Путешествия англичанина в поисках России - Николас Бетелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вовремя вырвался из когтей прессы и успел посмотреть дневные новости, где показывали, как ребята в сопровождении крепких «русских друзей» садятся в самолет «Аэрофлота», вылетающий в Ленинград. «Я уверен, что все будет хорошо», — говорил Игорь в камеру. Я очень надеялся, что он не ошибается, но это казалось мне маловероятным. Был пик второй «холодной войны». Конфликт между Востоком и Западом достиг небывалого накала. Игорь и Олег сыграли на руку врагам своей страны в Афганистане, а также ее соперникам в Англии, и я не видел причины, по которой советские власти могли не обратить против ребят всю силу своих суровых законов. Все мы знали, какое наказание обычно следовало за дезертирство перед лицом врага. Я читал об этом и писал об этом в «Последней тайне».
Мои слова прозвучали за кадром, когда показывали, как Игорь и Олег садятся в самолет. Я говорил, что это будет чудом, если ребят на самом деле отпустят домой. Я сказал, что во время войны с Германией в 1941–1945 годах обычным наказанием советскому солдату за то, что он покидал свою часть, было возвращение на фронт и расстрел перед строем товарищей, которых он бросил. Самолет поднялся в воздух и взял курс на Ленинград. Тогда я думал, что даже если Игоря и Олега не расстреляют, они сольются с миллионами точек, живущих в архипелаге Гулаг, и я в какой-то степени отвечаю за этот трагический поворот событий. Одно дело — утешать себя мыслью, что мы сделали все возможное, чтобы помочь ребятам. Совсем другое — представлять, что их ожидает расстрел, и спрашивать себя, не мог ли я сделать большего. Но что еще мы могли сделать? Я не надеялся когда-либо увидеть их снова и даже просто узнать о судьбе, уготованной им неумолимыми национальными интересами Советского Союза в афганской войне.
Я получил много злобных писем. «Какая же вы ублюдочная свинья, Бетелл», — начиналось одно из них, и на нем, как это часто бывает с подобными посланиями, не было ни марки, ни подписи. «Вы, сукин сын, я знал, что они пудрят вам мозги, как только услышал первые новости… Вот смеху то! Не стоит пытаться придумывать антисоветские отговорки. Вы использовали этих молодых людей в своих собственных интересах, чтобы заставить их служить вашему политическому эго, и остались с носом. Отлично!»
Николай Толстой, автор продолжения «Последней тайны», не замедлил присоединиться к нападкам[76]. Он дал в печать несколько маленьких статей об этом деле, и все в одном и том же духе: мол, моя глупость способствовала важной победе советской пропаганды. Я был вынужден признать, что за два месяца произошло три широко освещаемых в прессе бегства из Англии. Было ли это совпадением? Предполагали даже, что весь этот эпизод был спланирован КГБ с самого начала, что весь путь ребят из Афганистана в Пакистан, затем в Лондон, а потом в Москву был частью изощренного плана КГБ, направленного на то, чтобы скомпрометировать английское правительство и всех, кто был против войны в Афганистане, — плана, удавшегося только благодаря моей неосторожности, если не хуже.
Несмотря на ряд расхождений с госпожой Тэтчер, я всегда буду благодарен судьбе за то, что в тот момент премьер-министром была она, а не Эдвард Хит. Он, как я вынужден предположить, оставил бы меня на растерзание прессе, она же и не пыталась откреститься от моих дел. А я ведь даже не был ее министром. Я был простым депутатом Европейского парламента — учреждения, к которому она не питала особого уважения. Тем не менее она сочла нужным поддержать меня в очень трудный мо мент. «Мы очень благодарны вам за великодушие и благородство, которое вы проявили, — написала она мне 27 ноября. — Как и вы, я серьезно опасаюсь за этих двух молодых людей. Но я верю, что мы сделали для них все, что смогли». Это письмо со словами поддержки, о котором стало известно, помогло мне пережить кризис. Владимир Буковский тоже пришел мне на помощь. Он написал в «Таймс»[77]: «Мы глубоко признательны лорду Бетеллу и британскому правительству за спасение жизни двум нашим соотечественникам, которые могут путаться и колебаться, но, тем не менее, отказались стать убийцами». Эти два голоса имели большое влияние в мире тех, кто занимается советскими проблемами. Они убедили профессиональных конкурентов-кремленологов, что им будет нелегко возродить кампанию, предпринятую журналом «Прайвит ай» в начале семидесятых.
Теперь нам было любопытно узнать, как советские власти будут эксплуатировать тему возвращения ребят. У них было два варианта: либо представить Игоря и Олега как предателей, либо как героев. Первое было бы привычным делом. Во времена Сталина солдат, попадая в плен, уже совершал преступление. Миллионы тех, кто храбро сражался за родину в годы второй мировой войны до того, как попасть в плен к немцам, после освобождения попадали в советские лагеря. Любой намек на трусость или нанесение себе увечий, не говоря уже о дезертирстве, сразу же обеспечивали виновному смертный приговор. Этот драконовский подход применялся в Красной Армии для искоренения не только трусости и дезертирства, но также и недостатка боевого духа.
Поэтому статья в «Известиях» 2 декабря 1984 стала неожиданностью. Основываясь на продолжительных беседах с Игорем и Олегом, она рассказывала не о дезертирстве и нелояльности (как это могло бы быть), а о двух храбрых советских солдатах, захваченных (вернее, похищенных) афганскими бандитами, которые с ними плохо обращались, запугивали, накачивали наркотиками, а хитрые английские агенты выпытывали у них военные секреты. Но они выдержали все мучения и соблазны и остались верными присяге советского солдата.
Там рассказывалось о нашей встрече в Пешаваре, и меня изобразили импозантным мужчиной в светлом костюме, с лоснящимся лицом, профессиональным британским разведчиком, который предложил переправить ребят в Великобританию. Они решили ехать только потому, что так было проще попасть домой. Их тайно доставили в Лондон и в состоянии прострации заставили выступить на антисоветской пресс-конференции. Спецслужбы одобрили сценарий этого политического спектакля, представленного лордом Бетеллом.
Газета приводила слова Игоря о том, что их с Олегом ни на минуту не оставляли наедине со своими мыслями.
