Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какова достоверность этой истории и всего того, что связано так или иначе с версией о ритуальном преступлении, соответствует ли это всё событиям истинным, конечно, сказать что-то утвердительное нельзя. Никаких бесспорных подтверждений этой изуверской версии не существует. Но также не существует и опровержений, документально доказанных. А потому эта версия имеет широкое распространение в обществе, она постоянно появляется в прессе, находя много сторонников, и не только «черносотенного» мировоззрения, но и среди публики разумной, взвешенной, готовой к свободным дискуссиям, которая видит за ритуальной версией мистический смысл крушения Императорской России и для которой официальная точка зрения неприемлема прежде всего тем, что «достоверность» оной основывается только на показаниях лиц, причастных к преступлению. Размышляя о судьбе Императора Павла I, В. Ходасевич писал: «Мы не можем узнать облик этого Царя, потому что Его историю создавали Его убийцы». Когда прокурора-криминалиста Соловьёва спросили, на какие исторические источники опирается его следствие, он ответил: «Прежде всего на источники, связанные с воспоминаниями непосредственных участников расстрела и захоронения, среди которых особо стоят воспоминания коменданта Дома особого назначения Якова Юровского» (на первых порах работы Комиссии тот же Соловьёв заявлял: «Основным источником доказательства на сегодня является следственное дело Соколова»). «Нельзя взять одну часть истории, – сказал один мудрый человек, – а другую, неподходящую, проигнорировать». А именно этим и характерно всё, что связано с выводами Правительственной комиссии и прокурорского расследования, каковые могут меняться на совершенно противоположные, без всяких на то объяснений.
Ещё в 1994 году на одном из заседаний Комиссии В.Н. Соловьёв доложил о подготовленной им Справке, в которой среди круга вопросов, «решаемых при расследовании Уголовного дела», рассматривалась «версия о ритуальном убийстве».
– Эта версия существует достаточно долго, – сказал Соловьёв, – и активно отстаивается кругами, говорящими о членах Царской Семьи, как о «умученных от жидов». Нами изучены материалы, публиковавшиеся в дореволюционной литературе и касающиеся вопросов ритуальных убийств. В них приведены признаки ритуального убийства, такие как убийство холодным оружием, обескровливание жертвы, использование крови в ритуальных целях. Среди признаков, сопровождающих ритуальное убийство, называются пропитывание ткани кровью, оставление трупа брошенным на открытом месте. Учитывая, что версия о ритуальном характере убийства требует проверки, в настоящее время идут поиски экспертов, которые могли бы разъяснить эту проблему. Мы обратились к Святейшему Патриарху всея Руси Алексию II с просьбой оказать помощь в подборе материала по этой теме.
Владыка Ювеналий, как известно, ответил, что Церковь не располагает таковыми возможностями; о «поисках экспертов» прокурор-криминалист упомянул для красного словца, потому что на самом деле никаких поисков не производил, а вот что касается «признаков», то Соловьёв, может быть, и зря об этом обмолвился, ибо на некоторые из них въедливый оппонент может обратить внимание: Ермаков «холодным оружием» убивал Великих княжон, трупы у шахты пролежали на открытом месте целый день, ткани все были пропитаны кровью; Павел Медведев на допросе показал: «Четыре дочери и Наследник уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах. Кровь текла потоками», а Юровский на встрече со старыми большевиками упоминает «окровавленное тряпьё».
В заключительном документе следствия, проведённого прокурором-криминалистом Соловьёвым, ритуальной версии посвящён целый самостоятельный раздел. Видимо, с идеологической точки зрения эта тема, коль скоро ей придаётся такое значение, стала той системой возражения «оппозиции», которую нужно было как можно больнее уязвить в том, что «ритуальная расправа» является главным и основным, а может быть, и единственным аргументом этой оппозиции, уличив её к тому же в тенденциозности и использовании недозволенных методов возражения. В коротком предисловии Соловьёв пишет: «С момента гибели семьи бывшего императора Николая II в 1918 году до настоящего времени в различных российских и зарубежных изданиях появляются упоминания о так называемых “ритуальных убийствах” и участии в убийстве Царской Семьи неких “тайных сил”. Обширные статьи на эту тему публиковались в сборнике “Царь Колокол”, в газете “Память” («Память», конечно, очень для хулы газета удобная, но далеко не только она этой темы касалась. – А.Г.). Достаточно активно вопрос о “ритуальных убийствах” обсуждается в различных общественных организациях, близких к радикальным течениям Русской Православной церкви (представителем которых Соловьёв, наверное, полагает митрополита Ювеналия, а может быть, и весь Синод? – А.Г.). Учитывая общественную значимость настоящего дела, автор (т. е. Соловьёв. – А.Г.) счёл возможным провести анализ следственных материалов, на предмет соответствия обстоятельств гибели семьи Николая II бытовавшим и бытующим в мире понятиям о “ритуальном убийстве”. То, что прокурор-криминалист выдаёт за «анализ», на самом деле есть всего лишь компиляция из давно известных разнообразных источников.
Сделав краткое уведомление о неких кругах, нагнетающих страсти вокруг ритуальной версии, Соловьёв на пятнадцати страницах компьютерного текста излагает «историю возникновения “кровавого навета”», начиная свой экскурс со времён ещё доисторических, отыскав где-то упоминание о ритуальных убийствах, «совершённых евреями» за сто семьдесят лет до Рождества Христова. Он вспоминает Геродота, католическую церковь, нескольких пап римских, Державина, Николая I, естественно, «дело Бейлиса», Протоколы сионских мудрецов, подготовленные «в недрах тайной полиции России», и переходит к перечислению по книге Даля признаков, которые должны сопутствовать ритуальному убийству. Это как бы такая историческая преамбула. Главный акцент всех разоблачений и выводов сосредотачивается уже непосредственно на июльских событиях 1918 года. «Сторонники “ритуального убийства”, – пишет Соловьёв, – обязательно приводят в качестве аргумента существование в комнате, где был совершён расстрел, четырёх “каббалистических знаков”, которые якобы мистически описывают гибель царской семьи».
Далее он высказывается очень критично в отношении расшифровки «каббалистических знаков», сделанных Энелем, приводя довольно пространный фрагмент из его книги и текст «раскрытия тайного значения надписи», толкование которого считает «крайне уязвимым», ибо исследования Энеля, как пишет прокурор-криминалист, «никогда не были подтверждены кем-либо из учёных, изучавших древние языки либо еврейскую религиозную жизнь». Но ведь также никогда они не были опровергнуты теми же самыми учёными, на что Соловьёв почему-то не обращает никакого внимания в собственном прокурорско-криминальном изыскании. «Таким образом, – продолжает Соловьёв, – в своём исследовании Энель не смог доказать того, что “каббалистические” знаки являются надписью, а, например, не “пробой пера”» (или как у Рябова – просто чесал спину, прислонившись к стене. – А.Г.). А сам Рябов в своей повести, касаясь «некоего каббалистического обозначения»,
