Паноптикум - Элис Хоффман

Весь следующий день он не разговаривал со мной, но вечером велел мне выкупаться в холодной воде и вымыться мылом со щелоком. Я выполнила это распоряжение и надела халат, который он повесил в ванной. Он ждал меня в коридоре и повел на первый этаж. Эхиноцереус в гостиной выглядел при вечернем освещении как привидение и к тому же позеленел. Мне он всегда представлялся каким-то пучком палок, но теперь он ожил и, могу поклясться, чуть повернулся ко мне, словно предупреждая о чем-то. Я прожила рядом с ним всю жизнь и ни разу не видела, чтобы он цвел, я считала его совершенно никчемным растением, но все же ухаживала за ним и даже привязалась к нему. Возможно, растения тоже могут испытывать благодарность, помнят и доброту, и причиненное им зло.

Отец провел меня через свою библиотеку в музей. Я вспомнила, как маленькой девочкой стремилась попасть сюда и узнать все тайны, которые тут скрываются. Но мне приходилось сидеть на лестнице и издали вглядываться в темноту, окутывавшую экспонаты. Я думала, что отец может творить чудеса, но я ошибалась. Он мог только владеть ими.

Отец жестом приказал мне идти дальше одной.

– Посмотрим, лгунья ты или все-таки моя дочь, – произнес он холодным тоном и, закрыв дверь выставочного зала, запер ее.

В зале меня ждал какой-то человек. При виде его я побледнела. Все это было очень странно.

– Не беспокойтесь, – сказал он, вставая с кресла. – Я доктор. – Он говорил так деловито, что я поневоле почувствовала беспокойство. – А докторов допускают ко всем секретам, скрытым от прочих мужчин.

Он двинулся ко мне с той же деловитостью. Я надеялась, что до него не доносится запах моего страха. Говорят, что страх отнимает у человека силы, а мне никак не хотелось лишаться сил в его присутствии.

– Ваш отец попросил меня оценить ваше физическое состояние.

– Я чувствую себя прекрасно, и доктор мне не нужен, – ответила я. На шее у меня запульсировала жилка – точно так же, как в клетке со львом.

– Боюсь, что нужен. Ваш отец обеспокоен тем, что вы вели себя с неким мужчиной неподобающим образом.

Мне стало жарко, несмотря на холод в помещении.

– Ничего неподобающего я не делала. – Я поняла, что имел в виду отец, сказав, что я себя погубила. Он думал, что я отдалась Эдди, и это действительно было так, но не в физическом смысле.

– Необходимо провести осмотр. Если вы были в постели с мужчиной, ваш отец должен об этом знать.

Доктор подошел ближе и хотел снять с меня халат. Я сделала шаг назад, но он схватил меня за руку и сказал без лишних экивоков, что отец по закону имеет право проверить, не лишилась ли я невинности, а он, доктор, будет только рад ему в этом помочь. И добавил, что видел как-то вечером мое представление в аквариуме и тогда же познакомился с моим отцом. Он получил от представления очень большое удовольствие, а теперь, когда нас не разделяет стекло, он имеет возможность проверить, из какого материала я сделана. Тут я стала сомневаться, что он медик, а не специалист в совсем другой области.

И раз уж мой отец обратился к нему, продолжал «доктор», он надеется провести очень важное исследование на таком уникальном материале. Он хочет выяснить, женщина я или рыба, или, может быть, и то, и другое. Он руководствуется чисто научными интересами. В сексуальном плане его занимает вопрос, окажусь ли я скользкой и холодной, как рыба, или горячей, как падшая женщина. Он вытащил блокнот в черном кожаном переплете и авторучку, чтобы записать всю информацию. Необходимо исследовать меня всю вплоть до мельчайших деталей, включая кости, так как у рыб кости, как и у птиц, обычно полые, и потому они не тонут в воде, подобно тому, как птицы легко поднимаются в воздух. Слова его вонзались в меня, точно осколки стекла. Никогда еще я не чувствовала себя так отвратительно. Затем он сказал, что после осмотра может устранить перепонки между моими пальцами, если я захочу. Он достал скальпель и положил его на стол рядом с блокнотом и авторучкой. Операция пустяковая, а после нее никто и подозревать не будет, какой я была, кроме некоторых счастливчиков вроде него, которые знают мои интимные подробности. Я спрятала руки за спину, испугавшись, что он начнет операцию без моего разрешения прямо сейчас. Это его позабавило.

– Я-то, разумеется, предпочитаю, чтобы вы оставались такой, как есть. Но если вы захотите стать нормальной, я всегда к вашим услугам в качестве хирурга.

Я хотела выбежать через дверь в сад и отскочила от доктора, но при этом опрокинула стол с разложенными на нем докторскими принадлежностями. Он схватил меня и стал связывать мои запястья рыболовной леской. Я сопротивлялась, но он был явно опытен в таких делах, и я никак не могла высвободить руки. Я осыпала его бранью – он не обращал на это внимания. Он повалил меня на пол, и не успела я и глазом моргнуть, как его рука была уже между моих ног. Я пыталась вырваться и добраться до дверей, однако он держал меня крепко.

Черепаха в своем загоне скребла песок, и мне было неприятно, что это древнее существо стало свидетелем моего унижения. Возможно, такова была участь монстров, которую я, по словам отца, сама на себя навлекла.

– Я тут именно для этого, – проговорил доктор, запуская пальцы в мое самое интимное место. Мужчина, которого я хотела, отклонил мое предложение отдаться ему, потому что считал меня невинной, и теперь я осознала, что до сегодняшнего дня действительно была такой.

Я продолжала сопротивляться, но это только раззадоривало моего инквизитора. Леска так глубоко врезалась в мою кожу, что выступила кровь, закапавшая на пол.

– Красная, – удовлетворенно констатировал доктор. – Я думал, что, может быть, она у вас прозрачная, как у подледной рыбы, или голубая, как у мечехвоста.

Достав пробирку, он быстро набрал в нее немного крови, чтобы изучить ее, сравнить с кровью пеламиды, осетра и, возможно, своей жены, и посмотреть, на какую из них она похожа. Я поняла, как можно воспринимать кого-то абсолютно лишенным всего человеческого и желать его смерти. Я увидела упавший на пол скальпель и потянулась за ним, но доктор его оттолкнул.

– Чтобы изучить рыбу, мы ее разрезаем, – сказал он. – Если вас это не устраивает, ведите себя как женщина. – Он крепко обхватил меня за талию и вел себя так, словно я принадлежала ему. Пощупав у меня внутри, он самодовольно произнес: – А теперь я могу лишить вас невинности и сказать вашему отцу, что так и было. Откуда ему знать, как это произошло на самом деле?

Доктор сорвал с себя красивый полотняный пиджак и отбросил в сторону, затем стал расстегивать брюки из твида. Я чувствовала его мужское естество. Но не обратилась дождем или росой, как делала во время ночных представлений. Не притворялась актрисой на сцене и не уходила в воображении от действительности, предоставив доктору делать с моим телом все, что ему вздумается. Мне удалось дотянуться связанными руками до скальпеля. Если он считает меня всего лишь женщиной или рыбой, это его дело. Я же не была ни той, ни другой. Я была дочерью монстра. Я так быстро разрезала леску на запястьях, что порезала и руку, но это меня уже не волновало. Я вонзила скальпель в его предплечье – и, признаюсь, не без удовольствия. Это произвело немедленный эффект. Он взвыл и отпрянул от меня, словно я была горящим поленом.

– Ах ты, сука! – вскричал он, вскакивая на ноги. Рубашка его была в крови. – Твой отец накажет тебя за это. Я скажу ему, какой дьявол сидит в его дочери.

Я схватила лопатку, которой мы чистили черепаший загон, и, прежде чем доктор успел уйти и сообщить Профессору свои измышления обо мне, ударила его со всей силы по спине. Он упал и закрыл голову руками. Как я и думала, он был трусом. Он свернулся, как мечехвост, – это у него была голубая кровь. Я невольно представила себе, как наношу точно рассчитанный удар лопаткой по его позвоночнику и раздробляю его, как разлетаются во все стороны осколки костей. Но затем я подумала о тех, кто ждал его дома, – жена, дочери, верная собака и вышколенная служанка, а также о его пациентах, которым требовалась помощь, и не стала наносить жестокий удар, но лопатку из рук не выпускала.

Я пододвинула к нему блокнот и авторучку.

– Пишите свое заключение. Сообщите отцу, что я не потеряла невинности.

Он написал все, что я требовала, не смея поднять на меня глаз. Затем вырвал листок с заключением из блокнота и отдал мне.

Я открыла дверь для посетителей, ведущую на улицу. Он потянулся за пиджаком, но я наступила на него ногой. Я хотела, чтобы все видели его окровавленную рубашку.

– Так пойдете, – бросила я.