Стена - Джефф Лонг

Не обходилось и без ошибок. Сначала он уронил копперхед номер два, потом розовый однодюймовый камалот. Затем после первого же удара молотка улетела чуть ли не единственная оставшаяся стрелка. Следующий крюк он загнал слишком глубоко, отколол камень и потерял и этот крюк тоже.

Все больше и больше льда проплывало мимо сквозь синий суп, заменявший воздух. Все чаще слышались взрывы.

«Огонь и лед, — думал Хью. — Нынче ты расплачиваешься с долгами, Гласс».

Он очень четко ощущал проходящее время и явственно сознавал, что проваливается в иную реальность. Здесь время измерялось в приращении, осуществлявшемся за четверть миллиона лет, равно как и в милях в час, и в футах по вертикали. Его мозг, повинуясь неконтролируемому любопытству, пытался засечь, сколько времени требуется льду, чтобы достичь земли, и каждый раз оно оказывалось разным, в зависимости, очевидно, от аэродинамики той или иной части вершины Эль-Кэпа и самих кусков льда.

Примерно так же обстояло дело в пустыне, когда он уходил от Энни, глядя на карту, проверяя свое местоположение по GPS,[41] ориентируясь по солнцу и шаг за шагом рассчитывая маршрут своего бегства от безумия. Потеря ориентировки тоже имеет различные степени. Понимание этого является ключом к любому лабиринту. А в конечном счете все определяется твоим самосознанием.

Он оглянулся назад, туда, откуда прибыл. Его веревка бежала через изогнутый ряд карабинов, висевших вплотную к камню. Это напоминало его ровный след, тянувшийся через барханы. Ряд становился все длиннее и длиннее. Край приближался.

Появились признаки приближения к выходу из ниши. Мрак сделался не столь густым. И туман тоже изменился, из синего стал голубым. А выше, Хью точно знал это, вздымается стена, идущая к самой вершине. И совсем недалеко его ждут веревки Льюиса, туго натянутые, перекрутившиеся в один толстый канат и покрытые ледяной коркой.

Вытянув руку с молотком, он почти фехтовальными выпадами срубил бахрому из сосулек, окаймлявшую край. Ледяные стержни со звоном ударялись о металлические носилки, которые теперь висели почти прямо под Хью. Поглядев вниз, он увидел полосу густых черных волос, тянувшуюся из-за пояса брюк по животу Льюиса и расходящуюся на могучие грудные мышцы.

Ему не нравилось наивное удивление на лице Льюиса. От этого он казался глупым. А снег, забивший его рот, вернул память Хью к кошмару, в котором изо рта Энни сыплется песок. Он отвернулся от пропасти. Их больше нет. А он уже почти выбрался из ловушки.

Его движение замедлилось. Перед тем как застыть, дождевая вода затекла под крышу и заполнила все неровности возле края. Хью приходилось расчищать каждую щербинку острием крюка. Ледяные крошки летели ему в глаза. По лицу текли талые капли, скатывающиеся по шее на спину. Казалось, чтобы забить каждый следующий крюк, требовалась вечность.

Еще семь футов. Два шага. А там уже ничего не могло помешать. Веревки были автострадой, которой предстояло вывести их к солнцу. И больше никогда, пообещал себе Хью. После этого Эль-Кэп может провалиться на самое дно океана. Они одолели его.

И в этот самый момент Огастин, тем хрипом, который остался у него вместо голоса, прокричал предупреждение. Оно больше походило на лай, чем на человеческую речь. Хью вздрогнул, подумав, что или скала падает, или крюк вырвался, или веревка рвется.

Весь мокрый от пота, измороси и растаявших ледяных брызг, он оглянулся на Огастина. Оттуда, где он находился, их крохотный лагерь с красной палаткой и остатками крушения казался полурастаявшим в тумане, словно отлетающий сон, который то ли можно, а то ли уже нельзя удержать. Огастин размахивал руками и указывал на Хью. Нет, куда-то за него.

Льюис зашевелился.

Спасательная команда возвратилась на вершину. Теперь она вытаскивала из пропасти свои носилки и их мертвого стража. Плавно, в полном безмолвии, Льюис выплывал из глубины и возносился в небеса. Его тело должно было пройти мимо Хью почти в пределах досягаемости.

— Подождите! — во все горло заорал Хью.

Еще один пласт льда пронесся мимо. Воздух толкнул Хью. Он нес аромат деревьев, живых деревьев, растущих на вершине. Они были совсем рядом.

— Стойте! — выкрикнул Хью.

Крыша отражала звук его голоса.

Туман приглушал его. Занятые своими делами, которые приходилось делать под аккомпанемент грохота раскалывающегося льда, они вряд ли могли его услышать. Его слышал только он сам да двое, оставшиеся внизу, на платформах.

— Стой! Те! Эй! По! Мо! Ги! Те! — прокричал он по слогам.

Когда носилки почти поравнялись с ним, слабый электрический голос проговорил:

— Эй, носилки номер один! Льюис! Вы меня слышите?

Рация — все, что им сейчас требовалось, — лежала в углублении металлической корзины.

Хью дернулся вперед, но не сдвинулся с места.

— Слабину! — заорал он, и Огастин поспешно потравил веревку, но было уже поздно. Льюис проплыл мимо.

Думай! Хью сорвал с головы шлем, на затылке которого было написано краской «Огастин», прицелился и одним движением кисти бросил его в носилки. Наверху поймут это послание лучше, чем письмо в бутылке, выловленное из океана, и спустятся вниз, чтобы подобрать потерпевших кораблекрушение.

Но шлем с тяжелым стуком ударился о край, подпрыгнул и канул в туман. Хью принялся лихорадочно отстегивать от пояса крюки и закладки и кидать их в носилки. Кое-что попадало, но большая часть не долетала или пролетала мимо и отправлялась вслед за шлемом. Хью опомнился и прекратил безумную трату драгоценного снаряжения. Найдя в носилках несколько крючьев, спасатели вряд ли поймут, что это призыв о помощи от тех альпинистов, которых они безуспешно пытались вытащить вчера. Но, даже если они догадаются об этом, падение льда с вершины вряд ли позволит им возобновить спасательную операцию. Они ни при каких условиях не станут вновь рисковать жизнями спасателей.

Льюис и носилки неторопливо ползли вверх. Близкий к отчаянию, Хью метнул в носилки свой молоток, висевший на пятифутовом шнурке, прицепленном к страховочной системе. Промахнулся. Попробовал снова. Теперь удалось. Головка молотка зацепилась за угол корзины, ручка торчала вверх.

На сантименты не оставалось времени. Носилки убегали вверх. Хью потянул за веревку. Или получится, или нет. Третьего не дано. Носилки вместе с молотком ползли вверх, но одновременно приближались к нему.

— Слабину! — потребовал он у Огастина.

Подтянуть еще на несколько дюймов. Теперь рывок туда. Схватить рацию. Не отводя глаз от вожделенной цели, Хью подтянул корзину еще ближе.

И опять его поцеловал ветерок, поднятый очередным куском ледяного панциря. Опять пахнуло сосной.

Носилки качнулись. Порыв ветра с силой ударил их о край крыши. Мертвый Льюис взмахнул руками. Его кулак описал полукруг в воздухе. Как будто желая отделаться от Хью, труп скинул молоток с носилок.

Последняя надежда повисла на полутораметровом шнуре.

— Льюис, — прошептал он.

Голова Льюиса склонилась набок. Из покрытого стеклянной пленкой рта посыпался снег. Мраморные глаза холодно смотрели на Хью. Убит молнией… Хью не мог пошевелиться. Внезапно ему стало трудно дышать.

Теперь он мог лишь провожать взглядом Льюиса, проплывавшего мимо края впадины, чтобы в следующее мгновение исчезнуть с глаз.

«Я умерла, — вспомнились ему слова Кьюбы. — Я знаю все».

Все? — повторил про себя Хью, судорожно вцепившись в стремена. Это короткое слово ужасало его.

Затем его легкие вновь наполнились воздухом. Он выдохнул, снова вдохнул и вернулся к отсчету своих часов. Ушедшие души ушли. Он был жив. Он не видел мира сквозь окружавший его туман, но ощущал в воздухе его присутствие. Мир ждал его.

Внезапно он понял, что нужно делать. С картами из своей «библии» или без них, с веревкой Льюиса или без ее помощи, но он отыщет путь из этого чистилища. Выбрав шнурок, он вновь стиснул молоток в кулаке. Его избавление лежало за щитом крыши, там, где подстерегали ледяные драконы, то и дело срывавшиеся с вершины.

31

— Я сам видел, — солгал он.

Он просунул голову в палатку и осветил их лица. В луче, расплывавшемся от проникшего и в палатку тумана, Огастин и Кьюба были желтыми, словно восковые фигуры или мертвецы. Он умудрился затесаться в компанию проклятых. Хью пришлось напрячься, чтобы преодолеть приступ страха. Они прокляты? Да. И он тоже, вместе с ними? Нет!

— Завтра мы победим, — сказал он.

Хью был не на шутку измотан. Ему очень хотелось есть, он страдал от жажды. Но за весь день он съел только несколько клочьев лишайника, оторванного со скалы, да сгрыз множество сосулек. Теперь Эль-Кэп находился в его животе, в его венах, в его легких и в его голове.

Стояла глубокая ночь. Спать было невозможно. Они сидели рядком, прижавшись друг к дружке, как три горошины в стручке. Чуть ли не силой, но ему удалось загнать Огастина в палатку. Они опирались спинами о скалу. Ноги все трое засунули в спальный мешок.