Игра в гестапо - Лев Гурский

– О-о, я старая! – вполголоса зарыдала негритянка, не дождавшись ответа. – Я ведь так и думала! Я дряхлая, ни на что не годная! У нас в Найроби меня бы давно съели…

Дмитрию Олеговичу стало стыдно за свою черствость. Извиваясь под тяжестью бюста, Курочкин все-таки нашел в себе силы остаться воспитанным человеком.

– Нет, что вы… что вы… – галантно прохрипел он. – Вы не старая… Совсем наоборот…

Дмитрий Олегович и сам не понял, к чему он ляпнул это наоборот. Зато темнокожая путана сразу обо всем догадалась.

– О'кей! – расцвела она. Своей ослепительной улыбкой негритянка тотчас же перещеголяла американского госсекретаря: у нее-то зубы наверняка были свои, а не из кабинета стоматолога. – Наоборот, о'кей!

Черная интердевочка нежно потрепала Курочкина по плечу. Это был ощутимый знак внимания, плечо заныло. Курочкин сжался в ожидании неприятностей.

– Я немножко молода для тебя, дарлинг? – ласково произнесла негритянка. – Пара пустяков, май лав. У меня как раз гостит моя бабушка, ей девяносто восемь лет. До восьмидесяти она считалась самой дорогой женой вождя… Он, как и ты, дарлинг, был геронтолюб…

Кошмарная возможность оказаться в объятиях бабушки придала Курочкину свежих сил. Что есть мочи он заворочался и, отталкиваясь от бюста, наполовину выполз из-под негритянки.

– Я… я не герон… толюб! – тяжело дыша, выговорил Курочкин. – Я совсем не вождь!… Я! Не хочу! Вашу ба… – Ему удалось совершить еще два рывка в сторону, по-прежнему используя мощную грудь темнокожей путаны как надежную точку опоры. Вот такой точки, наверное, в свое время не хватило Архимеду, чтобы перевернуть мир. Но Дмитрий Олегович – не Архимед, ему бы самому вывернуться. Прочь, прочь.

Негритянка с недоумением наблюдала за эволюциями Курочкина. Должно быть, она мысленно перебирала знакомую картотеку всевозможных перверсий и не находила там места для Курочкина. Смысл ФАНТАЗИЙ нового клиента по-прежнему оставался для нее мучительной загадкой.

– Вашу бабушку… – Дмитрий Олегович тем временем сделал еще один самоотверженный рывок и едва не вывихнул о крепкий бюст толчковую руку. – Вашу маму!… – застонал он, принимаясь отчаянно дуть на свое запястье.

Недоумение на лице негритянки моментально сменилось сочувствием. Либо очень хорошей имитацией его.

– О-о, дарлинг, – участливо сказала она. – Ты ушибся, маленький? Тебе больно? Если хочешь, я могла бы тебе дать…

Чтобы не услышать вдруг полезного совета из коллекции вождя-старушколюба, Курочкин предпочел не дослушивать фразу до конца.

– Не надо, – поспешно перебил он. – Спасибо-спасибо-спасибо. Мне хорошо, мне просто замечательно. – Сморщившись, он вновь дунул на запястье: кажется, боль стихала.

Темнокожая путана удивленно вскинула черные брови, задумалась, но вскорости просияла.

– Тебе хорошо, когда больно? – ласково осведомилась она. – Ты мазохист, дарлинг? Я должна тебе сделать больно?

Новый поворот темы ужаснул Дмитрия Олеговича, чуть не лишил его всякой способности к передвижению по кровати. Он знал, что мазохисты добиваются оргазма всякими подручными средствами, от иголок до бензопилы. Одна японка вот так, в процессе, просто задушила своего партнера – по его просьбе, что характерно… Ну, зачем это Курочкину, скажите на милость? А для чего он, идиот, соврал, будто ему хорошо?…

– Я не мазохист, – выдохнул Дмитрий Олегович, стараясь отпихнуть негритянку от себя подальше. Вернее, себя от нее. От страха он взбрыкнул сильнее, чем требовалось, и его пинок оказался болезненным для интердевочки цвета перманганата.

– Дарлинг, ты садист? – моментально спросила ушибленная негритянка. Курочкину почудились в ее словах опасливые нотки. «Сейчас она от меня отстанет… – злорадно подумал он. – Это как раз то, что надо!»

– Да, я садист, – отчеканил Дмитрий Олегович и для наглядности громко щелкнул зубами. Он был уверен, что после таких признаний темнокожая профессионалка сама отпрянет от него в дальний угол кровати. А может, вообще с визгом убежит. Дмитрий Олегович, честное слово, не будет ее преследовать. И не потребует платы назад.

Сначала все произошло так, как и рассчитывал Курочкин. Негритянка отшатнулась от него в дальний угол, к подушкам. Однако это вовсе не было отступлением с поля боя. Из-под подушки интердевочка деловито достала сумочку крокодиловой кожи, извлекла оттуда целые три пары настоящих наручников и послушно звякнула ими о прикроватный столик.

– Я готова, дарлинг, – отрапортовала она и преданно посмотрела на Курочкина. – Ты уже придумал, к чему меня приковать? Здесь, по-моему, нет спинки… Может быть, к батарее? О-о, дарлинг, что же ты раньше молчал? Я просто обожа-а-аю, когда меня приковывают! Если ты устал, я сама могу себя побить… Тебя это возбуждает, май лав? Стукни, стукни меня по правой щеке! Я подставлю левую…

Воркуя таким милым образом, черная интердевочка надавала самой себе оплеух, весело взвизгнула и стала осматриваться в поисках батареи.

– Ах, дарлинг, – шептала она, – ты такой герой! Такой зверь! О-о, коршун…

Обалдевший «коршун» Дмитрий Олегович сперва впал в оцепенение, потом попробовал резко вскочить. Но перина не позволила ему сохранить равновесие. Падая, он наступил негритянке на руку.

– Извините, – пробормотал он, вновь вскакивая и падая. На сей раз он наступил темнокожей интердевочке на ногу. – Изви… – Теперь из-за его неловкости опять пострадала рука валютной негритянки. «Наверное, синяк будет, – виновато подумал Курочкин. – Хотя, с другой стороны, все равно не будет заметно…» Еще секунда – и он с грацией ваньки-встаньки вновь опрокинулся навзничь и угодил коленом в бок интердевочке в купальнике.

– Ну, наконец-то, дарлинг, – томно простонала жертва его неуклюжести. – Тебе так нравится, май лав? О-о, великолепно, необычно! Наступай, наступай же на меня!…

Покрывало было таким скользким, перина – такой зыбучей, а иссиня-черная путана – такой масштабной и раскидистой, что отступающий Дмитрий Олегович без всяких просьб со стороны ухитрился еще неоднократно упасть сверху на негритянку и придавить какую-нибудь часть ее большого тела. На каждое падение путана послушно отзывалась стонами радости и неги.

– Еще! Еще! – взывала она, честно отрабатывая высокий валютный тариф. – Грандиозно, дарлинг!… Такого у меня не было!… Еще!…

Уже в полуметре от края постели-ловушки Курочкин успел еще раза три отдавить несчастной интердевочке ноги, один раз – ладонь, а напоследок – наступил ей на подставленное ухо.

– Медведь! – сладострастно проговорила валютная негритянка и попыталась простонать какую-то залихватскую мелодию. Мотива Курочкин не узнал, поскольку слуха у путаны определенно не было. На последней ноте мелодии он достиг края сексодрома и кулем свалился на пол. «Все, больше не могу… – обреченно подумал он. – К дьяволу ваши либидо, сдаюсь!»

В то же мгновение в дверь деликатно заскреблись. Голос гоблина вежливо напомнил: «Время».

– Время – деньги! – откликнулась негритянка, сразу прерывая свои фальшивые стоны. – Гуд бай, май лав, гуд бай!

Черной торпедой она вывинтилась из кровати и, подхватив сумочку, исчезла за дверью. Только что была здесь, а уже – там. Курочкин услышал, как за притворенной дверью громко зашептались. «Как он тебе? – интересовался гоблин. – Не бил?» «Большой фантазер, – с уважением отвечала „интердевочка“. – Бить не бил, но ногами потоптал. Строгий…» Шепот стал удаляться, хлопнула входная дверь.

Курочкин с трудом поднялся с пола, сдернул пиджак и машинально глянул на прикроватный столик. Надо же! Темнокожая путана до того торопилась покинуть строгого кавалера-топтуна, что даже позабыла свою коллекцию наручников. Теперь они матово поблескивали рядом с большим флаконом «Элениума-Супер». «Убойное сочетание, – усмехнулся про себя Дмитрий Олегович. – Три пары браслетов плюс лекарство с побочными эффектами. Вот они, приметы нашей цивилизации во всей красе. Металл и химия…» Курочкин пожалел улепетнувшую негритянку: кто ей теперь возместит потерю ее собственности? Без наручников честной девушке – как без рук. Вдруг в следующий раз негритянке попадется подлинный садист? «Десять негритят пошли купаться в море…» – замурлыкал он.

И тут до него дошло. С большим запозданием рыбка схватила крючок.

Не десять негритят, а всего только четверо. Три пары наручников, множество комнат и «Элениум-Супер»!

– Господин Сорок Восьмой, – осторожно поторопили из-за двери. – Ваш распорядок. У вас сейчас по плану…

– Иду-иду, – сказал Курочкин. Кажется, он, наконец, придумал.

Первый раз эта компьютерная мелодия просто не понравилась Дмитрию Олеговичу, второй же раз она не понравилась Курочкину чрезвычайно. Как будто человек десять невоспитанных молодых людей в коже и металле собрали вокруг себя великое множество железного хлама, а затем принялись баловаться ритмичным лязганьем. Один раз по телевизору Дмитрию Олеговичу довелось наблюдать игру на пиле: так вот по сравнению с этим лязганьем звуки инструмента для распиливания дров могли показаться журчанием флейты.