Правосудие любой ценой - Александр Золотько

Интересная версия, подумал Гринчук. Идиотские рассказы о тайной ментовской организации, типа эскадронов смерти, он слышал неоднократно. Некоторые даже придумал сам, когда еще работал в райотделе. Чего только не сделаешь, чтобы разговорить упрямого задержанного. Вот в чем Голливуд прав, так это в том, что психологические изыски на допросах обычно сводятся к двум моментам: что беднягу ожидает в тюрьме – жуткие громадные уголовники, жаждущие опустить новичка по любому поводу – и что менты могут сделать с ним же сами, не доводя дело до зоны.

– Понимаете, – глубокомысленно произнес Василий, – следствие – это работа мысли. Это поединок умов. И менты потому проигрывают, что их не учат думать. Схватить кого попало и прессовать.

– Да, – пискнула Оля, – одного нашего знакомого вот так вот взяли на улице и потащили в ментовку. А там…

Дальше из рассказа Оли вытекало, что беднягу в ментовке били, пытали и унижали только за то, что у него нашли несколько таблеток. Всего десятка два таблеток, а вели они себя так, словно нашли у него динамит.

Гринчук снова улыбнулся.

– Правда, Ваня? – обратилась Оля за поддержкой к мужу.

Муж благоразумно промолчал. Писатель также тактично не стал комментировать выступление попутчицы. Торговля наркотой – это всегда торговля наркотой. И это пусть двадцатилетняя девчонка делает страшные глаза по этому поводу.

Василий кашлянул и вернулся к прерванному выступлению:

– Настоящий следователь – это человек, который по разрозненным деталям может воссоздать психологию преступника, образ его мыслей и действий. И тогда он…

Гринчук тяжело вздохнул. Как всякий опер он не слишком любил следователей, не делая при этом особого различия между следователями ментовскими и прокурорскими. И те, и другие, по мнению Гринчука, только и умели, что сидеть в кабинетах, писать бумаги и разваливать дела, которые для них готовят опера.

Гринчук снова вздохнул.

– Мешаем? – спросил снизу писатель. – Мы будем потише.

– Не мешаете, – сказал Гринчук, – а фигню порете.

– Серьезно? – писатель даже выглянул из-под полки, чтобы посмотреть на конкретного пацана, критикующего работника интеллектуального труда.

– Фигню порете совершенно серьезно, – подтвердил Гринчук. – Детектив, это литературный жанр, основанный на фантастическом предположении, что преступления раскрываются благодаря работе ума, а не доносам… И чего-то там еще.

– Это кто же такое сказал? – осведомился Василий.

– Борхес, – сказал Гринчук. – Хорхе Луис.

Василий хмыкнул неопределенно и поерзал на полке:

– То есть… Вы полагаете, что нет умных людей среди…

– Почему? Есть. Только им ум мешает. Вот, например, помните, лет семь назад убили всю семью в пригороде? Еще дом спалили.

– На Поселке, – вспомнил Василий.

– Ага, на Поселке. Начали копать умные люди, обнаружили, что глава семьи приворовывал на работе, занимался обменом денег, даже, как потом выяснили, участвовал в подделке документов для соседней еще недавно дружественной державы. Создали следственную группу, ездочились по стране и за рубеж, искали следы… А потом участковый тупо пошел к соседу и обнаружил у него вещи, пропавшие из горевшего дома. И оказалось, что семью вырезал сосед из-за того, что поссорился с тамошней бабкой. А потом, после того как грохнул старушку, решил не останавливаться, раз уж так вышло, – Гринчук свесил с полки голову и посмотрел на молодоженов. – Девяносто прОцентов всех преступлений совершается на бытовой почве, в ходе совместного распития спиртных напитков на почве неприязненных отношений или в результате внезапно возникшей ссоры. И раскрываются они по горячим следам или после того, как стуканет местный алкаш своему знакомому оперу, что Вася, извините, Прыщ, хвастался в рюмочной, что лично Верку Гниду придушил. Чтобы она, падла, от него пенсию, значит, не прятала.

Оля передернула плечами.

На несколько минут установилась относительная тишина. Стучали колеса, позвякивали ложки в пустых стаканах, и в соседнем купе кто-то кому-то что-то доказывал с использованием лексики условно-цензурной.

– А вы сами не из органов? – спросил, наконец, Василий.

– А все мы из одних и тех же органов на свет появились, – вздохнул Гринчук. – Только некоторые потом в ментовку пошли, а некоторые – нет.

– Ладно, – сказал писатель, – то есть вы утверждаете, что нет таких дел, которые нужно расследовать головой, а не беготней и стукачами.

– Почему? Голова – она всегда пригодится.

– Это вам кто-то умный сказал? – спросила с нижней полки Оля.

Она, видимо, решила, что развязный тип слишком уж давит на журналиста и писателя. А то, что, в отличие от писателя, это развязный тип уступил ей нижнюю полку, было забыто быстро и напрочь.

– Это я сам придумал, – Гринчук снова посмотрел на Олю.

Та с вызовом выдержала его взгляд. Понятно было, кто глава этой молодой семьи.

– Вы сами придумали, Юра? – несколько неприятным голосом поинтересовалась Оля. – А что еще вы можете придумать?

Гринчук перевел взгляд на молодого супруга. Тот сидел, глядя себе под ноги. Спортивный такой молодой человек. Не исключено даже, принимая во внимание мозолистые костяшки пальцев, что какой-нибудь восточный единоборец. Неприятное сочетание – молодой каратист и подруга, уверенная в его непобедимости.

– Три месяца, – сказал Гринчук.

– Что? – не поняла Оля.

– И осталось еще шесть. Рожать вам Оля, где-то в декабре. А свадьба у вас была первого числа. Едете вы в свадебное путешествие на деньги, собранные на свадьбе. Так? Правильно придумал? – Гринчук мило улыбнулся.

Оля быстро посмотрела на супруга, а потом, сама не замечая этого, провела рукой по своему животу.

Теперь уже Иван поднял глаза и посмотрел на Гринчука.

– Угадал, – сказал Гринчук довольным голосом.

Оля перевела взгляд на писателя, потом снова на Гринчука:

– А как…

– Это пусть вон писатель придумаете, – посоветовал Гринчук. – Как автор и журналист.

Василий потрогал кончик своего носа, задумался.

– Ну, – начал он, даже не обидевшись, – кольца действительно свежие. Без царапинок и вмятинок.

Оля посмотрела на свое кольцо. Потом на кольцо мужа.

– Раз вы молодожены, то свадьба была недавно, – продолжил писатель. – В первых числах июня… А, правильно, в мае свадеб стараются не играть. Все верно. А вот по поводу беременности…

– А че тут думать, – засмеялся Гринчук. – Молодые ребята, дергаться под венец по нынешним временам рановато. Шмотки – китайского производства, с оптового рынка. Небогатые. Значит, свадьба по необходимости. Лет им по двадцать, года полтора живут гражданским браком. Родственникам говорили… Олечка говорила, что штамп в паспорте – это сейчас ерунда. До тех пор говорила, пока вдруг не грянула задержка… Извините за подробности.

Оля покраснела.

– После чего Оля отправилась в консультацию, там ей сообщили, что она уже месяц, как готовится стать матерью. Мысль о ненужности штампа исчезла, сожитель был поставлен перед фактом, подали заявление. В апреле свадьбу гулять рано, да и очередь, в мае – нельзя, чтобы потом не маяться, а в июне – нужно быстро, в самом начале. Чтобы муж не передумал, и пока животик не вздуло. Еще чего-нибудь придумать?

Оля обеими руками вцепилась в руку супруга. Тот только вздохнул.

– Да, – сказал Василий. – Впечатляет. Вы точно не из милиции?

– В милиции умники не держатся, – напомнил Гринчук. – Все в писатели ушли.

– У меня такое чувство, что вы недолюбливаете представителей четвертой власти, – Василий посмотрел на Гринчука снизу вверх вопросительно.

Оля что-то прошептала мужу, тот кивнул и принялся стелить постель. Оля вышла из купе, захватив полотенце и мыло.

Голоса из соседнего купе стали слышнее.

– Ваня, – окликнул Гринчук, – ты бы проводил супругу в туалет. Соседи гуляют, и купе у них открыто. А халатик у Оли – по самые некуда. Сексуальный такой халатик.

Иван торопливо вышел в коридор.

– Так чем вы, все-таки, занимаетесь, Юра? – спросил Василий.

– Еду отдыхать на море, – честно ответил Гринчук. – К любимой женщине. А что?

– Пожалуй, – сказал Василий, – я тоже на верхнюю полку полезу. Пусть молодожены рядом спят.

– Ваню жалко стало?

– Если бы у меня такая жена была, – сказал писатель, разворачивая матрас на верхней полке, – я бы может и не женился вовсе.

Из коридора послышался крик, потом какой-то шум. Снова крик. Голоса из соседнего купе вначале затихли, а потом выплеснулись в коридор. Типа, блин, что тут с Петей? Ах ты, падла!

– Сейчас Ваня будет защищать честь жены, – Гринчук спрыгнул с полки. – Обожаю пьяные драки в поезде.

В коридоре пока все было нормально. Один мужчина, в шортах и майке уже лежал. Трое других, в майках и шортах, пытались добраться до Ивана. Иван держал оборону возле самой двери к туалету. Стойка у него была очень профессиональная, за спиной стояла жена, а лицо имело выражение самое решительное.