Тайная песня - Кэтрин Коултер

На ее бедрах осталось его семя, и она медленно подошла к лохани и смыла его. Но его запах не исчез, и Дарии захотелось рыдать, ибо она не могла ненавидеть Роланда.

Что же ей делать?

Впрочем, она знает. Если какие-нибудь ненужные чувства неожиданно займут ее сердце, она избегнет их, предаваясь страсти со своим мужем.

Дария спустилась в большой зал. Скоро она возьмет в свои руки бразды правления. Но сейчас сэр Томас был еще здесь, и ей не хотелось, чтобы он обиделся или почувствовал себя лишним. Слуги как будто отнеслись к ней хорошо. Очевидно, старая Элис, благослови ее Бог, сказала им, что она хозяйка и ей следует подчиняться. Даже Гвин улыбнулась ей, склонившись в поклоне.

Все относились к ней хорошо, все, кроме собственного мужа.

Спустя две недели, в первый понедельник августа, воины короля под предводительством Роберта Барнелла прибыли от графа Реймерстоуна с приданым Дарии.

Его оказалось даже больше, чем она предполагала. Барнелл очень беспокоился, что король страдает от его отсутствия, и в то же время был несказанно рад, что граф Реймерстоун отпустил его подобру-поздорову. Барнелл не знал, Бог ли помог ему, но верил, что это так. Граф позволил им покинуть замок с двенадцатью мулами, груженными поклажей. Если бы Дария вышла замуж за Ральфа Колчестера, она получила бы от дядюшки гораздо меньше. Барнелл настоял на прочтении брачного контракта, который граф подписал с Колчестером, узнал о существовании остального приданого и потребовал его. Это привело графа в еще большую ярость. Слава Богу, он не попытался убить их на обратном пути в Корнуолл.

Дария переводила взгляд с усталого лица Роберта Барнелла на мулов. Там были деньги, посуда, драгоценности. Удивительно, какой большой обоз!

Это громадное наследство теперь принадлежало Роланду.

Увидев мать, Дария закричала и бросилась, пробираясь между людьми, животными и тюками, к женщине, в изнеможении припавшей к холке лошади.

– Мама! Ты здесь! О Боже! Роланд резко повернулся к Барнеллу:

– Что это значит, сэр?

Салин подошел к леди Фортескью и осторожно, словно ребенка, поставил ее на землю. Роланд видел, как его жена обняла мать и заплакала.

– Мне пришлось привезти леди Фортескью, Роланд, – объяснил Барнелл, отворачиваясь от матери и дочери. – Граф бил ее, пока я не вмешался, и грозил расправиться с Дарией, когда та попадет в его руки. Он бы убил ее, если бы я не увез бедняжку. Она еще очень слаба – у нее, должно быть, сломано несколько ребер, и руки все в синяках. Она добрая женщина, Роланд, тихая и кроткая.

Роланд вспомнил, что видел мать Дарии, когда в первый раз приехал к графу Реймерстоуну; в ее глазах были страх и покорность судьбе. Его захлестнуло чувство вины, такое сильное, что он зашатался. Почему же он не наказал Барнеллу привезти мать Дарии! Он был слишком занят собой и горел желанием получить побольше приданого, эгоист и негодяй.

– Спасибо, что ты спас ее. – Он кивнул Барнеллу и направился к Кэтрин Фортескью.

– Миледи, – обратился он к ней, наблюдая за тем, как женщина пыталась выпрямиться и сделать ему реверанс. – Не надо! Дария, твоя мать плохо себя чувствует. Отведи ее в свою комнату – она должна отдохнуть.

Помогая матери лечь в постель, Дария увидела, что все тело у нее в синяках. Она на мгновение закрыла глаза, жалея, что не может в эту секунду убить дядю. Она послала служанку к Элис, и та скоро вернулась со сладким вином и травами. Дария сидела с матерью, пока та не уснула. Она смотрела, как разглаживаются морщины на ее лице, потом отвела прядь рыжих волос, еще не тронутых сединой, и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Ей следовало попросить Роланда привезти мать, но она не подумала о ней, занятая собой, будущим ребенком и упреками Роланда. Она была черствой, непростительно черствой. Прошло много времени, пока она поднялась, расправила платье и позвала Гвин, убиравшую комнату сэра Томаса. Дария попросила ее посидеть с матерью.

– Какая красивая леди, – прошептала девушка. – Я позабочусь о ней.

"И почему я ненавидела Гвин?” – подумала Дария, спускаясь по каменным ступеням.

Дария тихонько стояла в большом зале и смотрела, как слуги вносят сундук за сундуком. Сэр Томас, Роберт Барнелл и Роланд открывали сундуки, обсуждали их содержимое и, улыбаясь, попивали эль. Затем появились кожаные сумки с монетами, и она наблюдала за тем, как Роланд торжественно передал пересчитанные деньги сэру Томасу. Мужчины обнялись. Дария все еще не шелохнулась.

Роланд приказал своим людям отнести два сундука в его спальню. Собственно, это была их спальня, но в исключительных случаях он считал ее своей – Дария хорошо поняла это за две недели своего пребывания в замке. Время пролетело быстро, поскольку ей в Тиспен-Ладоке надо было посетить так много новых мест, познакомиться со столькими людьми, что она не замечала, как один день сменял другой. И она до сих пор еще не взяла в свои руки бразды правления, подумала Дария, следя за тем, чтобы Барнеллу и людям короля подали достаточное количество эля и сладких булочек.

Наконец она села, но продолжала хранить молчание. Это были ее вещи, ее деньги, но никто даже не заметил ее присутствия.

– Чудесные булочки, – облизнулся Барнелл, откидываясь в своем кресле и глубоко вздыхая.

– Не вздумай сказать это моей кухарке, – произнес Роланд и засмеялся. – Ты не соблазнишь ее покинуть меня, хоть ты и слуга Господень.

– Но король, Роланд, язык проглотит…

– Он станет толстым, как бочка, будет рыгать в лицо важным иностранным гостям, разлюбит королеву, потому что будет постоянно занят едой, и в одночасье умрет от обжорства. Англия не может позволить себе такую потерю, сэр. И во всем будешь виноват ты.

Дария засмеялась: это был тот самый Роланд, которого она знала в Уэльсе.

– В любом случае, сэр, – вмешалась она, – Элис никуда отсюда не уйдет. Видите ли, ее связывают с замком крепкие узы, ее волшебство действует только на этой земле, и если она покинет ее, то утратит все свои знания и способности.

– Понимаю, – протянул Барнелл, нахмурившись.

Роланд бросил на жену удивленный взгляд, и она ответила ему тем же.

– Наградил же Бог тебя языком, жена! – заметил он позднее, когда сэр Томас разговаривал с Барнеллом. – Бедный Барнелл.

– Возможно, Роланд, но ты куда остроумнее. Я уже отвыкла от твоих шуток.

– Сейчас нам не до смеха, не находишь?

– Наверное, но я скучаю по смеху. Скучаю больше, чем в Уэльсе с его бесконечными дождями.

Он нежно сжал ее лицо своими ладонями, приподнял подбородок и поцеловал в губы. Приятное тепло разлилось по ее телу. Немного погодя он отпустил ее и спросил;