Адмирал Михаил де Рюйтер - Владимир Шигин

Несмотря на начавшуюся полосу осенних штормов, Рюйтер держался в море до самой зимы, надеясь, что противник все же выйдет из своих портов, померяться силой и он на деле сможет доказать свою верность Отечеству. Но, ни англичане, ни французы в тот год рисковать своими флотами в единоборстве с Рюйтером более так и не решились, предпочитая отстаиваться в безопасности. На исходе 1672 года вернулся к родным берегам и Рюйтер.

Сдав корабли в портовые адмиралтейства, лейтенант-адмирал поспешил в Амстердам к семье. К этому времени страсти вокруг обвинений Рюйтера, казалось, прекратились, и он отпустил охранявших его солдат, несмотря на все протесты домашних. И зря! Этот опрометчивый поступок едва не стоил ему жизни!

В один из дней в двери адмиральского дома постучался незнакомый человек, а когда дверь открыли, он, оттолкнув дворника, бросился в дом. В одной руке незнакомец держал пистолет, в другой нож.

– Мне нужен Рюйтер! – кричал ворвавшийся.

В это время лейтенант-адмирал только закончил завтрак и, услышав, что кто-то его зовет, вышел из своей комнаты, узнать, что случилось. Завидев выходящего адмирала, незнакомец выстрелил в него почти в упор, но произошла осечка. Щелкнув, кремень так и не высек искры. Тогда, отшвырнув пистолет, убийца бросился на Рюйтера с ножом. Трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы подбежавший слуга-дворник не схватил стоящий рядом стул и не швырнул ее в незнакомца. Стул выбил из руки нападавшего нож, и тот, не дожидаясь развязки, тут же бросился бежать из дома. Покушавшегося искали по всему Амстердаму и его окрестностям в течение нескольких дней, но так никого и не нашли. Разговоров было много. Одни говорили, что это, скорее всего, дело рук какого-то сумасшедшего, возомнившего себя великим моряком и завидующего славе адмирала, иные, наоборот, видели в этом происки герцога Йоркского, давно желавшего смерти Рюйтера, а может даже и французского короля.

Сам лейтенант-адмирал особого значения происшедшему не придал.

– Мало ли каких идиотов не бродит по нашей земле! – заметил он философски.

В тот момент Рюйтера волновали дела более значительные и важные с его точки зрения. Всю зиму он занимался лечением своего тяжело раненного сына и к весне сумел поставить его на ноги. Кроме этого вовсю продолжалось французское продвижение вглубь Голландии, а потому возникла реальная опасность захвата Амстердама зимой, когда замерзнут окружавшие город каналы и водохранилища. Вместе с местными военноначальниками Рюйтер провел всю зиму в строительстве укреплений на острове Ваал, где размещался город. Зима к счастью прошла относительно спокойно. Французы так и не покинули своих зимних квартир. За это время лейтенант-адмирал обошел лично на парусной шлюпке почти все побережье Голландии, определяя места наиболее вероятные для возможной высадки английского десанта. Карты этих мест он отослал штатгальтеру.

Однако предстоящая летняя кампания не обещала такого же спокойствия, в каком прошла зима. В Париж, по-прежнему, во всю нагнеталась антиголландская истерия. Канцлер королевства граф Шафсбург, каждый раз, забираясь на трибуну парламента, начинал свою речь традиционным: Delenda est Carthago (Карфаген должен быть разрушен!). И Англия, и Франция во всю вооружали свои военные флоты, готовясь к реваншу за прошлогодние неудачи на море. Время не ждало, и голландцы тоже работали на своих верфях, не покладая рук. Желая ближе познакомиться со знаменитым флотоводцем, принц пригласил его к себе в Гаагу. Рюйтер, разумеется, приехал.

– От вас и только от вас зависит спасение Отечества! – говорил старому моряку штатгальтер. – И я и весь народ верят в ваш гений и вашу удачу! Прошу вас отобедать со мной!

За обедом принц много шутил, то и дело, прося Рюйтера рассказать что-нибудь из своих морских приключений. Рюйтер рассказывал.

История сохранила нам облик принца Оранского: «Он был среднего роста, худощавого и слабого сложения. Матовый, желчный цвет лица выказывал его нервный и болезненный темперамент. Лицо его, в котором не было ничего обыкновенного, носило отпечаток холодности и равнодушия. Лоб его мало выдавался, глаза почти всегда были полузакрыты, но тонкие и бледные губы означали в нем редкую силу воли. Почти беспрерывный его кашель был едва слышен, так слаб казался его голос. Но под этой слабой, невидной оболочкой скрывалась пылкая, энергичная душа, непреклонная воля, безмерное честолюбие. Обладая в совершенстве искусством выжидать и скрывать свои впечатления, равнодушный по наружности ко всему, он шел вперед медленными, но верными шагами. Казалось, он не был способен ни к привязанности, ни к ненависти и между тем, ненависть непримиримая таилась в его душе…»

Надо ли говорить, что этому человеку не стоило большого труда привлечь на свою сторону прямого и открытого адмирала. Пытаясь задобрить знаменитого флотоводца после недоразумения с его семьей, принц Оранский предложил Рюйтеру составить список офицеров, которых бы командующий не хотел взять с собой в море, второй же список на тех, кого бы он желал видеть подле себя. Лейтенанту-адмиралу предлагалось по своему усмотрению полностью сформировать команду, без оглядки на чье бы то ни было мнение. Раньше о таком можно было только мечтать. Но Рюйтер не воспользовался этим предложением. Принца он вежливо поблагодарил в письме за проявленную заботу, однако не снял с кораблей ни одного человека.

– У меня плохих нет! – сказал он дипломатично. – Все мои подчиненные настоящие храбрецы и каждый из них находится на своем месте. Я доверяю всем!

Естественно, что вскоре содержание письма принца, как и ответ Рюйтера на него стали достоянием флотской общественности, что вызвало у всех еще большее уважение к своему командующему, и теперь каждый был готов скорее расшибиться в лепешку, чем допустить какой-нибудь промах и недовольство Рюйтера.

Однако и принц высказал командующему флотом свое пожелание.

– В прошлой кампании мы решились храброго Гетца! У нас тоже не так-то много настоящих флотовождей и держать на берегу столь многоопытного воина как Тромп есть слишком дорогое удовольствие! – заявил он на собрании депутатов.

– Но ведь Тромп в давнем конфликте с Рюйтером и отправлен навечно в отставку! – возразили, было, ему.

– Это сущая ерунда! – отмахнулся принц. – Из отставки мы его вернем. С Рюйтером я его надеюсь помирить. Папаша Рюйтер человек отходчивый и добряк по натуре. Сам же Тромп тоже, думаю, давно понял свою вину и постарается отныне ничего подобного не допускать. Положение нашего государства столь тяжелое, что мы должны использовать любой шанс ее улучшить.

То, что принц Оранский первым делом вернет все звания и должности Торомпа, придя к власти, мало кто сомневался. Все знали давнюю преданность семейства Тромпов Оранскому дому, а потому с интересом следили за интригой: осмелится ли принц убрать со своего поста Рюйтера и поставить на этот пост своего протеже Тромпа. В высшем руководстве флота принцу очень нужен был свой человек, а таковым мог быть для него только Корнелиус Тромп. Принц, однако, взвесив все за и против, сделать столь радикальную рокировку не решился. При всем уважении флотской общественности к Тромпу, авторитет папаши Рюйтера был неизмеримо выше, и его необоснованная отставка могла вызвать самые настоящие бунты на кораблях. В период весьма опасного положения страны и войны на море это было чрезвычайно опасно. К тому же Рюйтер уже прекрасно начал кампанию и ему только не надо было мешать, ведь от его успехов зависел и успех самого принца. Кроме этого сам Рюйтер, при всех его хороших отношениях с низвергнутым семейством Виттов, никогда политикой не занимался, а наоборот стремился держаться от нее, по возможности, подальше. Не был он и врагом Оранского дома. Нынешний командующий был, прежде всего, профессионалом своего дела, а это принца вполне устраивало. Поэтому принцу предстояло решить два вопроса: уговорить Тромпа снова пойти в подчинение к Рюйтеру, и уговорить Рюйтера принять к себе Тромпа, после чего помирить обоих.

Начал принц Оранский, как и следовало ожидать, с уговоров Тромпа. Штатгальтер вернул ему звание лейтенанта-адмирала, подписал грамоту о восстановлении всех заслуг и отличий. После некоторых раздумий Тромп, принимая во внимание надобность в нем принца и не простую ситуацию в стране, согласился подчиняться Рюйтеру. Как и предполагал Вильгельм Оранский, Рюйтер по своей душевной доброте ничего не имел против кандидатуры Тромпа на должность своего второго младшего флагмана.

Места сражений третьей англо-голландской войны

– Только пусть уж на этот раз не своевольничает и во всем слушается меня! – попросил он передать свои пожелания штатгальтеру.

Вскоре оба адмирала прибыли лично к принцу Оранскому, где обещались взаимно забыть прошлые обиды и жить отныне в братской дружбе и уважении друг друга. В присутствии штатгальтера Корнелий Тромп поклялся Рюйтеру, что будет отныне беспрекословно повиноваться всем его приказам.