он был продавцом в магазине.

— Зачем он должен был приехать в Ташкент?

Саркисов заметно смутился.

— В гости я его приглашал. Кроме того, мы должны были договориться о его переезде в Ташкент на жительство и о работе в нашей артели.

— Вы сами-то кого-нибудь подозреваете в покушении на жизнь вашего шофера?

Саркисов развел руками.

— Никаких подозрений у меня нет.

— Кому вы вчера давали машину?

Минуту Саркисов смотрел в окно, морщил лоб, видимо что-то вспоминая. Потом он сказал, обернувшись к подполковнику:

— Беспокойная ночь все вышибла из памяти. Насколько я помню, машиной пользоваться вчера никому не разрешал, кроме шофера. Утром он у меня попросил разрешения отвезти какого-то своего знакомого на вокзал, а вечером покатать детей. Я разрешил. Вот, кажется, и все.

— Шофер с утра знал, что ночью поедет встречать вашего родственника?

— Да.

— У меня больше вопросов нет. — Подполковник посмотрел на Стоичева и Вязова. — У вас?

— У меня есть вопрос, — сказал Вязов. — Скажите, товарищ Саркисов, шофер часто отлучался без вашего разрешения?

Саркисов покачал головой.

— Очень редко.

Когда владелец машины вышел, подполковник с минуту сидел молча, растирая пальцем чернильное пятнышко на столе. Вязов с интересом наблюдал за ним. В управлении Урманова считали хорошим, опытным работником, об этом можно было судить по приказам, но Вязов знал и другие подробности из личной жизни подполковника: хотя ему было далеко за тридцать, он до сих пор оставался неженатым, пил только сухие кавказские вина (поговаривали, что в большом количестве и даже вместо чая), слыл любителем различных шашлыков.

Подполковник обвел взглядом собравшихся.

— Дело, товарищи, сложное. Предполагать, что Саркисов принимал участие в убийстве своего шофера, глупо. Отпадает. Семья шофера Чурикова тоже вне всяких подозрений. Я тоже склоняюсь к тому мнению, что убийство совершено с целью ограбления. Нам необходимо прежде всего уточнить, кто знал вчера, что Чуриков поедет ночью на вокзал. По этой линии пойдет поиск. Знакомые шофера Чурикова взяты на учет?

— Не все еще, — ответил майор. — Один из них, который видел вчера Чурикова, должен быть здесь через пять минут. Я согласен с вашим общим направлением работы.

— Хорошо. Есть другие мнения?

— У меня есть, — сказал Вязов. Подполковник быстро взглянул на него.

— Преступники не оставили никаких следов, это говорит об их большой опытности и хитрости, поэтому я сделал предположение, что убийство совершено вблизи того дома, в котором преступники живут.

— Чепуха! — пробурчал Копытов.

— Известно, что преступники никогда не совершают преступления вблизи своего жилища, — мягко сказал под. полковник. — У них это вроде закона. Как вы могли сделать такое предположение, товарищ Вязов?

— Я понимаю, от своего жилища их гонит страх. А представьте себе преступника бесстрашного, хитрого?..

— Я согласен с товарищем Вязовым, — неожиданно сказал молчавший до сих пор Стоичев.

— Хорошо, примем компромиссное решение, — после некоторого раздумья отозвался подполковник. — Работников у нас достаточно, и мы можем действовать по двум направлениям. Пусть товарищ Вязов, скажем, с участковым проверяет свою идею под общим руководством капитана Стоичева. А мы с вами, Терентий Федорович, займемся осуществлением нашего плана. Не возражаете?

— Нет, — не очень охотно согласился Копытов.

Вошла девушка-секретарь.

— Пришел гражданин Покрасов, — доложила она певуче.

— Пригласите, — распорядился майор.

В кабинет не вошел, а прошмыгнул маленький юркий человек, с бледным лицом, изборожденным частыми глубокими морщинами. Одет он был в синюю с открытым воротом рубашку и серый полушерстяной костюм. На голове его как-то кособоко лежала новая кепка. Он остановился посередине комнаты, опустил руки по швам и тонким голосом сказал:

— Я вас слушаю.

Подполковник подавил улыбку и начал допрос:

— Ваша фамилия?

— Покрасов Никита Петрович, — ответил вошедший тихо.

— Где работаете?

— В автобазе номер два. Шофером.

— Вчера вы встречались с шофером Чуриковым?

Покрасов потер лицо ладонью и опустил голову.

— Вчера я, товарищи начальники, немного выпивши был. У меня выходной. Но помню, что Федю-то встретил у гастронома. Он еще сказал, что шурина отвозил на вокзал.

— А он говорил о том, что ночью опять поедет на вокзал?

— Кажется, говорил, точно не помню.

— С вами еще кто-нибудь был?

— Нет, не помню.

— Как по-вашему, кто мог убить Чурикова?

Покрасов, побледнев, не моргая глядел на подполковника.

— И подумать не знаю что. Федя был тихий человек, ни с кем не скандалил, только один раз, помню, он повздорил с шофером нашей автобазы Панкратовым. Но Панкратов степенный человек. Надо полагать, посторонние совершили злодейство, хотели угнать машину.

— Кто же эти посторонние могут быть?

— И подумать не знаю на кого.

— Хорошо, идите и подождите в приемной, — приказал подполковник и, когда Покрасов вышел, поднялся. За ним встали остальные.

— Кажется, здесь есть какой-то след, — сказал майор. — Шофер был пьян.

Урманов не обратил внимания на слова майора, некоторое время задумчиво смотрел в окно, потом махнул рукой:

— Поедемте, Терентий Федорович.

Глава 5

Костя стоял посередине маленькой комнаты, покачиваясь. Голова у него кружилась, к горлу подступала тошнота. Какая-то сила, словно ветер, валила его с ног, и он не выдержал, плюхнулся на кровать, свесив ноги до полу. Долго лежал бледный, с закрытыми глазами. Зачем он напился? Первый и последний раз! И все этот Витька: мы большие, нам позволено, для всех праздник, все выпивают… И вскипело зло, противен стал Витька, эта комната и этот дом…

Нескладно сложилась жизнь у Кости.

В Полтавской области есть деревенька Иванькино, она заросла садами и палисадниками, на огородах у речки растет сочная морковь и крупная белая капуста. Дома в деревеньке беленькие, по утрам над ними поднимаются столбы дыма, во дворах пахнет парным молоком. Когда началась война, Костя еще ездил верхом на прутике и целыми днями купался в пруду, заросшем белыми лилиями. А потом все переменилось. Он помнит, как провожали отца: много народу собралось у околицы, женщины плакали, плакала и мать, а он стоял возле отца серьезный и гордый тем, что отец уходит на фронт. Косте тоже хотелось поехать на фронт, но маленьких не пускали.

Фронт подходил ближе, по утрам стал слышен гул, похожий на далекий гром, и колхозники решили эвакуироваться. Костя сидел на телеге среди узлов и дремал; свинцовый рассвет только-только побелил небо, с реки дул холодный ветер; где-то в серой вышине уже гудели самолеты — надрывно и тягуче. Обоз тронулся шумно: топот ног, скрип колес, хриплые голоса стариков разбудили Костю. Мать шла рядом с телегой, подоткнув за пояс подол юбки. Костя раньше никуда не выезжал из деревни, и теперь ему все было интересно; незнакомые поля, рощи, овраги, светлые ручьи манили его к себе, и он порывался слезть с телеги, но мать не пускала, и Костя на нее сердился.

Самолеты налетели часа в три пополудни. Костя не помнил, как он очутился на земле, как ему обожгло бок. После бомбежки он узнал, что матери нет…

И опять он ехал на телеге, теперь лежа на перине, и смотрел в прозрачное, но страшное небо; потом его долго везли в поезде, и Костя не понимал, где он и куда его везут. Так он попал в Ташкент. Много дней Костя лежал в больнице, скупо отвечал на вопросы раненых солдат, а ночами плакал. В то время на лице его появились морщинки.

Костя хорошо помнил соседа по койке, пожилого, с густой черной щетиной солдата, у которого вся грудь была перебинтована. Солдат поворачивал голову, шевелил сизыми усами, часто пристально смотрел на Костю, ничего не говорил, а крупные слезы текли по его впалым щекам.

Однажды в госпиталь пришли старик и старуха: он- горбатый, она — маленькая и сухая. Врач спросил Костю, пойдет ли он к ним жить. Костя согласился — ему все равно, куда идти.

Улицы города, полные народа, трамваи, вода у тротуаров поразили воображение Кости, и он на время забыл свое горе. Широко раскрытыми глазами смотрел он на город-большой и шумный, на запыленное слегка небо, которое гудело тысячами звонков и стуков.

Квартира стариков состояла из двух маленьких комнат да кухоньки и наполнена была всевозможными безделушками: вазочками, статуэтками, дешевыми, ярко размалеванными барельефами, какие в большом количестве продают на базарах незадачливые художники. Но не это привлекало внимание Кости. У стариков жили три удивительно лохматые кошки, они сидели на кровати и круглыми глазами смотрели на мальчика. Костя заметил, что, войдя в дом, старик неожиданно выпрямился, горб у него пропал. Через некоторое время в комнату вошла женщина, что-то сказала старику, приблизилась к Косте и пробежала пальцами по его лицу, потом по голове. Он догадался, что женщина слепая, и невольно съежился, втянул голову в плечи.